Избранное. Том 2: Серебряные яйцеглавы; Ночь волка; Рассказы - Фриц Лейбер

С учетом обстановки Гаспар завел привычку ночевать в Рокет Хауз, засыпая на койке Охранника Джо, пропитавшейся уничтожителем вони. Днем же, когда последний диктописец обретал своего хозйина, Гаспар, преисполненный гордости, попросту сидел в Инкубаторе, сложив на животе исцарапанные, исколотые, погрубевшие руки, и молча наблюдал за приспособленными им машинами. Каждый из диктописцев был подключен к яйцеглаву и через неравные промежутки времени то выбрасывал бесконечные рулоны бумаги, то втягивал их для правки. Все это свидетельствовало о том, что законсервированные мозги лихорадочно думали над книгами.

Однако Гаспар не долго наслаждался выпавшим отдыхом, если только постоянную помощь мисс Бишоп и другим няням в повседневной работе можно было считать таковым. Как только яйцеглавы получили машины, они стали требовать созыва конференций с Флэксменом и Каллингемом чуть ли не по нескольку раз в день, настаивая, чтобы их самих, диктописцы и все остальное оборудование тащили в контору, ибо чрезмерная занятость компаньонов не допускала обратного варианта. Гаспар очень скоро понял, что яйцеглавы не нуждаются ни в каких полезных советах наделенных телом людей, тем более не имевших проблем с их творениями, а просто им нравилось совершать эти маленькие путешествия после долгих десятилетий заточения в Инкубаторе.

Получалось так, что на протяжении рабочего дня как минимум десять яйцеглавов с няней, свежими футлярами и прочим оборудованием курсировали между Инкубатором и конторой.

От бесконечных переносок Гаспар не только оборвал руки до полной потери чувствительности, но и начал испытывать дикое отвращение к сварливым, коварным, жестоким и тяжелым, как свинец, мозгам.

Наконец после долгих жалоб компаньоны милостиво разрешили Гаспару использовать для транспортировки яйцеглавов лимузин Флэксмена. Тем не менее ему по-прежнему нелегко приходилось на погрузке-разгрузке, да еще нужно было обеспечивать охрану яиц. После некоторых возражений компаньоны разрешили ввести кое-какую систему безопасности, заключавшуюся в том, что один из братьев Зенгвеллов стоял на часах во время работы Гаспара, а яйцеглавы транспортировались теперь в обычных коробках, а не в подарочных, слишком привлекавших внимание.

И уже как высшая уступка домогательствам Гаспара относительно укрепления защиты перевозимого груза выглядел жест Флэксмена, который торжественно одолжил писателю древний револьвер. Правда, оружие скорее всего находилось в коллекции прапрадеда владельца, но было снабжено соответствующими боеприпасами, изготовленными вручную роботами-оружейниками по старинным стандартам. Впрочем, Гаспар пытался было выпросить более современный пистолет у няни Бишоп, но она вежливо отказала.

Кляня свое незавидное положение, Гаспар не переставал думать об этой симпатичной девушке. Встреться она с ним еще раз, согласись выслушать наедине его жалобы и поверить свои, ему было бы гораздо легче. Однако девушка неумолимо отклоняла все предложения пообедать или даже выпить в перерыв кофе, сопровождая отказы обидными замечаниями типа того, что экс-писатели имеют слишком много свободного времени. Как и Гаспар, она вместе с мисс Джексон ночевала там же, где работала, с той лишь разницей, что ее место было в Инкубаторе. Остальные четыре няни не отличались особой преданностью своему ремеслу, а одна из них даже воспользовалась увеличившимся объемом работы как поводом для увольнения. В связи с этим няня Бишоп, беспрекословно взяв на себя дополнительные ночные и дневные дежурства, устроила тщательную и суровую проверку неукоснительного соблюдения правил Цуки где бы то ни было: в Инкубаторе, в Рокет Хауз или при транспортировке яйцеглавов.

Насколько Гаспар мог судить, он превратился для няни Бишоп в ничтожнейшего из рабов мужского пола. Девушка постоянно орала на него, издевалась и, сколько бы он ни взваливал на себя поклажи, нагружала еще больше. Хуже того, она начала обходиться с Флэксменом с невероятной мягкостью и терпением, с Каллингемом так, будто тот был невообразимо умен, а с Зейном Гортом, когда он изредка появлялся, льстиво и тонко. И только Гаспар, казалось, пробуждал в ней все злобные и темные инстинкты.

Однако иногда няню охватывали странные порывы. Однажды, когда писатель настолько устал на переноске яйцеглавов, что буквально не мог поднять рук, она вдруг стремительно подошла и, крепко обняв, запечатлела на его губах жгучий, дразнящий поцелуй. После чего последовала мимолетная улыбка — и вот уже будто ничего такого и в помине не было!

Когда это случилось во второй раз, Гаспар сжал зубы — от усталости не мог даже сопротивляться — и процедил:

— Ах ты, сучка!

— Не думаю, что ты слишком знойный любовник, — рассудительно заметила няня Бишоп.

— Это не любовь, а мука, — выдавил из себя Гаспар.

— А разве между ними большая разница? Тебе бы надо прочесть «Жюстину» маркиза де Сада, Гаспар. О девушке, которая хочет дать любимому самые сильные ощущения из всех возможных, а что может быть сильнее боли? Именно это девушка и дает ему, дар боли. Занятие любовью, господин писатель, это процесс, включающий в себя изощреннейшие муки, а через два часа, когда боль становится невыносимой, а смерть — неизбежной, вливается противоядие. Конечно, после этого у тебя в руках зомби, но счастливый зомби.

— Ну и когда ты перейдешь к стадии противоядия? — прищурил глаза Гаспар.

— В твоем случае — никогда! — рявкнула няня. — Вставь новый ролик в диктописец Ника. Он подает сигналы уже три минуты. Кто знает, может, он сейчас работает над такой соблазнительной сценой, что она поднимет Рокет Хауз на вершину в списках бестселлеров.

32

Хотя Флэксмен и Каллингем и пальцем не пошевелили в период описанных перипетий, даже с целью поднятия боевого духа персонала или чтобы просто выйти поразмяться из конторы, теперь полностью оснащенной электрозамками, начиная с двери возле уже работающего эскалатора, и они начали уставать от Писательского Дерби серебряных яйцеглавов. Правда, скорее морально, чем физически.

Флэксмен, пытаясь преодолеть свои детские страхи, стал подолгу беседовать с яйцеглавами, яростно и почти безостановочно кивая во время разговора с ними и предлагая сигары в моменты забывчивости. По совету психиатра он даже приказал снять привинченный Гаспаром простой засов, мотивируя это тем, будто тот является скорее символической защитой от страхов детства, чем реальной защитой от нынешних опасностей.

Тем не менее все усилия Флэксмена свелись на нет, когда яйцеглавы узнали о его страхах. Ради собственного удовольствия они стали мучить его рассказами об операции (о великой операции, проведенной Цуки), описывая, как тот чувствовал бы себя отделенным от тела, как отрывали бы ему нерв за нервом, запаивали бы его мозг в металлический футляр, или просто импровизировали и рассказывали страшные истории о привидениях, делая вид, что это части из создаваемых ими книг.

Лимузин Флэксмена уже все реже и реже использовался для транспортировки яйцеглавов, поскольку все чаще возил своего хозяина в долгие оздоровительные поездки в Санта Моника Хиллз.

Каллингем вначале был весьма польщен тем, что яйцеглавы добровольно ищут редакторской помощи. Когда же осознал истинную причину — над ним попросту хотели поиздеваться и, тонко подтрунивая, забавлялись тем, что исследовали мозговые извилины и сокрушались по поводу их ограниченного количества, — то обалдел еще больше Флэксмена. Но в то утро, в которое, по предсказанию Гаспара, у него произошел нервный припадок, длиннотелый директор появился со странной секретаршей (запрет о найме новых сотрудников определенно ее не касался), представив как мисс Уиллоу. Пристроившись тихонько возле Каллингема, она лишь время от времени водила карандашом по страницам записной книжки, но, видимо, как-то по-своему успокаивающе воздействовала на издательского шефа.

Вместе с тем мисс Уиллоу поражала удивительной, хотя и надменной красотой. У Гаспара, едва он ее увидел, просто дух захватило. Не считая немного широковатых бедер и таза, фигура у нее была как у высококлассной манекенщицы. А прекрасная головка венчалась короной глянцевых платиновых волос, великолепно сочетавшихся со строгим черным костюмом и ажурными темными чулками. Ее бледное лицо запоминалось резкой смесью интеллекта и страстности, что также подходило к сивиллам и нимфам высшего разряда.

Гаспар немедленно воспылал к секретарше Каллингема страстью. Ему вдруг пришло в голову, что эта платиновая холодность, если ее слегка подогреть, будет именно тем, что поможет ему отвлечься от странной привязанности к дерзкой мегере Бишоп. Дважды он заставал мисс Уиллоу одну и пытался заговорить, но каждый раз с одинаковым успехом: она абсолютно не реагировала на его присутствие.