Тополята - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не странно, а по-приятельски. Провожу доверительную воспитательную беседу. Чтобы мальчик не спорил со старшими…
Она переглянулась с Кабулом, и оба хихикнули про себя. Наталья Зиновьевна покивала:
– А! Это хорошо… Иванов, иди, надень чистые брюки и рубашку, там пришли люди, которые хотят с тобой познакомиться…
Это что за новости?.. Кому нужен детдомовский пацан Иванов? Кабул даже струсил и чуть не сказал: «А че я сделал?» Но жизнь научила, что задавать лишние вопросы (особенно такие тупые) не следует: нарвешься на какую-нибудь неласковость…
Оказалось, что бояться не следовало! Наоборот! Случилось чудо! Оно иногда случается в малышовых детдомах, но в таких вот, которые для школьников, это очень редкое событие. Недели две назад интернатский хор выступал перед работниками кондитерской фабрики «Сладкая радуга» (которые считались шефами детдомовцев), и там на светловолосого певца Владика Иванова положила глаз супружеская пара. («Море, ты слышишь, море! Твоим матросом хочу я стать…») Это были начальник цеха Андрей Кириллович и старший бухгалтер Эмилия Борисовна. Переметовы… И вот теперь:
– Владик, нам очень понравилось, как ты поешь… – И это означало, конечно: «Мальчик, ты вообще понравился нам». – Ты не против, если мы пригласим тебя в гости?
Конечно, он был не против! Такое событие в однообразии интернатской жизни!
В доме у Переметовых оказалось замечательно! Во-первых, потому что это был настоящий дом. Вернее, отдельная трехкомнатная квартира. Не интернатские спальни с рядами одинаково застеленных коек и запахом хлорки – еле заметным, но неистребимым. Во-вторых, сами Переметовы оказались замечательные. Правда, Андрей Кириллович – сдержанный такой, все время думающий о чем-то своем, но добрый. Он дал Кабулу большущий морской бинокль (Кабул чуть не уронил), сказал:
– Можешь посмотреть с балкона, видно полгорода.
И правда, вид был удивительный: широченные улицы, высотки, эстакады… Кабул впервые понял, в каком громадном городе он живет…
А Эмилия Борисовна, то есть тетя Эма, прямо источала теплоту и ласковость:
– Владичек, тебе нравится у нас? Пойдем, я угощу тебя ананасом, малыш… А хочешь поиграть за компьютером? Андрюша, покажи Владику, как включать этот агрегат…
Так он оказался у компьютера, от которого никто не прогонял. В интернате-то посидеть перед монитором и клавиатурой удавалось не часто, там всегда паслись старшаки, а у мелких занятия по информатике бывали только изредка, через пень-колоду…
Он давил клавиши почти наугад, удивляясь радостному цветному беспорядку, который возникал на экране. А тетя Эма подходила со спины, обнимала его за плечи.
– Играй, играй, Соловушка. Мы рады, что тебе хорошо…
А потом еще раз в гости, еще…
– А хочешь пожить у нас недельку? Мы втроем съездим к нашим друзьям на дачу в Орехово…
Еще бы он не хотел! Плохо было одно: после таких праздников приходилось возвращаться в интернат… Но вот наступил день, когда возвращаться стало не надо.
В общем-то, к этому все и шло:
– Если ты согласен, то можешь жить с нами всегда. Будешь нашим сыном…
Он ткнулся лицом тете Эме в мягкую грудь. От шелкового платья пахло, как от клумбы…
– Ты можешь говорить мне «мама»… – не то разрешила, не то попросила Эмилия Борисовна.
Тогда он отодвинул лицо. Стал смотреть вниз.
– А можно… я буду говорить «мама Эма»?
– Д… да, конечно… Конечно, Владичек. Но почему не просто «мама»? Разве я не гожусь?
Он прошептал, вдыхая клумбовый запах:
– Тетя Эма, но у меня ведь есть мама…
Она отодвинулась, будто от толчка.
– Это… почему есть? Она где? Нам ничего не говорили…
– Да никто и не знает… Я не так объяснил. Она есть, потому что она была. А раз была, значит…
Значит, нельзя отказаться от нее. Получилось бы, что он сломал в себе главную, необходимую для жизни прочность.
Растолковать все это спокойно и понятно он не умел. Стал говорить сбивчиво и один раз даже всхлипнул.
Тетя Эма, кажется, не обиделась. Взяла Владика за щеки, повернула к себе его лицо.
– Глупышка ты… Хорошо, пусть будет, как ты хочешь… – И громко окликнула мужа: – Андрей! Имей в виду, я теперь мама Эма!
– Поздравляю! – отозвался Андрей Кириллович из другой комнаты.
Он не стал для Владика Иванова «папой Андрюшей». Всегда держался немного в стороне. Может быть, потому, что усыновление (или опекунство, или патронат – непонятно, как это назвалось) оформили только на Эмилию Борисовну. У нее никогда не было своих детей, и она признавалась знакомым, что «млеет от неожиданно свалившегося материнства».
А Кабул млел от домашнего существования. То, что для других мальчишек было обыкновенной жизнью, ему казалось чудом. Все в новинку и в радость: и приборка в квартире, и возня со стиральной машиной, и походы с мамой Эмой в магазины и на ближайший рынок. И заботы на кухне, когда надо что-то пожарить и подогреть к приходу мамы Эмы и дядя Андрея со службы… Он был послушен во всем. Он даже не стеснялся, когда мама Эма купала его в ванне, со счастливой покорностью отдавал себя в ее мягкие руки, радостно погружался с головой в пену.
– Спа… буль-буль… сите… тьфу… тону…
…А вечером под пахнувшим, как свежее сено, пододеяльником он рассказывал о своей жизни маме.
Как и обещала Владику практикантка Вера, мама часто приходила из полутьмы, останавливалась у постели, невесомо трогала его волосы. Тихо радовалась его счастью.
– Будь умницей, слушайся маму Эму, она хорошая…
– Ага… ты тоже хорошая…
– Я просто мама…
Владик теперь знал, что и маму зовут Вера. Он понимал, что на самом деле ее могли звать по-другому. Когда он вырастет, он устроит всемирные поиски, все разузнает про маму и вернет ей настоящее имя. А пока она была Вера, потому что он верил…
В сентябре Владик пошел в пятый класс. Конечно, не в интернатскую школу, а в обычную, «по месту жительства». Однако интернатское прозвище просочилось за ним. Каким путем – непонятно. Такие слухи, как микробы, распространяются по воздуху. И стал он Кабулом из пятого «Г». Ну и ладно. Народ в классе оказался не очень-то дружелюбным, да Владик (он был теперь Перемётовым) иного и не ждал. Зато теперь за ним был его дом, и это придавало жизни уверенность, неприятности не пугали.
А они, эти неприятности, случились скоро. Артур Дымчиков с корешами решил пощупать новичка на крепкость характера. Привязался раз, другой (даже слезинку выбил, паразит). Кабул понял, что выход один – такой же, как в давнем случае с Дамой. Но для начала повел себя сдержанно:
– Че скребешь не по уставу, вонючка. Айда за гаражи, там покажешь, какой ты геракл…
И пошли. Только Кабул один, а с Артуряном целая ша́ра. Да Кабул и заранее понимал, что честной дуэли не будет. Сначала, правда, сошлись один на один, Дымчиков саданул Кабула ногой по колену, тот Артура – костяшками в подбородок. Артур отскочил и завопил:
– Он не по правилам, подлюка!
Все было по правилам, но что кролик объяснит шакалам? Четверо бросились спереди и с боков. У гаража валялась коряга от недавно спиленного клена. Кабул ухватил ее, завертел над головой. Торчащим сучком сбил с Артуркиной башки бейсболку.
– Идите на фиг, вонючки, изувечу!
Они отскочили. Один из четверых был поумнее других, выразился культурно:
– А с виду такая ин-тель-генция, прямо артист на скрипке… Отойдем, парни.
– Он чокнутый и недолеченный, – заявил еще один, чтобы скрыть испуг. А третий вспомнил:
– Правду говорили, что интернатский. Там все такие шизики. Айда, ребята, с психами не связываемся…
И ушли. Кабул бросил корягу, счистил с брючины след Артуркиного башмака и тоже пошел. Домой…
Дома было все хорошо. Праздничность первых дней в душе Кабула поутихла, жизнь стала привычной, однако ощущение счастливой прочности не оставляло Владика Переметова.
«Как ты живешь, сынок?» – И легкое касание пальцев на волосах.
«Мама, я нормально живу… Все хорошо… И хорошо, что есть ты».
«Я есть… И если даже что-то случится, ты помни, что я все равно есть».
«Да… Мам, а что может случиться?»
«Ничего. Это я так, на всякий случай…»
Ничего плохого и не случалось. Только всякие мелочи жизни. Ну, троечки по английскому или даже пара за диктант. Мама Эма повздыхает, назовет лодырем и обалдуем, пригрозит не пускать за компьютер, но на этом все и кончается. Правда, раза два и в самом деле не пускала. А однажды пообещала:
– Вот скажу дяде Андрею, чтобы вздрючил тебя как следует.
Он хихикнул:
– Мама Эма, ты лучше сама.
– Прекрасно! Неси веник!
Владик принес из кухни рисовый веник и торжественно вручил маме Эме. Она хлопнул его по спине, чихнула от пыли, бросила веник в угол, а Владьку толчком усадила на диван.
– Бездельник… – засмеялась и села рядом.
– Я не бездельник, а не-ор-га-ни-зо-ван-ный. Так наша ИИ говорит.