Прости меня…Фантастическая поэма - Юрий Дружков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машины летели, дождь перестал. Но залитый лужами, светом, непохожий, неузнаваемый город переливался брызгами, радугой, плеском, огоньками тысяч фонариков, плыл во все концы кутерьмой рубиновых созвездий. В ней почти затерялись мои путеводные звездочки. Но я догнал, заметил их у светофора.
— Куда? — крикнула моя случайная дорожная спутница.
Я буквально прыгнул на мостовую, брызгая лужами, спотыкаясь, подбежал к зеленой «Победе». Ко мне повернулось моложавое добродушное лицо в очках, под шевелюрой седеющих волос.
— Кто же вы?
— Попутчик, наверное, — сказал он весело.
Я залепетал не помню что, поймал его руку, звал куда-то. Но зеленый сигнал неумолимо увел его машину вперед, и, пока я дошел к своей, немигающие фонарики затерялись в радужном переливе огней.
Это необыкновенная штука — дневник, если ты сам его пишешь. Увлекает, и втягивает, и волнует непривычное такое для меня рукоделие. Кажется, я начал его совсем по другому поводу, с иной целью. Но стоило перу пощекотать бумагу — и вот необъяснимо повышается тонус, и непонятно, где пряталось раньше все это словесное, видимое как наяву, пережитое, но все-таки опять живое.
Случайная девушка и знакомая дорога, стоит ли вспоминать о них? А я читаю мои вчерашние записи и как будто снова пишу или снова еду в ночной влаге, словно «пишу» и «еду» одно и то же, и привкус тумана и зябкость плывут по комнате, веют от белой пустяковой бумаги.
Наверное, так начинаются книги. А я не смог бы и не смогу, потому что все у меня слишком неясно и туманно. Где, например, цвет ее глаз? Не помню… А прическа? Силуэт, извините за выражение, облик? Ничего об этом, ни слова. Так, я думаю, не положено в книгах. Но, по-моему, человек выразительнее всего, когда он говорит. Никаким описанием его не передашь так хорошо и точно, как он это сделает, разговаривая о чем угодно. Выдаст он себя до самых мелких и незаметных черточек.
Я, например, выгляжу в первой главе собственного дневника пижоном. И никуда не денешься. А я не хотел! Кому это нравится выглядеть пижоном! Значит, не умею… Но посмотрим, какой выйдет у меня вторая глава. Если это первая, допустим, она первая, то вторая, кажется; не лезет ни в какие ворота, не укладывается в один переплет с первой, такой лирической до щекотания в носу.
Пишу как было. Сегодня утром я…
2
Кто-то незнакомый сидел у нас в аппаратной. Шеф подвинул к нему дюралевый столик с бумагой, с отточенными карандашами, навел подсветку и встал рядом с ним, заложив руки за спину.
— Когда будет накладка? — спросил он.
Шеф говорит «накладка», я говорю «передача».
— В одиннадцать пятнадцать и сорок четыре секунды, — ответил оператор.
— Минута с хвостиком, — сказал я.
На ближнем экране медленно просиял ровный по цвету глубокий синий фон. Как, бывает, ложатся такие синие тени под елкой зимой на снегу, в лунные ночи.
— Опять увидим что-нибудь молитвенное?
По голосу можно было понять — Шеф улыбается.
— Наверное, — ответил я, — вчера так и было.
На синем плеснуло что-то белое, разнеслось кругами, вздрогнуло, ясный звук проник в аппаратную, как в открытую форточку.
— Айла, айла, айла!..
Там, по экрану, шла в синеве молодая женщина. Загорелыми руками она держала над головой наполненный чем-то влажным, поэтому, наверное, сверкающий на солнце кувшин.
— Айла, айла, айла! — звала женщина.
— Айля, айля, айля, — передразнил кто-то невидимый тонюсеньким голоском.
Гибкая женщина расплескала кувшин и сдвинула брови, как-то слишком притворно, забавно.
Милая, милая, не пропадай, пожалуйста, ну еще немножко. Ну подожди… Я хоть взгляну, какой на тебе наряд, какие бусы, какой узор на кувшине…
Видение погасло. Замер отдаленный звук, похожий на песенку-дразнилку.
— Время? — спросил я.
— Четырнадцать секунд, — ответил Шеф. — На две секунды больше… На этот раз ни одного молитвенного жеста.
— И картинка не прыгала, — сказал оператор и включил свет.
Кажется, у всех у нас были довольные физиономии.
— Банальные кадры…
В аппаратной сидел незнакомый человек. У нас посторонние как-то сразу привлекают внимание.
— Вот, познакомьтесь… кинорежиссер… большой человек в области кино… Вам понравилось?
— А вам?
— Это самые замечательные на всем белом свете картинки, — сказал я.
— Может быть. Но сделаны, мне кажется, плохо.
Режиссер говорил уверенно, громко, почти выкрикивая. Так разговаривают пилоты, привыкшие к постоянному гулу больших аэродромов.
— Как по-вашему, что было на экране? — спросил я.
— Несомненно, телевизионная документальная передача.
— Вы уверены?
— Да.
— Почему?
— Видите ли, передача была не только документальной, нехудожественной, передача была неумелой, непрофессиональной.
— А можно ли по такой небольшой передаче…
— Можно, можно, смею заверить, — он вышел на середину аппаратной. — Когда вы сидите в кино… вы, я надеюсь, ходите в кино?
— Ходим. Даже на детские сеансы, — необычайно вежливо сказал оператор.
— Ну так вот, — кивнул гость, — вам на экране все кажется легким, простым. Так ведь?
— Угу, — ответил наш оператор.
— И вот перед вами ходят актеры, спорят, едят, пьют. Кадры меняются перед вами, действие бежит или тянется нудно и долго, если фильм скучный. Вы не замечаете постановки маленького кадра, не знаете, что порой все мгновенные позы героев составляет, придумывает, рисует главный человек в кино — режиссер.
— Не замечаем, — вздохнул оператор.
— А для меня каждый кадр — это маленькое живописное произведение, созданное большим художником. Или ремесленником!.. Иногда кадрик живет секунды, но по тому, как он скомпонован, освещен, в какой крупности взят, можно видеть руку создателя… Кино делают иногда великие живописцы, но встречаются нередко мазилы, пачкуны.
— Значит, кино, которое мы с вами только что видели… — начал Шеф.
— Сработано плохо, неряшливо. Неряшливо! На левой стороне кадра зияла пустота, хотя фигура шла вправо. Над головой женщины слишком большое пространство. Ноги могли срезаться в любой момент. А ноги у нее необычайно красивы. Такую походку прятать… Затем ограда, кусты, ненужные тени, все движение было на правой, перегруженной стороне. Я бы взял крупнее, много левей, чуть выше, но в противоположной диагонали.
— Вы заметили даже тени?
— Конечно.
— Вам и такая мелочь не понравилась?
— В кино мелочей нет… Вы не представляете, что иногда не ко времени вымытая голова героини фильма заставляет прекращать съемку на три-четыре дня!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});