ГЕШТАЛЬТ - ТЕРАПИЯ - Клаудио Наранхо

Факт значимости как прямого, так и противоположного пути воздействия ставит терапевта перед выбором практически на каждом шагу во время сеанса. Если пациент не прям в своих высказываниях, терапевт может либо попросить быть прямым, либо преувеличить его непрямоту; если пациент избегает контакта, можно попросить его прекратить или преувеличить избегание. Вот пример из моего сеанса с Джимом Симкиным:

«Смотрю на коврик. Теперь смотрю на потолок. Сейчас смотрю на пятнышко над вашей головой. Теперь на ваши ноги. Начинаю расслабляться. Снова смотрю на коврик. Он очень красивый, на него падает солнечный луч. Слышу птичку за окном. Вижу дверь. Гляжу между вами. Вижу очертания пространства между вашими головами и шеями. Мне это очень нравится - когда не смотрю на вас, чувствую себя свободнее! Всю свою жизнь я чувствовал себя виноватым, одергивая себя, а теперь даю себе разрешение не одергивать себя под вашими взглядами. У меня к вам такое теплое чувство за то, что дали мне эту свободу! Мне еще не хочется смотреть прямо на вас, и все же я начинаю любить вас!»

В случае ненаправленности, которая особо здесь не выделялась, но, как я полагаю, многим будет очевидна, есть то, что я называю «стратегией безответственности». В то время, как целью Гештальт-терапии является доведение пациента до того, как он сможет «постоять» за свои поступки и чувства, а не отделять себя от них, бывают моменты в процессе, который можно понять как трюк, которым терапевт некрторое время поддерживает у пациента иллюзию безответственности или подбадривает его в безответственности. Думаю, что эту идею лучше понять, если взять не Гештальт-терапию, а гипнотерапию. В глубоком гипнотическом трансе обычно терапевт (хоть и не явно) приглашает пациента действовать согласно установке: «Это не я». «Что бы я ни говорил или ни делал - я за это больше не отвечаю, т.е. не несу ответственности. С этой минуты я в трансе, действую же не "я", а мое подсознание. Я не знаю и не узнаю, что я чувствую или выражаю во время сна. И терапевт, и я знаем, что это другое я, alter ego - а не я. Он не будет винить меня за то, что вне моего знания и контроля». Следствием такого отношения является то, что индивид в гипнотическом состоянии может вызвать события, слишком для него болезненные, чтобы их вызывать, выразить чувства, которые он не набрался бы смелости выразить, воспринять вещи таким образом, для которого он не открыт, боясь, что его нынешние взгляды должны будут измениться. Однако, пережив все это, он часто находит, что все чувства, взгляды, воспоминания и т.д., которые казались невыносимыми, он может легко перенести. Трансовое состояние явилось репетицией ответственного противостояния, экраном, на который проецируются определенные переживания до их'полного признания или полного отрицания. Посредством дискриминации пациент окончательно достигает интеграции. Посредством иллюзии безответственности он стал более способным принять реальность и быть ответственным за себя.

Что верно для гипнотического состояния, так же верно для проекции, для осознанной проекционной идентификации, вовлеченной в драматизацию экспрессивного поведения. Я подозреваю, что даже какое-нибудь взрывное поведение, которое имеет место, когда пациенты Гештальт-терапии обыгрывают свои конфликты, может получать свою интенсивность из факта, когда пациенты впадают в полугипнотический транс, в котором временно выходят из обычного психологического центра тяжести, привычной роли и соответствующего контроля.

Одним случаем, где терапевт защищает психологическую безопасность пациента, поощряя его проекцию, является пример, когда терапевт просит пациента завершить в фантазии незавершенную мечту.

Когда терапевт это делает, то полагается на факт, что индивид в бодрствующем состоянии может «грезить» о том, что в настоящем сне - из-за ощущения реальности происходящего во сне - было бы невыносимым. Пациент знает, что в любом месте его фантазии - «это лишь фантазия», и, подобно зрителю спектакля, сознающего свое место в зрительном зале, он способен больше воспринимать и оценивать, чем если бы он был вовлечен полностью. Когда же фантазия завершена, терапевт выводит его из роли зрителя, чтобы он мог теперь на самом деле испытать свой собственный поступок (в основном через обыгрывание).

То же самое можно сказать о межличностной проекции. Когда индивида просят поделиться своим восприятием других, чувствами, которые, как ему представляется, питают другие к нему, этим пациент придаст определенность собственным аспектам в проекции на других. Когда пациент поощрен говорить о «них», он будет говорить о «себе», и психологическое богатство его высказываний о себе может быть пропорционально отсутствию осознанности, что он это делает. Однако, описав «других», он делает первый шаг к пониманию, что описание - часть его самого.

Еще один пример невербальной экспрессии. Индивид может движениями, мелодией или тарабарщиной высказать то, чего не скажет обычной речью, поскольку не знает точно, что он высказывает. Механизм цензуры в нас хорошо развит в отношении того, что мы можем концептуализировать и характеризовать каким-то понятием, но наша физическая экспрессия протекает быстрее, чем осознание того, что мы передаем. Однако после окончания действия значение - часть альтер эго индивида - может быть осознанно, и индивид может осознать ответственность за то, что он только что позволял выражать себе как «не мое» или под личиной бессмыссленности.

Я думаю, что просьба о пояснении перед полной идентификацией с действием или какой-то частью тела является важным шагом, особенно потому, что индивид может быть более «гибким», пока не поймет полное значение того, что он говорит:

Т.: Что бы ваша левая рукасказала бы правой, если бы

умела говорить?

П.: Я холю и лелею тебя…

Т.: А чтобы ответила правая рука?

П.: Мне нравится, когда меня холят. Продолжай,пожалуйста. Без тебя мне будет так одиноко.

Т.: А теперь усадите Бетти на этот стул и скажите ей то же самое.

П.: Мне нравится, когда меня окружают заботой. Без тебя мне будет так одиноко. (Сопит) Я должен сам к себе хорошо относится, поэтому можно забыть, что никто меня не любит.

Что делает терапевт в подобных приведенному случаях? - Он следует истинной причине отстраненности пациента от своих действий таким образом, что начинает говорить не она, а его собственная рука.

Возможно, более четко суть безответственности можно увидеть при обыгрывании. Индивид, играя, ощущает себя как «просто» играющего роль, он «всего лишь» играет, а это именно то, что наделяет его ощущением свободы, которая ему может потребоваться, чтобы выразить определенные чувства. В процессе их выражения, однако, он обнаруживает, что эти чувства - его собственные.

Т.: Выразите свой гнев по отношению к нам.

П.: Только это будет искусственно. У меня здесь ни к кому нет чувства гнева.

Т.: Ну, притворитесь, что вы рассержены.

П.: Ну хорошо, притворюсь. Я тебя ненавижу, Марк, ты всю неделю путаешься у меня под ногами. А мне это не нравится, и надоели твои приставания к Линде. Я тебе больше не друг. И я не притворяюсь! Именно это я и хотел сказать!!

Из-за двойственности природы ситуации обыгрывания - которая в одно и то же время является добровольной игрой и актом экспрессии - очень важным моментом является вводное предложение. Иногда в намерении преодолеть защиту индивида терапевт может подчеркнуть «нарочный» характер поставленной задачи и отложить работу ассимиляции. Перлс часто пользовался фразами «понарошку» или «прикинься».

Параллельно альтернативе стратегии способствования ответственности против временной безответственности или прямоты против уклончивости находится альтернатива открытого выбора терапевтом между актуальностью и фантазией, между настоящим (которое переживается непосредственно) и воспоминаниями, фантазиями, предвкушениями.

Из того, что я сказал о концентрации на настоящем в Гештальт-терапии, может показаться, что единственным техническим реагированием на воспоминания или планы пациента является возвращение его назад к переживанию настоящего. Это не так; в каждом отклонении от идеала Гештальт-терапия руководствуется золотым правилом в восприятии смысла жизни через преувеличение ее превратностей. Когда выбирается «следование фокусировке пациента на прошлом или будущем», терапевт прибегает к стратегии: «Когда вспоминаешь, вспоминай всем сердцем, полностью погрузившись в память переживания воспоминания; при обыгрывании отдавайся обыгрыванию полностью, даже если это означает страдание в перспективе твоих катастрофических ожиданий».

Коснувшись важности теорий и предвидения в психотерапии, следующие два раздела главы я посвящу особым вопросам в отношении прошлого и будущего.

Обращение к Прошлому