Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том I - Юрий Александрович Лебедев

Отметим, что в 1929–1930 гг. Жорж, согласно выписке, прослушал двухсеместровый курс неорганической химии, и сдал экзамены по нему с оценками 5 и 4 соответственно. Наверняка это помогло ему во время учёбы на первом курсе МХТИ.

Коваль говорил о

«достойном похвалы отношении к простому человеку в России и жёстком отношении к простому человеку в США».[339]

Отметим, что беседы, о которых говорил М. Дж. Класс, происходили до 24 октября 1929 года – начала биржевого кризиса и Великой Депрессии в США. Это означает, что намерение переехать в Советскую Россию возникло у Жоржа (и, думаю, у всего семейства Ковалей) до начала серьёзных экономических трудностей эпохи депрессии.

Последующее обоснование основной причины возвращения в СССР тяжёлыми материальными обстоятельствами было только отчасти справедливым. Но, конечно, не беспочвенными! Вот что написал Жорж в своей автобиографии в 1938 году об условиях учёбы в Университете Айовы:

«Для покрытия расходов временно работал (уборщиком, чистил картошку в ресторане и т. д).»[340]

Но не эти виды работ были тяжелы – подработка студентов обычное дело в Америке – а то, что в 1931 году их практически не стало…

К тому же, объяснение отъезда «материальными трудностями» было удобным для отговорки в беседах на эту тему с людьми, не знакомыми с историей жизни Абрама Коваля и плохо представляющими реалии американской жизни и истории того времени.

Как бы то ни было, кризис, конечно, сыграл важную роль в утверждении Ковалей в своём намерении, и катализировал его осуществление.

Плотник Абрам Коваль, кормилец семьи, лишился постоянной работы. «После наступления кризиса в 1929-том году мой отец ходил месяцами без работы».[341] В данном случае Гейби Коваль выражается образно. Вряд ли сам Абрам действительно ходил по улицам Сью-Сити и жаловался на отсутствие работы. Но в те времена такое случалось и буквально:

02.20. Он ищет работу…[342]

Надпись на плакате: «Я владею тремя профессиями. Я говорю на трёх языках. Воевал в течение 3-х лет. Имею трёх детей. У меня нет работы уже три месяца. И мне нужна всего одна работа».

Если бы судьба довела Абрама до такой же степени отчаяния, почти всё, что написано на плакате, мог написать и он. Три профессии – разнорабочий, столяр, плотник. Три языка – идиш, русский, английский. «В революции» три года – с 1904 по 1907. Трое детей – Исайя, Жорж, Гейби. И нужна ОДНА работа, чтобы содержать семью…

Но всё же, помимо кризиса, в семье Ковалей действовали и другие, не менее веские причины, выталкивавшие их из США. Не хлебом единым жив человек!

«Гудбай, Америка?..»

Что же ещё, кроме очевидных материальных затруднений, о которых писал Гейби, лежало в основе решения о реэмиграции?

Ведь в первые годы кризиса (1929–1930) материальное положение семьи Ковалей если и не было благополучным, то и катастрофическим не было тоже. В отсутствие уехавшего в Айову Жоржа его братья – Гейби и Исайя – не предавались унынию, и блистали на любительской театральной сцене Сью-Сити вместе со своими родственниками. Об этом свидетельствуют многочисленные рецензии в городском журнале «The Sioux City Journal» за февраль – июнь 1930 года на спектакли с их участием.[343]

В то время в Сью-Сити жили три сестры Абрама: Голда Гурштель с мужем Герри, Сара Бегун, вдова Морриса Бегуна, Перль Сильвер с мужем Полом Сильвером и их дети, которые также принимали участие в театральных постановках.

Весь «большой клан Ковалей» жил дружно и, когда настали по-настоящему трудные времена, семьи объединились в своеобразный кибутс по адресу 619 Virginia Street. Там, после отъезда семьи Абрама с 1934 по 1937 годы жили Гарри и Голда Гурштели, Пол и Перль Сильверы, Сара Бегун с Эдит Бегун.[344]

Абрам и Этель при отъезде дом не продавали, потому что понимали – в нём будет возможность пережить депрессию и Голде, и Саре, и Перль…

Следующим очевидным фактором являются политические взгляды Абрама, Исайи, Жоржа и Этель. Я не обсуждаю политических пристрастий Гейби, поскольку, в силу его возраста, о них в период американской жизни нет никаких свидетельств.

Но политические идеалы Абрама, Исайи и Жоржа были явно прокоммунистическими, а Этель, хотя и не участвовала активно в политической жизни Сью-Сити, но её «социалистическая закалка» в Телеханах и гармония семейных отношений не позволяют сомневаться – она поддерживала и мужа, и сыновей.

02.21. Этель во дворе своего дома в Сью-Сити.[345]

«Социалистический фундамент» мировоззрения Абрама очевиден. И не удивительно, что при расследовании «Дела Коваля» агенты ФБР в беседах с жителями Сью-Сити получили такие свидетельства:

«Г-н Макс Дервин (Max Dervin) 10 марта 1955 года показал, что Абрам Коваль и Гарри Гурштель активно агитировали за возвращение в Россию, распространяли брошюры о Биробиджане, и хвалили преимущества Биробиджанской области».[346]

Более того, Абрам подчёркивал свою приверженность социалистическим идеям, противопоставляя их идеям сионистским:

«Вся семья Абрама Коваля и семья Гарри Гурштеля не смешивались с «еврейским коммьюнити» Сью-Сити, поскольку они не посещали синагогу и редко принимали участие общественных мероприятиях еврейской общины».[347]

А что можно сказать о сыновьях?

02.22. Исайя, Габриель и Жорж Ковали в Сью-Сити незадолго до отъезда из Америки.[348]

В Америке Шая занимался в изостудии и был художником-любителем. Вот что вспоминала об этом его дочь Гита в 1993 году:

«Он и в Россию приехал с чемоданом красок, которые потом мы, дети, порастаскали на чердаке, где лежал чемодан. Заниматься ему рисованием некогда было… И только когда вышел на пенсию, у него уже склероз был, и руки тряслись, он снова взялся за рисование».[349]

В семейном архиве есть фотографии транспарантов и плакатов, которые Исайя рисовал для рабочих демонстраций.

Взгляните на эту фотографию из семейного архива Жоржа Абрамовича:

02.23. Демонстрация в Сью-Сити.[350]

Этот фотоснимок запечатлел демонстрацию в Сью-Сити, на которой её участники держат в руках транспаранты, изготовленные по рисункам Исайи. На переднем плане плакат с надписью «Партия борьбы твоего класса – коммунистическая партия». Мне почему-то кажется, что господин в шляпе на переднем