Я создаю чудовищ - Сергей Александрович Елисеенко

будущем. Вероятном к тому же. Сейчас нужно закончить приготовления к маршу моих антропоморфных богомолоприматов и запрограммировать их действия. Дел-то вагон и маленькая тележка, так что рассиживаться некогда.

– Эй, чудище моё прекрасное. Давай, снимай одёжку. Братиков тебе делать будем, – хмыкнул я, отдавая приказ химере.

Существо послушно начало расстёгивать пуговицы бушлата и, разумеется, отрывать их с треском. Силушкой создатель, то есть я, не обидел. Притормозив Специфика, я быстро раздел его и ещё раз внимательно осмотрел. Со спины действительно можно и за человека принять. А вот в лицо лучше не смотреть. Нужно что ли маски какие-то придумать или… мне вспомнилась древняя история, где один безумный метапрактик решил сотворить химеру, которая могла принимать любой задуманный облик. И делала она это довольно своеобразным способом. Покров мозаичного организма был гибким и пластичным, а ещё, благодаря частям хамелеона и осьминога, мог менять цвет. Причём, не просто создавать красивые переливы, а делать полноценную картинку с мельчайшими деталями. И в рассказе главный герой как раз столкнулся с подобной химерой. Она приняла облик его любимой. Полностью повторила лицо, форму тела и даже голос. Вот только памятью человеческой не обзавелась. В итоге, как в любой правильной сказке, зло было наказано, а добро восторжествовало.

Собственно, это воспоминание мне и дало идею, что я вполне могу нанести контуры человеческого лица на хитиновые пластины богомолопримата. Они будут работать наподобие створок. Когда потребуется, раз и съехались вместе, создавая нужную мне иллюзию. На близком расстоянии, разумеется, не сработает. А вот издали вполне сойдёт. И не нужно будет искать какие-то маски или натягивать головные уборы по самый рот. Натуральная (ну почти) маскировка самая лучшая. Вон на бражника мёртвую голову посмотришь и сразу поймёшь почему его так назвали. А ведь сама природа и потрудилась. Вот и используем её заготовки.

Глава 22. Как запряжёшь, так и поедешь

Мы сидели со Степанычем и попивали чай. Пока мои человекообразные химеры изо всех сил изображали бойцов Красной Армии и солдат Белого движения. Насколько хорошо у них это получилось, я узнаю совсем скоро. Скорее всего, уже завтра. А пока можно было насладиться минуткой спокойствия и приятной беседы.

– Что теперь думаешь делать? – поинтересовался у меня Василий, хрустнув сахаром.

Он почему-то не растворял его в чае, а ел вприкуску. Я на чужие вкусовые привычки внимания не обращал, но заметку у себя в голове сделал. Может, так и вправду вкуснее?

– План есть, и мы будем его придерживаться, – в стиле старой шутки ответил я, – на самом деле перво-наперво хочется остановить всё это кровопролитие. Но тут слишком много неизвестных факторов. Так что действовать нужно осторожно и тщательно всё продумывая.

– Мысля добрая. Вот только не зря говорится, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Подходить и правда к этому делу нужно с умом. Слишком много у народа противоречий возникло. Кажется, уже чуть что не так скажешь и сразу в смертоубийство лезут, – кивая головой, говорит Степаныч.

В какой-то степени я с ним согласен и прекрасно его понимаю. Всё-таки он здесь родился и вырос, поэтому на себе ощущает все социальные и культурные трансформации в обществе. А я, считай, без году неделя в новом мире и уже хочу свои порядки наводить.

С другой стороны, взгляд из вне иногда вполне видит то, что не замечают изнутри. Для меня уже вполне понятно противостояние большевиков и монархистов. Столкнулось новое и старое. Желание всё изменить к лучшему и традиционализм, переходящий в радикальный консерватизм. И людей сейчас активно перетаскивают то на одну, то на другу сторону баррикады. Каждый вещает свои лозунги, каждый уверен в своей правоте.

А есть ещё и зелёные вкупе с чёрными. По сути, они бьются против всех, видя третий путь для русского народа. Где не будет власти Советов, и царь, как единый правитель, тоже отсутствует. С какой-то стороны это дичайший анархизм. В мире, откуда я прибыл, такие опыты были. Но, к сожалению (или к счастью), почти всегда оканчивались самым плачевным образом. Всё же человеку нужны хоть какие-то границы, законы и понимание, где заканчивается своё и начинается чужое. Поэтому в моей будущей “идеологической программе” свобода, разумеется, будет, но в правильной дозировке. Иначе, все самые низшие страсти людской натуры могут привести новый порядок к хаосу и деградации. А там и соседние страны подтянутся, чтобы урвать свой кусочек.

– Вот ты мне и поможешь, Степаныч. Где берега путать будут, покажешь. Где, наоборот, слишком мягко поступаю, подскажешь. А где сам не справлюсь, подсобишь. Так и сделаем Петроград свободным и чистым. Чтобы человек жить мог, а не выживать. А там, смотри, и остальная страна к нам потянется. Ну, или мы к ней, – усмехнулся я.

На самом деле говорил я серьёзно. Не то, чтобы строил наполеоновские планы, но на несколько шагов вперёд определённо заглядывал. И понимал, что кроме столицы, есть ещё огромная территория не менее огромной страны. И там тоже каждый захочет урвать себе кусочек власти. А это снова кровь, война и прочие прелести “переходного периода”. В любом случае, сначала разберёмся здесь, а потом уж понесём пламя биореволюции дальше.

– Это ты меня в свои помощники назначаешь? – лукаво улыбнулся старик.

Я отнекиваться не стал и напрямую сказал, что да. Только пусть сразу берёт уровнем повыше. Считай, правая рука. Советник. Министр, если по-местному. Пока единственный и неповторимый.

Мне действительно нужен был человек, на которого я могу положиться, и кто будет идти рядом, не смотря ни на что. Василий Степаныч уже с лихвой подтвердил первый момент. А второй…тут время покажет. Я ему честно и открыто высказываю свои идеи и задумки. Он же пусть сам решает по пути нам или нет.

– Повышение, конечно, вещь хорошая. Да только и ответственности больше. Я ж не из учёных или чинуш каких, могу и напортачить по незнанию, – задумчиво произнёс он отхлебнув чаю.

– Ошибаться может каждый. Но я точно знаю, что без тебя я могу таких дров наломать, что мало не покажется, – пожимаю плечами я.

– Ох, Яшка изменился ты. Уж и не вижу в тебе того робкого парня, который только винтовку в руки взял. Теперь тебя,