Мобилизационная стратегия хозяйственного освоения Сибири. Программы и практики советского периода (1920-1980-е гг.) - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наращивание посевов зерновых стало одной из задач директивного планирования сельского хозяйства. В принятом в сентябре 1932 г. постановлении СНК СССР и ЦК ВКП (б) «О мероприятиях по повышению урожайности»[168] было зафиксировано снижение удельного веса зерновых культур в структуре посевов. С тем, чтобы преодолеть данную тенденцию в постановлении предлагалось приостановить дальнейший рост посевов технических и пропашных культур и приступить к расширению посевных площадей под зерновые, главным образом под пшеницу, овёс и ячмень, в том числе и за счет вытеснения других, «менее важных» хлебов.
Выросло производство животноводческой продукции. С 1 июня 1933 г. по 1 июня 1936 г. поголовье КРС в Сибири увеличилось на 56 %, коров – на 28, овец и коз – на 75, свиней – на 102 %. Во второй половине 1930-х гг. прирост численности скота снизился. С 1 января 1935 г. по 1 января 1938 г. он составил в Сибири по КРС – 31 %, по коровам – 21, по овцам и козам – 61, по свиньям – 21 %[169].
Произошло относительное улучшение материального благосостояния колхозников. Выросли средние размеры натуральной и денежной оплаты их труда. Однако этот рост не был постоянным. Выдачи на трудодни повышались в урожайные годы и резко снижались в неурожайные. Основным фактором роста уровня доходов членов колхозов являлось личное приусадебное хозяйство, которое развивалось более высокими темпами, чем «общественное». Оно давало колхозникам и членам их семей основную часть продуктов питания, за исключением хлеба. За счет реализации продукции, выращенной на своем подворье, даже в благоприятные для колхозного производства годы формировалось около половины всех денежных доходов колхозных семей. В неурожайные годы, когда трудодни практически не оплачивались, ЛПХ становилось основным источником поступления и денег, и продуктов питания[170].
Поставленная руководством страны перед колхозами и совхозами задача за годы второй пятилетки (1933–1937 гг.) добиться удвоения общего объема производства сельскохозяйственной продукции не была реализована. Не выполнили своих пятилетних планов и сибирские власти. Наиболее отстающей отраслью оставалось животноводство. К концу 1937 г. скота в Сибири было меньше, чем в 1928 г. (КРС – на 28, коров – на 33, свиней – на 39, овец – на 52 %)[171]. При этом значительная часть продуктивного скота находилась в индивидуальном пользовании. В конце 1937 г. в Сибири в ЛПХ колхозников, рабочих и служащих находилось 49 % КРС, 58 % коров, 39 % овец и коз, 58 % свиней[172]. Естественно, что на личном подворье животные получали надлежащие уход и кормление и давали соответствующую отдачу. Что же касается колхозного животноводства, то его продуктивность росла крайне медленно. К числу факторов, сдерживающих его развитие, относились низкий уровень кормопроизводства, недостаток специализированных помещений, неудовлетворительный уход за животными. Достаточно высоким оставался падеж, особенно молодняка, который резко возрастал в недородные годы.
Несмотря на то, что в большинстве хлебопроизводящих районов Сибири посевы зерновых по сравнению с доколхозным периодом увеличились (в 1938 г. в целом по региону их было засеяно на 20 %, а в Западной Сибири – на 19 % больше чем в 1928 г.[173]), зерновая проблема на востоке России, также не была решена. Урожаи хлебов оставались неустойчивыми и имели тенденцию к постоянному снижению. Забвение доказавших свою эффективность в регионе агротехнических основ земледелия и внедрение новых непроверенных приемов обработки почвы привели к падению плодородия почв. Резко возросли потери при уборке.
Недостаточные темпы развития сельского хозяйства в первую очередь определялись продолжающим оставаться высоким уровнем налогово-податного обложения колхозов. Замена в 1933 г. контрактации основных продуктов сельского хозяйства обязательными поставками не затронула базовых принципов заготовительной политики государства. Сохранялись существовавшие до этого символические заготовительные цены на сдаваемую государству продукцию. Нормы сдачи оставались очень высокими. Рассчитанные на их основе заготовительные задания не изменялись и в условиях катастрофической засухи, когда они превышали валовое производство. В этом случае колхозы обязывались сдать практически всю произведенную ими продукцию, за исключением выданной в качестве натуральных авансов колхозникам. Недовыполненная часть задания переходила в недоимку и погашалась в последующие годы.
Помимо обязательных поставок, нормы которых в середине 1930-х гг. несколько снизились, на колхозы возлагалось выполнение еще ряда натуральных податей – натуроплаты за работы МТС, госзакупа, гарнцевого сбора. Наиболее обременительной из них являлась натуроплата, размеры которой постоянно росли в связи с увеличением объемов сельхозработ, выполняемых машинно-тракторными станциями. В 1937/38 г. колхозы Омской области в счет натуроплаты сдали 350 тыс. т зерна, а в счет обязательных поставок – 273,2 тыс. т, колхозы Алтайского края – соответственно 367,7 тыс. и 390 тыс. т[174]. При этом следует иметь в виду, что в соответствии с принятым порядком исчисления натуральной оплаты процент ее изъятия в хозяйствах, получивших более высокий урожай, был больше, чем в менее урожайных. Попытки же колхозов отказаться от дорогих и часто некачественных услуг МТС и проводить сельскохозяйственные работы своими силами квалифицировались как «оппортунистическое игнорирование новейшей техники» и жестко пресекались.
Характер натуральной подати имел так называемый хлебозакуп[175], который от имени государства вела потребкооперация. Закупка хлеба осуществлялась на основе договоров и проводилась в колхозах и сельсоветах, выполнивших задание по обязательным поставкам, рассчитавшимся с МТС и закончивших засыпку семенных фондов. Закупочные цены на 20–25 % превышали цены, по которым оплачивались поставки, но на порядок уступали ценам, предлагаемым на рынке. Законодательство, регулирующее закупки запрещало навязывать крестьянам обязательные задания по продаже хлеба. Решение об этом должно было приниматься на собраниях колхозников или единоличников, без «какого бы то ни было административного принуждения». Однако в реальной жизни данный запрет не действовал. План хлебозакупа принимался в Центре, а затем разверстывался по регионам и далее – по районам, сельсоветам, колхозам.
Основной задачей хлебозакупа являлось изъятие «излишков» сельхозпродуктов, которые появлялись в деревне в более урожайные годы. При этом основными плательщиками данной подати являлись колхозники. Что же касается колхозов, то даже если договор о закупках заключался непосредственно с ними, на продажу шло зерно, предназначенное для выдачи на трудодни. СНК СССР и ЦК ВКП (б) своим специальным постановлением от 8 августа 1933 г. запретили колхозам создавать какие-либо натуральные фонды помимо семенного, страхового семенного (размеры которого должны были в зависимости от урожая составлять от 10 до 15 % годовой потребности в семенах) и фуражного. Весь хлеб, оставшийся после выполнения обязательств по поставкам и натуроплате, погашения недоимок, возврата семенных и продовольственных ссуд, а также засыпки указанных фондов, надлежало «распределить полностью между колхозниками по трудодням»[176]. Таким образом, хлебозакуп фактически являлся прогрессивным (возраставшим в годы высоких урожаев и соответственно увеличивавшихся выдач на трудодень) натуральным налогом на доходы, получаемые колхозниками за работу в «общественном» хозяйстве.
Отчуждение сельхозпродуктов у колхозов в счет обязательных поставок и других видов натуральных податей обеспечивалось традиционными для сталинского режима методами внеэкономического принуждения – психологическим прессингом, административным нажимом на колхозное руководство, судебными репрессиями.
В этих условиях оплата труда колхозников оставалась крайне низкой, что не создавало стимулов к повышению его производительности. Многие колхозники предпочитали работать в личном хозяйстве. На «общественных» полях и фермах большинство из них трудились «спустя рукава». Рабочий день во многих колхозах даже в период уборочной начинался в 10–11 часов утра и заканчивался в 17–19 часов вечера, сопровождался большим количеством перекуров и простоев.
Показателем отчуждения крестьян от «общественной» собственности стал слоган: «Не свое – колхозное», ставший своеобразным modus vivendi значительной части членов колхозов. Широкое распространение получили хищения колхозного имущества, прежде всего хлеба. Скрытое от государства зерно шло на корм скоту и птице, продавалось на рынке, раздавалось колхозникам. Низким являлось качество выполняемых работ. В то же время в условиях надвигающейся войны страна нуждалась в более существенном наращивании продовольственных и сырьевых ресурсов.