Ладога родная (Воспоминания ветеранов Краснознаменной Ладожской флотилии) - Сборник

В тот же день мы приняли на борт команду транспорта «Щорс». После высадки десанта под Шлиссельбургом судно село на мель, и фашисты, обнаружив с рассветом советский корабль, расстреляли его из орудий и минометов. «Щорс» сгорел. Команду удалось спасти. Это был уже второй корабль, потерянный отрядом транспортов.

За неделю до гибели «Щорса» пропал без вести транспорт «Илга». Он имел задание доставить канлодке «Лахта», оказывавшей артиллерийскую поддержку войскам на линии фронта, боеприпасы и зимнее обмундирование. В назначенный район судно не пришло и бесследно исчезло. Посланные на поиски самолеты и корабли не обнаружили никаких следов кораблекрушения или потопления «Илги».

Старший лейтенант И. В. Дудников.

Несколько позже военком «Вилсанди» А. Марчук показал мне вражескую листовку. На одной ее стороне была нарисована схема оперативной обстановки на Ладожском озере; жирные черные стрелы, изображавшие наступление финских частей с севера по обоим берегам Ладожского озера и немецких войск с юга — из района Шлиссельбурга и Волховстроя, смыкались на западном и восточном берегах озера. Картинка не говорила, а кричала: «Ладожская флотилия, ты окружена со всех сторон». А на ее обратной стороне была напечатана на русском языке листовка-пропуск примерно следующего содержания: «Доблестные краснофлотцы и командиры Ладожской флотилии! Вы храбро сражались, но теперь окружены, и дальнейшее сопротивление бесполезно. Сдавайтесь в плен. Мы обещаем вам сохранить жизнь, а после войны возвратить на родину. Порядок сдачи в плен: корабли должны прийти в порт Лахденпохья. Входить в залив, ведущий к этому порту, разрешается только по одному кораблю, орудия должны быть зачехлены, советский флаг спущен, а поднят белый флаг. Вся команда обязана выстроиться на верхней палубе…»

Мы весело посмеялись над наивным смыслом порядка сдачи в плен. «Советские корабли, не сдавайтесь все сразу, а приходите по одному», — гласил он. И можно было бы об этом забыть. Но случай с «Илгой» наводил на грустные мысли: а не нашлось ли предателей на этом судне, воспользовавшихся листовкой-пропуском?

И действительно, как мы узнали через два года, капитан «Илги» и часть латвийского экипажа (транспорт перед войной был приписан к Рижскому порту) предали Родину. Они ночью обезоружили спавшего военного коменданта лейтенанта Лебедева и его небольшую военную команду, связали их и увели судно в Лахденпохью, воспользовавшись, очевидно, указанным пропуском (летом 1944 года, когда наши войска разгромили противника на берегах Ладожского озера и вернулись в порт Лахденпохья, там в полной исправности стоял транспорт «Илга» — он тогда снова вошел в состав флотилии).

Серьезные задачи, вставшие перед отрядом транспортов Ладожской военной флотилии в связи с блокадой Ленинграда, настойчиво требовали улучшить его организацию и превратить в настоящую воинскую часть. Случай с «Илгой» явился толчком, ускорившим этот процесс.

В начале октября гражданские экипажи всех судов нашего отряда заменили военными командами. Некоторых капитанов и матросов торгового флота мобилизовали в кадры ВМФ. Они оставались на своих судах, теперь уже в военном звании. Гражданский экипаж «Вилсанди» в составе 17 человек был списан на берег. К имевшейся на транспорте военной команде из 10 человек добавили еще 28 краснофлотцев и офицеров. Командиром корабля назначили капитана 2-го ранга М. О. Котельникова, военным комиссаром — старшего политрука А. Марчука, я стал помощником командира и штурманом военного транспорта «Вилсанди», машинно-котельную команду возглавил техник-лейтенант И. С. Лебедев, а медико-санитарную службу — военфельдшер Н. Р. Закабунин.

8 октября я простился со своими эстонскими товарищами, вместе с которыми три с половиной месяца выполнял боевые задачи в наиболее тяжелый период войны.

Весь эстонский экипаж — от пожилого уважаемого всеми капитана Августа Петовича Яксона до самого молодого матроса, еще совсем юного Эдуарда Сяре, — как и военная команда, самоотверженно выполнял все боевые задания, выпавшие на долю транспорта «Вилсанди». Наши эстонские товарищи по боевой службе в эти суровые месяцы войны показали себя настоящими патриотами социалистической отчизны, готовыми отдать свою жизнь во имя разгрома общего врага человечества — фашизма. Каждого члена экипажа я от имени командования поблагодарил за честную, самоотверженную службу Родине. Когда эстонцы покидали свой родной корабль, первый механик старик Оскар Сюзер заплакал: ему тяжело было покинуть судно, на котором плавал так много лет.

Спустя два дня «Вилсанди» поднял военно-морской флаг и вышел в очередной поход. Мы приняли на борт 250 летчиков, оставшихся без самолетов, для отправки в тыл за новой материальной частью. Через сутки корабль вернулся в Осиновецкий порт и снова принял летчиков со сбитых самолетов, на этот раз 280 человек. Любопытно отметить, что эти смелые опытные офицеры, много раз смотревшие смерти в лицо, чувствовали себя весьма тревожно в трюме корабля, когда над ним жужжали вражеские бомбардировщики и вокруг рвались бомбы. Во время этого похода на мостик поднялся полковник — старший группы и попросил разрешения открыть люки трюма, смущенно пояснив, что его люди в воздухе— орлы, но когда они слышат, а не видят воздушного противника, им не по себе.

В эти суровые октябрьские дни развернулись ожесточенные бои под Волховом и Тихвином. Гитлеровские войска стремились во что бы то ни стало полностью окружить Ленинградский фронт и Балтийский флот, создав выходом на реку Свирь второе кольцо блокады вокруг Ленинграда. Решалась судьба города, а вместе с ним и судьба Ладожской флотилии. Мы внесли свою лепту во имя того, чтобы сорвать этот страшный план. В конце месяца «Вилсанди» и другие корабли флотилии перебросили с некоторых участков Ленинградского фронта на Волховский крупные войсковые подкрепления. В частности, наш корабль за два рейса перевез через озеро и высадил на восточный берег в бухте Черная Сатама подразделения 6-й бригады морской пехоты, которая сыграла важную роль в разгроме немцев под Волховом. В 3-м батальоне этой бригады сражался мой товарищ лейтенант Василий Иванович Ачкасов. Высадившись с корабля на берег, батальон походным маршем достиг фронта и, заняв оборону у деревни Замошье, в 25 километрах восточнее станции Волховстрой, с ходу вступил в бой, как раз в те дни, когда в этом районе развернулось ожесточенное сражение с фашистскими войсками.

Во время высадки морской пехоты в бухте Черная Сатама у берега уже появился лед. А ведь не закончился еще октябрь (это было 27–29 октября).

Да, зима 1941 года началась очень рано и была на редкость суровой. Помню, что праздник Великого Октября корабль отмечал, будучи скованным первыми льдами, на рейде порта Осиновец в Шлиссельбургской губе.

Зима вступила в свои права не только рано, но и очень бурно — на Ладожском озере день за днем бушевали штормы.

Мы весь ноябрь интенсивно плавали, несмотря на штормы и льды. Корабль перевозил для Ленинграда муку, от которой в первую очередь зависела жизнь его доблестных защитников, а обратными рейсами эвакуировал рабочих ленинградских заводов, направлявшихся на Урал и в Сибирь. Но темпы перевозок несколько замедлились. И не столько по причине ранней суровой зимы, сколько вследствие катастрофического положения с топливом. Когда шли бои под станцией Волховстрой, угля на флотилии почти не было. Его ценили, что называется, на вес золота.

В конце ноября из Новой Ладоги на запад вышел большой конвой. Кораблям и баржам, нагруженным мукой и другими продуктами питания для Ленинграда, в последний раз удалось пройти в 1941 году по водной трассе «Дороги жизни». Во время похода от ударов громадных волн и торосящихся льдов тральщик «Норек» получил пробоину и стал тонуть. Его командир старший лейтенант А. П. Гаврилов, краснощекий, пылающий здоровьем молодой человек, высадил всю команду на буксируемую баржу, чтобы спасти ее и ценный груз, а сам остался на тонущем корабле. Мужественного офицера только через полчаса вытащили из ледяной воды и доставили на борт «Вилсанди». В таких случаях у нас применялось одно лекарство — спирт — и наружно и внутрь. Гаврилов не заболел.

Из-за тяжелых льдов и сильного шторма переход затянулся, и обычной скудной нормы топлива нам не хватило, чтобы дойти до порта назначения. Кочегары забросили в топки последние лопаты угля, когда до восточного берега оставалось еще миль 6–7. Пар садился. На наше счастье, ветер дул с норд-оста. Сильным шквалистым ветром и льдами нас несло к бухте Морье, и если бы не береговой ледяной припай, то «Вилсанди», уже лишенного хода, выбросило бы на берег. Но нас вместе со льдом поднесло к припаю. Постепенно ледяная шуга уплотнялась, и наконец корабль остановился и тут же вмерз в лед у самого берега, несколько севернее бухты Морье. Остальные корабли и суда, участвовавшие в этом походе, шторм «расставил» в беспорядке вокруг нас на зимовку. Это было 1 декабря 1941 года.