Как в СССР принимали высоких гостей - Оксана Юрьевна Захарова

Документы Фонда протокольного отдела за 20-е и 30-е годы написаны не сухим канцелярским, а «живым» и в большинстве своем литературным языком, они наполнены историей человеческих отношений, в которых могут возникнуть различные ситуации, в том числе и нелицеприятные.

Флоринский тщательно разбирает каждый случай, не с целью покарать провинившихся, а чтобы впредь официальные лица на протокольных мероприятиях не дискредитировали советскую власть в глазах иностранных представителей. Следует отметить, что к каждой делегации был приставлен специальный агент, который составлял отчет о ее пребывании. В большинстве этих документов осуждается поведение гостей, которые без разрешения властных структур отступали от утвержденной программы. К примеру, посещение в октябре 1931 года датской делегацией бала у концессионера Снау-Кельдсена, после официального банкета, было воспринято советской стороной как «определенное хамство» [16].

Не устраивала Протокольный отдел и деятельность «Интуриста» в работе с иностранными делегациями. Так, во время визита датских представителей в Ленинград было отмечено, что «следовало бы обратить внимание «Интуриста» в Москве, что его филиалы работают весьма скверно. В частности, оставляет желать много лучшего подбор гидов, которым, к сожалению, нельзя поручить ни одного самостоятельного дела», – сообщал в своем донесении в Москву агент Орлов-Ермак [17].

Несмотря на активную деятельность Протокольного отдела НКИД, было бы слишком смело заявлять о том, что к середине 30-х годов наблюдается тенденция закрепления норм дипломатического протокола, которые относятся как к церемонии встреч и проводов иностранных делегаций, так и к правилам поведения самих дипломатических работников, аккредитованных в Москве.

В этом отношении весьма показательна встреча 1 февраля 1935 года польского поверенного в делах с представителем НКИД, который требовал у польского дипломата объяснений поведения некоторых членов дипломатического корпуса, которые во время проведения одного из официальных мероприятий сидели во время «пения нашего гимна» [18].

В ответ на это польский дипломат заявил, что он полагал, что «исполняется не гимн, а поется партийная песня». Слова «Интернационала», по его мнению, не носят характер гимна, а являются песней революционных рабочих с призывом к свершению буржуазии. Поэтому гимном он считал музыкальное исполнение и в торжественных случаях всегда вставал. В данной ситуации речь шла не об исполнении гимна при появлении Калинина в его честь, как главы государства, а о пении «Интернационала» в честь Сталина, как вождя пролетариата.

В ответ на доводы польского дипломата представитель НКИД заметил, что его объяснения только ухудшают сложившееся положение. Слова «Интернационала» не нравятся представителям буржуазных государств, так же как и нам не нравятся слова многих национальных гимнов, в особенности монархических. Но соблюдение норм международной вежливости заставляет наших представителей всегда вставать или обнажать головы при исполнении гимнов. Что сказала бы польская власть, если бы наш советский представитель в Варшаве при пении польского гимна в честь Пилсудского демонстративно сидел на том основании, что Пилсудский не является формальным главой государства?

В свою очередь дипломат заметил, что в СССР не разработан «протокольный церемониал» [19], который определял бы, в каких случаях дипломаты должны вставать, тем более что за границей он много раз слышал пение «Интернационала» на разных языках и все понимали, что это революционная песня.

Советская сторона продолжала настаивать, что в данной ситуации никаких правил не требуется, так же как всем и так ясно, при исполнении гимна нужно вставать.

Еще одной претензией со стороны НКИД к дипломатическому корпусу являлось нежелание дипломатов стоя приветствовать советских вождей. В частности, когда при открытии съезда зал овациями встречал Ворошилова, то многие дипломаты встали со своих мест, так как лично знакомы с Ворошиловым, но когда начались овации незнакомым им лицам, в частности Сталину, то они не поднимались.

По итогам этой беседы НКИД принял решение не делать представления соответствующим посольствам (при исполнении «Интернационала» не встала примерно половина дипломатов, в том числе представители Германии и Японии, на что обращено особое внимание в донесении), надеясь, что они сами поймут «неправильность своего поведения» [20].

В определенных политических обстоятельствах дипломатическая вежливость превращается в «дипломатическое хамство».

И все же основная деятельность сотрудников Протокольного отдела была направлена не на выяснение отношений с членами дипломатического корпуса, а с подготовкой и организацией официальных визитов зарубежных делегаций, которые в большинстве случаев (в период с 1934 по 1937 год) возглавляли министры иностранных дел.

С июля 1934 по сентябрь 1937 года СССР посетили: министры иностранных дел Эстонии (июль 1934 года), Литвы (август 1934 года), Латвии (октябрь 1934 года, июнь 1937 года), Франции (май 1935 года), Афганистана (март 1936 года), Норвегии (апрель 1936 года), Финляндии (февраль 1937 года), Латвии (июнь 1937 года), Швеции (июль 1937 года), Турции (июль 1937 года), Ирана (август 1937 года), а также председатель министров МНР (октябрь 1936 года) и министр просвещения Франции (сентябрь 1937 года).

Программа пребывания высокопоставленных гостей предусматривала визиты к Калинину, Молотову и Литвинову, осмотр Кремля, Московского метрополитена, экскурсию по Москве, посещение Большого театра, осмотр промышленных объектов Москвы, а с июня 1937 года – канала Москва – Волга.

Программа визита председателя МНР носила более расширенный характер и предусматривала посещение воинских частей и военных объектов: авиазавода, Монинской авиабригады, Кавалерийской дивизии имени И.В. Сталина[5] [21].

Особым направлением в работе отдела были взаимоотношения с немецкими дипломатами. 2 сентября 1932 года заведующий Протокольным отделом НКИД Флоринский получил из Берлина от советника Линде информацию, что 10 сентября пароходом через Ленинград в Москву выедет первый помощник заведующего протокольной частью Аусамта фрейхер Герберт Мумм, которому «очень хорошо известны персоналии государственных кругов Германии. В последние два месяца он работал и в канцелярии Рейхс-президента. К нам он относится весьма хорошо. Сам он молодой человек, ограниченный в средствах, и интересуется всякими тибетскими и китайскими безделушками» [22].

Линде просит Флоринского взять гостя под свою опеку и дать ему возможность осмотреть Кремль и театры. «Человек он простой, но весьма культурный и не испорчен бюрократизмом, может быть полезен и сообщить целый ряд слухов из первоисточников. Буду Вам весьма благодарен, если Вы его обласкаете и дадите возможность уехать довольным из Москвы», – заканчивает свое послание Флоринскому Линде [23].

Таким образом, Москва делает все возможное, чтобы получить необходимую информацию из Берлина, в том числе используя для этого сотрудников Протокольного отдела НКИД в Москве и их коллег в Берлине.

15 сентября в Протокольный отдел поступает информация из Батуми о том, что через город проследовала германская хозяйственно-правительственная делегация. Гости осмотрели нефтеперегонный завод Азнефти и Ботанический сад, затем поехали в Кабулеты для купания и в Чакву для осмотра завода и чайных плантаций. Вечером