Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы - Федор Раззаков

Несколько человек валяются по углам, я их не знаю. Ты пытаешься подняться, ты протягиваешь ко мне руки, я дрожу с головы до ног, я беру тебя в охапку и тащу домой.

Это мое первое столкновение с тем, другим миром, впервые в жизни я увидела, как засасывает людей омут мертвой пьянки».

В дни, когда Марина Влади была далеко от Москвы, в Париже, из «омута мертвой пьянки» Высоцкого вызволял Павел Леонидов.

«Ночью вызывает меня Володина мать, я мчался, грузил Володю в мою машину и вез его в Люблино, он-то мешок ватный, во дворе клиники припускается бегать по снегу: как-то в лунную ночь в легкой рубашке бегал час, а я и трое санитаров его ловили. В машине ехал полутрупом, утром мне звонила Антонина Ивановна Воздвиженская, чудная женщина, главврач той больницы, прежде главврач известной больнички на улице Радио, где откачивали многих знаменитых советских алкоголиков, где и мне довелось полежать перед самым ее закрытием — она располагалась возле хозяйства покойного академика Королева, оттого и перевели ее в Люблино. Звонила Антонина Ивановна и говорила, что Володя требует: «Домой!»…

Помню, я приехал навестить Володю в Люблино, а у него белая горячка. Я с доктором Воздвиженской вошел в палату, а Володя старательно вбивал в стены «бесконечные гвозди».

В отличие от П. Леонидова, который одно время сам лечился от этого тяжелого недуга, для Марины Влади российский алкоголизм — явление страшное и диковинное одновременно. В тех краях, где жила и воспитывалась она, эта проблема тоже существовала, но не в таких масштабах и проявлениях, как в России. Теперь же, став женой Владимира Высоцкого, она вынуждена вкусить все «прелести» этого явления, испить чашу жены алкоголика до дна.

«В Советском Союзе терпимость к пьяницам всеобщая, — пишет Марина Влади. — Поскольку каждый может в один прекрасный день свалиться на улице в бессознательном состоянии в замерзшую грязь, пьяному все помогают.

Его прислоняют к стене в теплом подъезде, не замечают его отсутствие в бюро или на заводе, ему дают мелочь на пиво — «поправить здоровье». Иногда его приносят домой, как мешок. Это своеобразное братство по пьянке».

Суть явления схвачена и описана Мариной Влади весьма точно и верно. «Братство по пьянке» в те годы было столь широким и необъятным, что схватывало, как щупальца спрута, всех граждан нашей страны начиная от Генерального секретаря ЦК КПСС и кончая колхозным сторожем в каком-нибудь богом забытом колхозе с многообещающим названием «Путь Ильича». Это «братство по пьянке» поощрялось и насаждалось самой высшей властью, превратившись чуть ли не в государственную политику.

28 декабря 1968 года Леонид Брежнев посетил Минск, где торжественно отмечалось 50-летие Советской Белоруссии. По этому поводу во Дворце спорта было проведено торжественное заседание ЦК КПБ, Верховного Совета и Совета Министров БССР. Столы на этом заседании буквально ломились от водки, вина и коньяка. Брежнев в тот день пил мало, но, прощаясь с участниками застолья, сетовал: «Я бы еще с вами посидел, но не могу, дела. А вы, товарищи, пейте, пейте! И смотрите за соседом, чтобы выпивал рюмку до дна. А то вот товарищ Машеров наливает, а не пьет! Куда это годится, это никуда не годится!»

Для большинства присутствующих подобные слова генсека не были каким-то откровением. Все прекрасно знали, какие попойки закатывал Брежнев во время своих визитов в различных городах страны. Со многих из них его почти насильно уводили совершенно пьяным, как говаривали в народе, «в дупелину». И только после первого инсульта и первого инфаркта в середине 70-х окружение Брежнева стало оберегать его от чрезмерных возлияний.

Зато уж ближнее и дальнее окружение Брежнева «закладывало за воротник» регулярно и всегда с превеликим удовольствием, так как водка лилась им в рот задарма, оплаченная из бездонных государственных закромов. Как пел Высоцкий: «А что не пить, когда уют и не накладно». Причем многих ответственных алкоголиков из советского Политбюро порой обгоняли в этом соревновании их товарищи из братских коммунистических партий. И пальму первенства в этом держал 1-й секретарь ЦК Монгольской компартии и премьер-министр Монголии 52-летний Юмжагийн Цеденбал. Его лечащий врач И. Клемашев по этому поводу вспоминал: «Цеденбал постоянно употреблял алкоголь, а периодически даже по две недели и более не выходил из спальни, охранники подавали водку, он напивался и спал. Во время его визитов в Союз моя главная задача заключалась в том, чтобы он мог стоять на ногах в аэропорту в Москве в момент встречи, но это почти никогда не удавалось». (В 1968 году Цеденбал посетил Союз трижды, причем в ноябре — декабре пробыл в Москве три недели. В горизонтальном состоянии.)

В Москве он любил останавливаться отдыхать на одной из сталинских дач недалеко от города Ступино — в огромном здании, великолепно отделанном финской цветной березой… Есть Цеденбал не начинал до тех пор, пока ему не наливали водку. Было опасение за его жизнь вследствие перепоя, особенно в ночное время… Монгольская водка хранилась в комнате, где жили мы с охранником Лодонгавой. Не позднее 23 часов я навещал Цеденбала и, если наступало сильное опьянение, водку выливал в раковину и просил его идти спать… Но еще худшие события меня всегда ожидали в Улан-Баторе. Как известно, в связи с празднованием годовщины Октябрьской революции в посольствах социалистических стран проходили приемы. На такой прием надо было привести Цеденбала трезвым, чтобы он мог прочитать написанную для него речь. Для этого мы с Лодонгавой специально разными методами отвлекали Цеденбала, не оставляли его одного и вечером к назначенному часу подъезжали к посольству, где уже были остальные члены Политбюро и правительства Монголии, иностранные послы. После того как Цеденбал прочитывал свою речь, посол СССР с облегчением вздыхал. Обычно Цеденбалу в рюмку наливали чай под цвет коньяка, но он подходил к своему министру, обменивал свою рюмку на рюмку с настоящим коньяком и умудрялся упиваться так, что приходилось его уводить задолго до официального окончания приема».

Случай феноменальный, но алкоголик Цеденбал был Маршалом МНР, Героем Труда и Героем Монголии и руководил партией и страной более 40 лет!

Но вернемся из далекой Монголии в зимнюю Москву 1968 года. С начала декабря Высоцкий вновь ложится в больницу на лечение. Его состояние крайне неблагоприятное, врачи констатируют общее расстройство психики, перебойную работу сердца и обещают родным не отпускать его из клиники в течение ближайших двух месяцев. А ведь в те дни Высоцкому надо было быть в Одессе у режиссера Юнгвальд-Хилькевича на съемках фильма «Опасные гастроли».