Второй шанс (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

– Пока ты и сам неплохо справляешься, – продолжил Шульгин, – но всё равно, думаю, помощь ветеранов лишней не будет. Да что там, я тебе сам столько всего могу понарассказать… Я же всю войну прошёл: в июле 41-го был призван, оборонял Москву, участвовал в Можайско-Вяземской наступательной операции, потом нашу дивизию перебросили под Сталинград, брал в плен Паулюса… Не лично, конечно, но видел Паулюса живьём. А закончил войну в Праге, имея ордена и награды, перечислять которые, думаю, нет смысла. Кому надо – и на планке увидят. Как тебе такая биография?

– Героическая, – совершенно серьёзно сказал я. – Пожалуй, я бы записал ваши воспоминания.

– Тогда выбирай время.

– У меня сегодня тренировка в семь, нужно будет ещё домой заскочить, переодеться и форму взять. Часа два есть в запасе.

Нет, не то что я зря потерял время, записывая в течение пары следующих часов воспоминания фронтовика – я действительно узнал кое-что любопытное, что могло пригодиться в создании книги. И я некоторые моменты обязательно использую. Ничего страшного, что имя полковника придётся дописывать в предисловии как консультанта.

Главное же, что я приобрёл союзника в лице Шульгина. В XXI веке эта должность не так значима, как сейчас. В СССР Советы ветеранов считаются реальной силой, благо что этих самых ветеранов в живых осталось ещё немало, а многие занимают высокие посты. Не говоря уже о членах Политбюро, там тоже хватает фронтовиков, а не только тех, кто отсиживался в тылу, типа Андропова или Черненко. Кстати, последний даже успел нашей Пензенской областью поруководить после войны. Шелепина тоже можно вспомнить. «Железный Шурик» периодически мелькает в книгах о попаданцах в числе кандидатов в генсеки, но фигура, скажем честно, неоднозначная… Хотя что уж тут, идеальных политиков не бывает. Иногда, чтобы удержаться у власти, приходится идти на непопулярные меры или вообще таких свиней подкладывать конкурентам… Даже физическое устранение на этом фоне не кажется чем-то из ряда вон выходящим.

Вечером я первым делом отдал тренеру справку из диспансера. Учитывая, что, в отличие от прошлого раза, я выглядел вполне бодро, Храбсков предложил под занавес повторить комбинацию с двойкой прямыми, сокращением дистанции, боковыми ударами и джебами на отходе. Но на этот раз предложил разрывать дистанцию не по прямой, а с уходом в сторону. Тем самым осложняя противнику задачу догнать меня своими джебами, если, конечно, он после моей атаки будет в состоянии это сделать.

На прощание Валерий Анатольевич снова напомнил о грядущем турнире.

– У тебя ведь II юношеский?

– Вроде бы да…

– Так вот, в твоей весовой категории, я узнавал, будут обладатели II и I разрядов, ниже не заявлялись. А по нормативам, если не в курсе, три победы над второразрядниками и уж тем более над перворазрядником, если попадётся, дают тебе право на присвоение I разряда. Ты понимаешь, что тебе есть к чему стремиться?

– Согласен, Валерий Анатольевич, заполучить I юношеский – это хороший стимул, – улыбнулся я.

Кстати, только на днях, роясь в ящике стола, обнаружил «Зачетную классификационную книжку спортсмена», согласно записи в которой я и впрямь являлся обладателем II юношеского разряда по боксу. Потом уже вспомнил, что да, выдавали мне такую книжечку, но потом она куда-то затерялась с концами.

В пятницу после уроков, как и обещал, Бузов явился принимать экзамен у нашего хора. Рядом с ним в первом ряду актового зала уселись завуч, завхоз и преподавательский состав в лице учителей истории, алгебры и геометрии, эксплуатации подвижного состава и – отчего душа моя затрепетала – Верочки.

На авансцене – наш хор из шести человек. Помню, читал где-то, что смешанный хор – минимум 12 участников, но нам приходится довольствоваться тем, что есть. Тем более что два микрофона подключены, мы с Валей тоже будем негромко подпевать.

– Ну что, готовы? – спрашивает Николай Степанович и, когда я подтверждаю это кивком головы, даёт отмашку. – Начинайте!

Следом я сам даю отмашку, и наше инструментальное трио играет вступление, изображающее сначала тихий, затем всё более громкий стук колёс по стыкам рельсов. И вот уже пошла маршевая мелодия, вступают хористы. И я вижу, как не только Бузов, но и ещё несколько человек притоптывают в такт гимну. Похоже, зацепило, и я не могу сдержать довольную улыбку.

А когда мы закончили, Николай Степанович первым принялся аплодировать, а за ним подхватили остальные. Впрочем, овации устраивать не стали, похлопали секунд десять, и на том успокоились.

– Как вам товарищи, понравился гимн? – спросил директор, делая пару шагов к сцене и оборачиваясь к слушателям.

В ответ раздалось разноголосое:

– Отлично! Неплохо! А ничего…

– Ничего, – передразнил Бузов нашего завхоза. – По мне так здорово! Молодец, Варченко, не подвёл.

Я подошёл к краю сцены и Бузов крепко пожал мне руку.

– И музыканты молодцы, и хористы… Все молодцы! Вот это я понимаю – настоящий гимн железнодорожников!

После чего, заставив меня склониться со сцены, чтобы лучше слышать его негромкий голос, крепко уцепил меня за плечо:

– Варченко, признайся, это точно ты сочинил?

Конечно, я мог бы сказать правду, но зачем? В данный момент авторы будущего гимна, возможно, ещё и на свет не появились, получается, я ничего ни у кого не украл. Поэтому ответил, искренне глядя в глаза:

– Николай Степанович, обижаете!

– Ладно-ладно, не дуйся, – хмыкнул директор, наконец-то отпуская моё плечо и, снова оборачиваясь к зрителям, добавил. – А жаль, что День железнодорожника уже прошёл, ещё почти целый год ждать[18]. Ну ничего, в октябре в ДК Дзержинского будет отмечаться юбилей Пензенского отделения Куйбышевской железной дороги, я сделаю всё, чтобы наш хор там тоже выступил. Это будет хорошим довеском к успехам нашего училища. В прошлом году мы выпустили…

Дальше минут на пять перед собравшимися директор толкал речь, сколько было выпущено помощников машинистов и проводников (на трёх курсах помимо девушек учились и трое юношей, почему-то выбравших для себя эту профессию). Вспомнил и тех выпускников, кто в профессиональной карьере добился серьёзных успехов. В общем, народ стал позёвывать – я-то уж точно – когда наконец выступление закончилось и Бузов разрешил всем валить восвояси. Хору тоже было разрешено идти, а мы втроём остались репетировать дальше.

А сам Бузов перед тем, как распрощаться, ткнул пальцем в надпись на «бочке»:

– А это что?

– Название нашего ансамбля, «Гудок», – слегка холодея внутри, ответил я. – Написано латиницей, потому что наши поезда ходят и за границу. Вдруг наш гимн будут играть в них, и его услышат в какой-нибудь дружественной Венгрии. А как вы знаете. Та же Бекешчаба – побратим Пензы. И представьте, в наш город приезжает делегация железнодорожников из Бекешчабы, и их руководитель спрашивает: неужели в этом небольшом городе живут авторы известного даже за границей гимна? А вы говорите, мол, если хотите. Познакомлю, они даже смогут выступить с хором перед вами. И вот венгры заходят в наш актовый зал (да что там, берите выше, в ДК железнодорожников!), и сразу видят название нашего ансамбля на большом барабане. А так как английский язык международный, то они сразу смогут прочитать название. К тому же написанное эдакими фигурными вензелями, красиво же, согласитесь?

В общем, нагородил я с три короба, как Остап вешал лапшу на уши любителям шахмат в Васюках. Что самое интересное – прокатило.

– Хм, оригинально… И правда, вдруг иностранцы заинтересуются, – провёл по залысине ладонью Николай Степанович. – Ладно, пусть будет, и готовьтесь к выступлению на юбилее отделения железной дороги. Я для вас постараюсь.

– Так может, мы помимо гимна ещё что-нибудь исполним?

– А у вас ещё что-то есть про железнодорожников?

– Ну-у… Пока нет, но можно попробовать сочинить песню про проводников.

– Сможешь? Хотя, думаю, после гимна ты сможешь всё. Ладно, уговорил, работайте! И кстати, может, есть какие-то просьбы?