Cosa Nostra история сицилийской мафии - Дикки Джон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известный фольклорист Джузеппе Питре стал тем свидетелем, заявление которого вызвало особый интерес. Профессор «демопсихологии» сделал блестящий доклад о личности Палиццоло — ведь обвиняемый был его коллегой по работе в местном парламенте. Тот факт, что в молодости Палиццоло написал роман, свидетельствовал, по мнению Питре, о «благородной душе, которая тянулась к добродетели и питала отвращение к пороку». Когда его попросили дать определение мафии, Питре пояснил, что этот термин происходит от арабского слова «mascias», что означает преувеличенное мнение о собственной личности и нежелание поддаваться запугиваниям. Такие склонности вполне могли заставить какого-нибудь представителя низших слоев общества встать на путь преступлений.
Показания шефа полиции Эрманно Санджорджи не отличались столь научным стилем. Он заявил, что мафия — преступная организация, в основе деятельности которой лежит вымогательство. Она имеет разветвленную сеть, «ячейки» которой охватывают всю Западную Сицилию и даже другие страны. Во время судебного процесса Санджорджи страдал от сильной простуды, и многие из присутствовавших в суде едва могли расслышать его охрипший голос. Адвокаты обвиняемых напомнили в ответ, что решения недавно состоявшегося суда в Палермо едва ли подтверждают его теорию.
Тридцатого июля 1902 года, без четверти десять вечера, присяжные суда в Болонье удалились, чтобы вынести решение по делу об убийстве Нотарбартоло. Напряженность, вызванная ожиданием вердикта присяжных, вполне соответствовала масштабу судебного процесса, который продолжался почти одиннадцать месяцев. Материалы дела были сведены в пятьдесят толстых томов. Суд заслушал 503 свидетельских показания, которые либо были сделаны лично, либо зачитаны по документально заверенным заявлениям. Среди свидетелей были три бывших министра, семь сенаторов, одиннадцать членов парламента и пять начальников полиции. В стенограммах заседаний суда пятьдесят четыре раза были отмечены случаи «беспорядков» в зале. В шести случаях для восстановления порядка пришлось полностью очищать зал заседаний. Неоднократно приставам приходилось вмешиваться, чтобы не допустить драки между адвокатами и обвинением. Во время процесса скончался один из председательствующих, двух присяжных пришлось заменить по причине состояния здоровья. Множество юристов с обеих сторон проявили настоящие чудеса адвокатской риторики. Заключительная речь одного из адвокатов семейства Нотарбартоло продолжалась в течение восьми дней. Выступление другого затянулось на четыре с половиной дня.
Вечер тридцатого июля оказался одним из самых жарких в году. В заполненном до отказа зале суда горели газовые лампы и дышать было нечем. На прилегающих улицах собрались толпы людей. Здание суда охраняла полурота пехотинцев, пятьдесят полицейских и сорок пять карабинеров, многие из которых выстроились вокруг скамьи подсудимых, примкнув штыки. Во время заключительной речи судьи стали распространяться слухи о заговоре мафии, которая якобы решила убить одного из адвокатов Нотарбартоло.
В одиннадцать двадцать пять присяжные вернулись в зал заседаний. Старшина присяжных, обязанности которого выполнял учитель начальной школы, поднялся со своего места и приложил руку к груди. Когда он отвечал на целый список вопросов судьи, в его голосе чувствовалось волнение.
«— Является ли обвиняемый Раффаэле Палиццоло виновным в том, что побудил других к совершению убийства коммендаторе Эмануэле Нотарбартоло?
— Да.
Ответ старшины присяжных был встречен и радостными аплодисментами, и возгласами удивления. Фонтану также обвинили в осуществлении убийства Нотарбартоло.
После того как судья огласил приговор (каждому из обвиняемых дали тридцать лет тюрьмы), Палиццоло потребовал слова:
— Вас обманули, клянусь, я говорил это с первого дня. Я невиновен. Господь воздаст за меня. Но не вам, присяжным, а тем, кто меня убил, зная, что я невиновен!
— Клянусь могилой матери, я тоже невиновен, — поддержал его Фонтана».
Затем их увели.
Адвокаты обвиняемых покинули судебный зал под оглушительный свист публики. Леопольдо Нотарбартоло и его адвокатов окружила толпа, скандировавшая: «Да здравствуют присяжные!», «Да здравствует правосудие Болоньи!», «Да здравствует гражданский истец!» Поскольку они не сумели пробраться сквозь эту толчею к своим отелям, им пришлось укрыться в близлежащей юридической конторе. Выйдя на балкон, они выразили свою признательность ревущей под окнами толпе.
В Палермо обстоятельства складывались схожим образом. Огромные толпы людей собрались перед редакциями газет и телеграфом. Через пятьдесят минут после того как поступили важные новости из Болоньи, специальные выпуски газет стали распространять прямо на улице. Расходились горожане молча. На следующий день на витринах некоторых магазинов Палермо появилась надпись «Город в трауре». Шеф полиции Санджорджи сообщил, что эти надписи были напечатаны и распространены мафиози. Газета «Д'Ога», владельцем которой являлся Игнацио Флорио, выразила недоумение по поводу решения суда и задалась вопросом, какие конкретные доказательства говорят о виновности Палиццоло.
В статье, которую впоследствии часто цитировала вся итальянская пресса, «Тайме» также выразила удивление.
«Ввиду того, что запуганные свидетели дали весьма путанные показания, а несколько сицилийских магнатов сделали заявления, характеризующие Палиццоло с положительной стороны, ожидалось, что присяжные, воспользовавшись недостатком вещественных доказательств вины подсудимых, применят к ним принцип презумпции невиновности».
Тем не менее, автор статьи делал вывод, что на суде «несомненно, восторжествовало настоящее правосудие».
Статьи некоторых газет были выдержаны в откровенно радостных тонах. «Воздадим честь и славу двенадцати присяжным!» — заявляла «La Nazione». Социалистическая «Avanti!» приветствовала поражение «одной из самых варварских и отвратительных форм преступности, которой является мафия». И все же это дело по-прежнему делило Сицилию на два лагеря. Издание «Giornale di Sicilia», которое в течение всего судебного разбирательства весьма благосклонно относилось к тяжбе Леопольдо Нотарбартоло, назвала результаты процесса «ударом по главному стороннику мафии, политической власти». Многие газеты разделили мнение издания из Болоньи «Resto del Carlino», которое выразило удовлетворение тем, что на процессе возобладало правосудие, и надежду на то, что доказанное соучастие властей в покровительстве виновным послужит им горьким уроком: «Давайте надеяться, что этот чудовищный процесс всех нас чему-нибудь научит и что на итальянской земле больше никогда не случится ничего подобного».
Спустя шесть месяцев римский кассационный суд аннулировал все решения суда в Болонье, придравшись к юридическим тонкостям.
Для дачи показаний был вызван какой-то совершенно незначительный свидетель. Едва он принял присягу, ему понадобилось уйти, что он и сделал, пока адвокаты спорили о том, должен ли он вообще давать показания. На следующий день он снова появился в ложе для свидетелей и дал показания, не приняв повторно присяги. Леопольдо Нотарбартоло сразу же подумал, что этот эпизод был организован преднамеренно, стараниями защиты.
На Сицилии приговор суда Болоньи был встречен скоординированными акциями протеста. По инициативе «демопсихолога» Джузеппе Питре был сформирован комитет «Рго Sicilia», выражавший «общественное возмущение» приговором Палиццоло, который рассматривался как вызов всему острову. Поддержку деятельности этого комитета выразили двести тысяч человек.
В периоды, когда политическая ситуация на общенациональном уровне складывалась не в пользу мафии, она и ее политики временно отступали, предъявляя такого рода претензии, и даже поднимали шум вокруг вопроса о независимости Сицилии. Эта тактика рассчитана на то, чтобы вызвать мощную волну сепаратистских настроений. Во время судебных разбирательств по делу об убийстве Нотарбартоло в прессе появилось несколько весьма предвзятых материалов. «Сицилия — раковая опухоль на ступне Италии», — объявил один из комментаторов. Годами некоторые ученые твердили, что южные итальянцы являются представителями отсталой расы, что у них странной формы черепа и врожденная склонность к преступлениям.