Городомля: Немецкие исследователи ракет в России - Вернер Альбринг

В Городомле весна. В апреле растаял снег. Уже в конце месяца на большом озере вскрылся лед, и под теплым майским солнцем исчезли все следы снега. Луга покрылись нежным покровом травы, на всех кустах появились почки. Из-за северного расположения острова солнце долго оставалось на небе. Под его лучами природа быстро расцветала, и уже в июне все было в полном великолепии, так же, как в это время и на нашей родине. Но здесь в июне ночное небо уже не бывает темным, оно бледно-зеленое. Дымка позднего багряного вечера сливается на северном горизонте с розовой утренней зарей, предвещая восход солнца.

В мае господин Клозе каждый вечер собирал свою труппу на лесной сцене. Сооружение открытого театра было завершено выкорчевыванием нескольких деревьев на площадке и устройством склона для зрителей. Много труда потребовало рытье колодца, из которого появляется водяной — сам Клозе, и в который должна упасть молодая девушка — Сабина. На сцене были построены также декорации деревянного домика.

Господин Клозе основательно переработал драму Герхарта Гауптманна. Он вычеркнул весь второй акт, действие которого происходит в доме колокольного мастера, и сократил многие длинные монологи первоначального текста.

Все сцены репетировались много раз. На генеральную репетицию были приглашены некоторые зрители. В партере сидела и моя жена с нашей пятилетней дочкой. Девочка с интересом смотрела балетные танцы. Отзвучал печальный вальс. Туман застилает горные луга. Но как только проясняется, все танцующие эльфы исчезают. С гор тихо спускается лесная девушка. Глубоко опечаленная, в раздумьях о пропавшем, она отказывается от жизни и прыгает в колодец. Затем, принесенный оленем, на сцене в поисках возлюбленной появляется колокольный мастер. Напрасно зовет он ее. Но из партера раздается детский голосок: «Папа, посмотри-ка в колодец, она туда забралась».

Провал на генеральной репетиции исполнители посчитали хорошим знаком для удачной премьеры. Так и случилось, 17 июля 1948 года принес нам большой успех. Невестка Лидди праздновала в этот день свое двадцати двухлетие. Актеры были счастливы, зрители глубоко взволнованы.

В это же самое время господин Зигмунд со своей театральной труппой поставил на открытой сцене пьесу Шекспира «Шторм». Зрители подсмеивались над описываемыми в пьесе кораблекрушением и жизнью на острове, в которых они нашли много параллелей с нашим положением.

Да, в Городомле было две театральных труппы. Соперничество за признание зрителей, которого можно было добиться только хорошей игрой, очень подняло уровень мастерства. Обе группы работали с разными исполнителями, только «звезды» играли на обеих сценах. Сабина Фризер, наша «лесная девушка» из «Затонувшего колокола», также принимала участие в спектакле «Шторм».

В ноябре, когда стало совсем холодно, но снег еще не выпал, хмурые серо-коричневые тона природы опять напомнили нам время нашего приезда два года назад. На театральной афише значилось, что 14 ноября в клубе господин Клозе показывает комедию Генриха Клейста «Разорванный круг». Среди исполнителей стояли имена Ульриха Бранке — судебного пристава, господина Яффке — деревенского судьи Адама, Гертруды Альбринг — Марты Руль, Сабины Фризер — ее дочери Евы, Вальтрауды Пауера, одноклассницы Сабины — Бригитты и второго одноклассника Ганса Кирста, он играл роль слуги. Мне досталась роль писаря Лихта.

Опять несколько месяцев репетиций, шились костюмы, мастерились парики, строились кулисы, пока, наконец, не была назначена премьера. В клубе для артистов не было специальных гримерных, все приготовления происходили на сцене за закрытым занавесом. Актеры переодевались дома, а затем, спрятав парики и костюмы под большими шляпами и широкими пальто, спешили в театр. На сцене перед самым началом шла взволнованная суета. Кто-то спотыкался о реквизиты, кому-то понадобилось зеркало, на другом конце спешно дошивали костюм. Из зрительного зала слышно журчание голосов большого количества людей. Я посмотрел в небольшое отверстие в занавесе. Лица были видны смутно, различались только головы зрителей в заполненных рядах, все остальное тонуло в коричневой темноте. «Овободить сцену», — приглушенным голосом командует режиссер. Все спешат за кулисы. Деревенский судья Адам с большой повязкой на голове садится на судейский стул, опускает ногу в ведро с водой. Звучит первый гонг. Зрительный зал затихает. Слышен громкий стон Адама. Второй гонг и занавес раздвигается.

После полуторачасовой игры, когда актеры после многочисленных поклонов под дружные аплодисменты зрителей за закрытым занавесом наконец счастливо пожимали другу руки, наша дочка, которую Лидди привела на сцену, высказала первое критическое замечание: «Было очень скучно, я устала». Но в этом мнении она была одинока. Все последующие дни зрители высказывали нам очень большую признательность за легкую, беглую и веселую игру. Гертруд с полным правом могла радоваться многим хвалебным отзывам. Ее игра была очень хорошей. Альфред Клозе очень долго уговаривал ее обернувшись подушкой играть толстую голландскую крестьянку, гораздо старше, чем она. Он рассказал ей, что его пятидесятилетняя жена согласилась в «Затонувшем колоколе» играть девяностолетнюю Виттихен.

На следующее лето группа Клозе играла на лесной сцене пьесу «Двенадцатая ночь, или Что угодно» Шекспира. Гельмут Фризер — шут, Ульрих Бранке блистал как Мальволио, Сабина играла Виолу, а я был ее партнером герцогом Ориено. Группа Зигмунда в сумерках на лесной сцене сыграла «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Зимой на клубной сцене была отлично поставлена пьеса Оскара Уайльда «Как важно быть серьезным», а также «Турандот» Шиллера.

Позже исчезнувшие общественные представления превратились в студийные, которые устраивались в квартирах для приглашенных гостей. Между театральной группой и руководством острова начались трения. Господин Клозе переработал полную драматизма прелестную новеллу Оскара Уайльда «Кантервильское приведение». Пьесу, прежде чем она была предложена к общественному представлению, долго репетировали. Один из незначительных служащих островного руководства господин Клеменко, ответственный за гражданский сектор, попал в затруднительное положение. В списке разрешенных зарубежных драм этого названия, разумеется, не было. Сам он без официально полученного подтверждения не отважился разрешить постановку. Но не под этим предлогом, «а потому что приведений нет». Ну да, мелкий чиновник везде может принести огорчения, не только в Городомле. Группа Зигмунда также совсем отменила общественные выступления после того, как служащий сделал актерам выговор «за ослабление интенсивности театральных постановок».

Но отмена общественных постановок имела еще и другие причины. Более чем четырехсотенный коллектив был неоднородным сообществом. Оставались очень большие группы людей, которые не одобряли общественную самодеятельность. Они аргументировали это тем, что театральные постановки, а также спортивные состязания покажутся русским свидетельством того, что нам так хорошо живется, что мы даже не хотим возвращаться к себе на родину, в Германию. Проблема возвращения была настоятельным и очень угнетающим всеобщее настроение вопросом. Шел год за годом, молодежь взрослела, но с русской стороны не было ни одного компетентного человека, который мог бы ответить на постоянно задаваемый вопрос о нашем возвращении.

Театральные спектакли и праздники переместились в квартиры в круг близких друзей. Но и эти представления, в конце концов, стали окрашиваться чувством общего беспокойства и нервозности. В 1951 году мы пригласили чету Бранке на маленький праздник под девизом «Островное неистовство-сумасшедший дом». Но я забегаю вперед.

В 1949 году у Бранке играли подготовленный к китайскому празднику укороченный вариант пьесы Клабунда[13] «Меловой круг». Режиссировал Гельмут Фризер. Я должен был учить роль принца Пао: «Один из многих принцев императора. Их было так много, как капель дождя в апрельский день. А выбор императора это своего рода государственная лотерея». Тем не менее, он станет императором и сможет уладить спор о ребенке молодой Хайтанг. Хайтанг играла Сабина Фризер.

Гельмут Фризер режиссировал также одну из небольших драм Гофманнсталя «Белые веера». Она была сыграна в качестве неожиданного подарка ко дню рождения его жены. Группа Зигмунда в эту же зиму пригласила нас на постановку Гофманнсталя «Рудник Фалуна».

К концу нашего пребывания, в ноябре 1951 и в мае 1952 г. Альфред Клозе поставил для избранного круга еще две значительные инсценировки: «Тартюф» Мольера с Гельмутом Фризером в главной роли и драму Стринберга «Хмель», которую когда-то ставили в Парижских художественных салонах, со стремительной Сабиной в роли «легкомысленной девушки» и мной в качестве поэта Мориса.