Антидиверсанты - Сергей Зверев

– Меня не расстреляют. – Он улыбается. – Никогда не расстреляют, Центр! И знаешь почему?

Митин никогда не отвечает на риторические вопросы.

– А потому, друг ситный, что я везучий. Пули мимо пролетают. Я будто заговоренный. Ей-богу, это так… Когда-то давно мне бабка одна напророчила. Говорила: тебя не убьют в сражении, доживешь до старости, правнуков будешь нянчить…

Сводный молчит, долго курит, внимательно наблюдая за тем, как превращается на его сигарете в бледном свете фонарей в серо-черный пепел табачная крошка, потом говорит, с дикой силой, как подлого предателя размазывая окурок на бетонном полу:

– Я уже давно ничего не боюсь! Семи смертям не бывать, одной не миновать! Хотите, могу один пойти наверх, без провожатых? Если что, снизу подстрахуете! Но выход я найду!

Пятнадцать человек замерли на месте. Они словно дублируют позу Митина, остановившегося у развилки коллектора, – правая рука на прикладе автомата (почти у всех – банальный «АКМ»), в левой – фонарь. Узкие полосы света, разрезая подземную тьму, тонкими линиями расчерчивают мрачное подземелье.

– Иди.

Митин не может приказывать Сводному. В конце концов, они – добровольцы. Пошли умирать по зову души. И остались живы только благодаря воле божьей. Трудно представить, что ждет теперь майора наверху…

– Спасибо, брат! – с чувством говорит Сводный, поднимаясь с холодного грязного пола. – Туда нельзя, но я пойду. Ждите минут десять. Если не вернусь…

Он торопливо неумело крестится и исчезает в правом коротком коридоре, настолько низком, что там приходится идти согнувшись, как под обстрелом. Где-то впереди, буквально в двух шагах, расположен выход. Митин может даже не тренировать воображение. И так понятно, как выглядит спасительный лаз – узкая металлическая лестница метров в пять длиной, канализационный люк, за которым открывается путь к смерти или к долгожданной свободе.

Проходит полчаса. Сводного по-прежнему нет. Бойцы сидят на полу, курят, тихо переговариваются. Кто-то наконец спрашивает, повернувшись к одному из лейтенантов ВВС:

– Ну где же ваш командир?! Такая смелость нам сейчас на хер не нужна!

Лейтенант молчит, давясь дымом. Со Сводным они знакомы всего двое суток. Кто знает, что это за человек? На провокатора, правда, не похож. Впрочем, теперь может быть все, что угодно…

Митин тоже понимает, что пора определяться. Сидеть здесь можно до бесконечности.

– Попробуем выползти наверх. Если Сводный нас сдал, то далеко все равно не уйдем. Если нет, есть шансы. Через ОМОН или обычный пост прорвемся. Лишь бы не было спецов.

Вставая с пола, он легко бросает на левое плечо автомат:

– Ходу, мужики! Ждать бессмысленно. Он не вернется.

Молча, неторопливо, отряд продолжает дальнейшее движение по сырой бетонированной поверхности. Это не настоящая клоака; сток грязных вод проходит ярусом ниже – оттуда несет едким запахом нечистот. Временами впору полностью зажать нос и не дышать. Даже закаленным воинам, привыкшим к любым условиям, приходится иногда сдерживать накатывающие приступы тошноты.

Митин не ошибся: через сорок метров узкий и низкий правый подземный ход упирается в преграду. Дальше двигаться нельзя, впереди – тупик. Шероховатые неровные стены, ржавая металлическая лестница из арматуры в десяток ступеней. Наверху – чугунный блин канализационного люка. Он слегка приоткрыт, вниз падает узкий луч дневного света, освещая ворох промасленной ветоши. Очевидно одно – Сводный ушел. Вопрос только в том, куда…

– Штабс-капитан, – Митин подзывает сорокалетнего мужика в казачьей форме; он сам себя назвал дореволюционным воинским званием, поскольку давно и последовательно пропагандирует достоинства старинной армии, честь и силу русского офицерства, – сможешь прозондировать обстановку? Только без эксцессов.

«Эксцесс» в данной ситуации означает неадекватную реакцию на силовые акции противника.

Штабс-капитан молча кивает и начинает подниматься по лестнице. Он вообще немногословен. Это для него норма. Зачем впустую сотрясать воздух какими-то фразами? К нему очень подходит строка Владимира Маяковского, которого штабс-капитан, правда, ненавидит как адепта «красного колеса»: «Ваше слово, товарищ "маузер"!»

Штабс-капитан осторожно отодвигает край чугунного блина, высовывает голову на несколько сантиметров, оглядывается.

Место не ахти какое: колодец находится на пересечении большой длинной улицы с узким коротким переулком. В обе стороны по улице идет интенсивное движение, на тротуарах снуют пешеходы. Но самое неприятное открытие штабс-капитан делает, уже собираясь возвращаться назад: на противоположном краю перекрестка, чуть прикрытый желтыми листьями тополей, стоит бронетранспортер. Около него курят несколько солдат в камуфляже. Вот так!

Только куда же ушел Сводный? Если бы его «повязали», то мгновенно блокировали бы колодец. То же самое произошло бы и в том случае, если бы Сводный сразу сдал весь отряд. Нет, похоже, он успел чисто слинять. Хотя все равно сволочь – бросил боевых товарищей.

Все это штабс-капитан тремя короткими концентрированными фразами передает Митину. Он молчит, курит, задумчиво вглядывается в лица людей из отряда, в последние часы ставших для него своими.

– Ну и Сводный… – вздыхает один из лейтенантов. – Тварью оказался.

– Он проторил путь, – наконец произносит Митин. – Открыл нам прямой выход. Сводный просто не так глуп, как это можно было подумать. Вот ты, – Митин указывает окурком сигареты на лейтенанта, – как бы поступил, если бы пришлось возвращаться назад мимо усиленного блокпоста? Заведомо зная, что тебя могут в любую секунду стопорнуть резким окриком? Что лучше? Тихо смыться или подвести товарищей под удар?

Все молчат, опустив головы. Авторитет Митина растет как на дрожжах. Ум, опыт и сноровка этого немногословного парня оказывают воздействие – соратники согласны с тем, что лучшего командира им сейчас не найти. Хотя Митин – всего лишь бывший сержант ВДВ срочной службы. Но, видимо, такая «срочная» дорогого стоит…

Наверх отряд поднимается парами. Каждая двойка повторяет движения предыдущей – один из бойцов, приподняв чугунный блин, контролирует обстановку, второй, стремительно протиснувшись на поверхность, ужом отползает в сторону, группируется на обочине проезжей части среди палой листвы, тут же принимая на себя функции дозорного и разрешая товарищу повторить свой бросок.

Через десять минут весь отряд, рассредоточившись, занимает удобные позиции для стрельбы напротив сторожевого БТР. Бойцы размещаются на солидном расстоянии друг от друга, частично скрытые силуэтами легковых машин, ровными рядами выстроившихся вдоль тротуара.

Убедившись, что солдаты их не видят, Митин командует отход. И последовательно, двойка за двойкой, отряд просачивается в проходной двор, дорогу в который декорирует пара тополей, еще не сбросивших свои желтые листья.

Осень помогает. «Осень, в небе жгут корабли». Так вроде поет «ДДТ»? Еще у Шевчука есть песня про «Последнюю осень». Неужто и вправду последняя? Или мы еще повоюем, братцы?

– Центр, а как со стволами? – спрашивает один из лейтенантов ВВС, когда группа успешно скрывается в пустынном дворе, отгороженном от улицы фасадом соседнего пятиэтажного дома. – Так мы только до первого патруля…

Митин молча указывает на два здоровенных мусорных бака. Бойцы понимают его сразу и, не мешкая, в том же порядке, парами, немедленно выполняют беззвучный приказ. Интересно, кто первым найдет в помойке склад автоматов Калашникова? Бомжи?

Все, впрочем, догадливы. Не дожидаясь команды Митина, самостоятельно вытаскивают рожки и прячут в карманы, чтобы выкинуть в другом месте. Хоть сейчас и военное положение, не резон разбрасывать боевое оружие – не приведи господь, еще дети в руки возьмут…

Дальше отряд идет, уже не останавливаясь, дробясь на мелкие группы, которые стремительно растворяются в очередном дворике, усыпанном палой листвой. Митин не обращает на это никакого внимания – битва уже проиграна, теперь нужно во что бы то ни стало сохранить жизнь людей.

Но у самого выхода на оживленную магистраль (они где-то в районе метро «Филевский парк») пять оставшихся человек тормозит неожиданно материализовавшийся «омоновский разъезд»:

– Стоим на месте! Руки за голову!

Врагов много. Целый микроавтобус. Голов пятнадцать, не меньше. Бронежилеты, каски, угрожающе нацеленные стволы автоматов.

– Попали, мать вашу! – бормочет штабс-капитан, экстремальный человек, единственный из всего отряда, кто, помимо «АКМ», имеет в запасе еще и ручную гранату. Видимо, его привлекает перспектива бессмысленной героической гибели. Митин такие акции не поддерживает, поскольку знает – еще не скоро придет его час. Он не станет болтать об этом на каждом углу, подобно Сводному, но убежден, как поется в одной песне: не отлиты пока те пули, которые завтра пролетят мимо виска…