Журнал «Вокруг Света» №05 за 1986 год - Вокруг Света

Немного погодя я уже сосредоточенно пришивал паклю к полосе парусины шириной полтора дюйма. Когда вся полоса — длиной семь футов — была готова, я просмолил ее и с интервалами в шесть дюймов набил медные гвоздики. Потом опять опустился в воду и вогнал паклю в щель таким образом, чтобы полоска парусины осталась снаружи, а затем начал вколачивать гвозди в корпус. На вид получилось недурно, только края были растрепаны. Я опасался, что паклю может выбить напором воды, когда «Суахили» наберет скорость, и решил прибить поверх парусины полоску меди. Эту полоску, вообще-то говоря, забыли на борту радиоинженеры, которые устанавливали передатчик. Каюсь, я намеренно не привлек их внимания к этой оплошности.

Находясь в воде, я все время нервно озирался, но не видел ни одной рыбы. А вот когда подготовил медную полоску, то внезапно заметил кружащую рядом с лодкой серую тень. Я наблюдал за акулой минут десять, надеясь, что она уплывет. Я не хотел убивать ее: кровь неизбежно привлекла бы всех окрестных акул, и мне не удалось бы закончить работу. Однако хищница продолжала ходить кругами. Тогда я достал винтовку и бросил в воду несколько листков бумаги, чтобы акула заинтересовалась и всплыла. Сперва хищница прошла в трех футах под водой, а потом развернулась и, постепенно поднимаясь, стала приближаться. Когда рыба всплыла, я нажал на спусковой крючок. Акула яростно забилась, но через полминуты обмякла, и безжизненное тело медленно пошло вниз, пока не исчезло в синеве. Следующие полчаса я внимательно наблюдал за морем: нет, все спокойно. Я спрыгнул в воду и за полтора часа набил медную полоску с левого борта...»

Муатесье и Фужерон отправились в путь 21 августа, Билл Кинг — тремя днями позже. Фужерон и Муатесье по принципиальным соображениям отказались брать с собой передатчики. Эти двое, безусловно, были самыми опытными моряками-одиночками, но Фужерон не добрался даже до «ревущих сороковых» — свирепый шторм, застигший его ночью врасплох, опрокинул лодку. Позднее Фужерон писал:

«Я сворачиваюсь в клубок на узкой койке и жду, когда со мной расправится необузданная стихия. Что делать? Лодку с чудовищной силой швыряет набок. Я распластан и прижат к стене. Кухонная утварь, книги, бутылки, банки с джемом — все, что не закреплено намертво, летит ко всем чертям, а меня вверх тормашками кидает на противоположную стенку. В эту минуту мне кажется, что настал конец...»

Лодка выпрямилась, мачта уцелела, однако Фужерону этого было достаточно — он закончил плавание на Святой Елене.

Командор Билл Кинг прошел Атлантику очень медленно и добрался до Индийского океана, но в конечном итоге его подвела конструкция яхты. Парусное вооружение по типу джонки имеет специфические недостатки. Ванты не предусмотрены, и оттого крепления мачт подвергаются усиленным нагрузкам. Когда в тысяче миль от Кейптауна волна опрокинула лодку, грот-мачта упала. У Кинга не оставалось иного выхода, как вернуться в Кейптаун.

Тем временем Бернар Муатесье обогнал Билла Кинга на две тысячи миль и, несомненно, шел быстрее Робина Нокс-Джонстона. Крайне маловероятно, что Муатесье рассматривал свое плавание как участие в гонках. Перед самым отплытием он заявил: «Люди, которые думают о деньгах и рекордах, не победят. Победят те, которые будут думать о своей шкуре. Я сохраню свою шкуру; может, просто набью пару шишек».

Когда Муатесье вошел в Индийский океан, Робин Нокс-Джонстон уже приближался к Новой Зеландии. Он пересек Тасманово море, впереди по курсу был пролив Фово. Скоро «Суахили» войдет в южную часть Тихого океана, и тогда откроется долгий свободный путь до мыса Горн. Нокс-Джонстон всегда слушал прогнозы погоды ближайшей радиостанции, и вечером 17 ноября в конце прогноза прозвучало сообщение для капитана «Суахили»: «Необходима наша встреча днем у гавани Блафф. Подпись: Брюс Максвелл».

Нокс-Джонстон знал о приближении холодного фронта, но полагал, что успеет встретиться с корреспондентом «Санди миррор» Максвеллом — передаст ему свои заметки и, самое главное, увидит человеческое лицо—очень заманчивая перспектива после долгого одиночества. Но холодный фронт прибыл быстрее, чем он ожидал. На следующий вечер в проливе Фово были предсказаны десятибалльный ветер, ливень и плохая видимость.

Ночью накатили тучи, начался ливень, наперегонки помчались волны. Близость земли в такую погоду внушала самые серьезные опасения, а ведь Нокс-Джонстон вошел в довольно узкий пролив. С большим трудом он сумел обогнуть мыс и выйти в спокойные воды, непосредственная угроза миновала. Понимая, что достичь гавани Блафф в этих условиях не удастся, Нокс-Джонстон принял решение направиться к бухте Отаго, лучше укрытой от ветра. Он достиг ее на следующий день, осторожно обогнул мыс и, к своему ужасу, сел на мель. Дно было песчаным, так что лодка скоре всего не пострадала, и с приливом «Суахили», вероятно, сойдет с мели. Нокс-Джонстон реагировал молниеносно: схватил 30-фунтовый якорь, прыгнул в воду и пошел по дну. Когда дно понизилось и Нокс-Джонстон с головой ушел под воду, ему пришлось то и дело подпрыгивать, чтобы набрать воздуха. Наконец он нырнул и закопал лапы якоря. Теперь Нокс-Джонстон мог быть спокоен: во время прилива лодку не затащит еще дальше в песок.

Брюс Максвелл прибыл на следующий день с массой новостей, но — к неимоверному разочарованию Робина — без почты. Оказывается, после отплытия Нокс-Джонстона организаторы гонок ввели новые правила: в частности, участникам теперь не разрешалось во время плавания принимать что бы то ни было на борт. Максвелл посчитал, что это относится и к почте. По мнению Нокс-Джонстона, такое ограничение было излишним и только подчеркивало неестественность плавания. От Максвелла Нокс-Джонстон узнал, что в путь пустились еще трое. Правда, один из них — Алекс Кароццо — уже выбыл из гонок, а Дональд Кроухерст и Найджел Тетли были позади в Атлантике.

Капитан-лейтенант британского военно-морского флота Найджел Тетли впервые услышал о гонках «Золотой глобус» в марте 1968 года и немедленно стал к ним готовиться. Не найдя солидной финансовой поддержки, Тетли решил воспользоваться своей собственной лодкой — тримараном «Виктрес»,— хотя это была обычная серийная модель, предназначенная скорее для семейного отдыха, чем для одиночного кругосветного плавания.

Тримаран — это бескилевая платформа на трех поплавках. Такая конструкция придает большую остойчивость и позволяет развить немалую скорость — при хорошем ветре лодка буквально скользит по гребням волн, делая до 22 миль в час. Однокорпусному судну такое недоступно. Загвоздка лишь в том, что если тримаран перевернется, то это уже окончательно.

Тетли сам переоснастил свою лодку и 16 сентября вышел в море.

Дональд Кроухерст тоже решил идти на тримаране, хотя практики в обращении с ним не имел никакой. Было очевидно, что выйти раньше конца октября — крайнего срока, установленного для участников гонок,— не удастся, и нечего надеяться обойти моряков, стартовавших раньше. Оставалось идти на побитие рекорда времени, а для этого требовалась действительно быстроходная яхта. Кроухерст решил построить тримаран наподобие «Виктрес» Тетли, но с обтекаемыми, усиленными надпалубными сооружениями и массой электронных устройств, повышающих безопасность плавания. На все это, конечно, требовались деньги, но Кроухерст преодолел и финансовый барьер.

Тримаран был задуман как коллекция новинок. На верхушке мачты предполагалось расположить «мешок плавучести»: если лодка ляжет на бок, электронные датчики, расположенные в трюме, подадут сигнал, и мешок автоматически наполнится воздухом из баллона. Имелось также множество других электронных устройств, которыми должен был управлять компьютер, установленный в кабине. К сожалению, воплотить эти идеи в жизнь Кроухерсту так до конца и не удалось. Помешали спешка и его собственная несобранность.

Кроухерст отплыл в три часа пополудни 31 октября, незадолго до истечения крайнего срока. И сразу же начались неприятности: выяснилось, что «мешок плавучести», накануне в спешке прикрепленный к мачте, зажал намертво два фала, так что нельзя поднять ни стаксель, ни кливер. Кроухерст потребовал, чтобы его отбуксировали в гавань и там починили такелаж. Наконец против сильного южного ветра он вышел в залив Лайм и исчез в пелене моросящего дождя.

Плывя по Ла-Маншу, Кроухерст разобрал груды имущества в кабине и на палубе, но в последующие несколько дней безнадежность затеи проступала все отчетливее. Стал барахлить авторулевой, обнаружились дефекты герметизации люков — левый поплавок принимал воду. У Кроухерста была мощная помпа, но в суматохе сборов пропал длинный гибкий рукав для откачки воды из отсеков. Теперь это можно было сделать лишь вручную — медленный и изнурительный процесс, совершенно бессмысленный в бурном море, потому что, как ни откачивай, в открытый люк будет постоянно хлестать вода.