Искатель. 1964. Выпуск №3 - Артур Кларк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, никого…
Значит, надо взвесить свои собственные скромные возможности. Через несколько минут «Прометей» уйдет за край астероида, исчезнут прожекторы, воцарится полный мрак. Ненадолго… Но, может быть, он еще успеет найти укрытие, которое защитит его от наступающего дня? Вот эта глыба, на которую он налетел, не годится?
Что ж, в ее тени и впрямь можно отсидеться до полудня. А там?.. Если солнце пройдет как раз над Шеррардом, его ничто не спасет. Но ведь может оказаться, что он находится на такой широте, где Солнце в это время икарийского года, длящегося четыреста девять дней, не поднимается высоко над горизонтом. Тогда есть надежда выдержать несколько дневных часов. Больше надеяться не на что — конечно, если товарищи не разыщут его до рассвета.
Ушел за край света «Прометей», и тотчас сильнее засверкали звезды. Но всего ярче, такая прекрасная, что при одном взгляде на нее сжималось горло, сияла Земля; вот и Луна рядом. На первой Шеррард родился, на вторую ступал не раз, — доведется ли ему когда-либо еще побывать на них?..
Странно, до этой секунды ему не приходила в голову мысль о жене и детях, обо всем том, чем он дорожил в такой далекой теперь земной жизни. Даже как-то стыдно. Впрочем, чувство вины тотчас прошло. Ведь несмотря на сто миллионов космических миль, разделивших его и семью, узы любви не ослабли — просто они в этот миг играли второстепенную роль. Он превратился в примитивное существо, всецело поглощенное битвой за свою жизнь. Мозг был его единственным оружием в этом поединке, сердце могло только помешать, затемнить рассудок, подорвать решимость.
То, что Шеррард увидел в следующий миг, окончательно вытеснило все мысли о далеком доме. Над горизонтом позади него, словно обволакивая звезды молочным туманом, всплыл конус прозрачного света — глашатай Солнца, его прекрасная жемчужная корона, видимая на Земле лишь во время полных солнечных затмений. Появление короны означало, что совсем близка минута, когда Солнце поразит своим гневом этот маленький мир.
Шеррард не замедлил воспользоваться предупреждением. Теперь он мог довольно точно определить, в какой точке появится Солнце; и астронавт медленно, неуклюже перебирая обломками металлических «рук», отполз туда, где глыба сулила ему лучшую тень. Едва маневр был, завершен, как Солнце зверем набросилось на скалу — все вокруг словно взорвалось светом.
Шеррард поспешил перекрыть смотровое окошко темными фильтрами в несколько слоев, чтобы защитить глаза. За пределами широкой тени, отбрасываемой глыбой на поверхность астероида, будто разверзлась раскаленная топка. Беспощадное сияние высветило все детали пустынного ландшафта. Никаких полутонов — слепящая белизна и кромешный мрак. Ямы и трещины напоминали чернильные лужи, а выступы точно объяло пламя, хотя с начала восхода прошла всего одна минута.
Не удивительно, что палящий зной миллиарды раз повторявшегося лета выжег из скал весь газ до последнего пузырька, превратив Икар в космическую головешку. «Что заставляет человека, — горько спросил себя Шеррард, — ценой таких затрат и риска пересекать межзвездные пучины ради того, чтобы попасть на вращающуюся гору шлака?» Он знал ответ, то самое, что некогда побуждало людей пробиваться к полюсам, штурмовать Эверест, проникать в самые глухие уголки Земли. Трудные испытания мобилизовали тело, смелые открытия радовали душу. Эх, много ли радости в этом сознании теперь, когда он вот-вот будет, точно окорок, поджарен на вращающемся вертеле Икара!..
Лицо ощутило первое дыхание зноя. Глыба, подле которой лежал Колин Шеррард, заслоняла его от прямых солнечных лучей, но прозрачный пластик над головой пропускал тепло, отражаемое скалами. Чем выше Солнце, тем сильнее будет жар… И выходит, у него в запасе меньше времени, чем он думал.
Тупое отчаяние вытеснило страх; Шеррард решил, если хватит сил, держаться, когда солнечный свет падет на него. Как только термоизоляция космокара сдаст в неравном поединке, пробить отверстие в корпусе, выпустить воздух в межзвездный вакуум.
А пока можно еще поразмышлять несколько минут, прежде чем тень от глыбы растает под натиском света. Астронавт не стал насиловать мысли, пусть текут по своей прихоти. Странно, он сейчас умрет лишь потому, что в сороковых годах, задолго до его рождения, кто-то из сотрудников Паломарской обсерватории высмотрел на фотопластинке пятнышко света; открыл и метко назвал астероид именем юноши, который взлетел слишком близко к Солнцу…
Быть может, вот тут, на вздувшейся волдырями равнине, когда-нибудь воздвигнут памятник. Интересно, что они напишут? «Здесь погиб во имя науки инженер-астронавт Колин Шеррард». Это про него-то, который не понимал и половины того, над чем корпели ученые? А впрочем, они его заразили своей страстью. Шеррард вспомнил случай, когда геологи, счистив обугленную корку астероида, обнажили и отполировали металлическую поверхность. И глазам их предстал странный узор, линии и черточки, напоминающие абстрактную живопись декадентов, сменивших Пикассо. Но это были осмысленные линии; они запечатлели историю Икара, и геологи сумели ее прочесть. От ученых Шеррард узнал, что железокаменная глыба астероида не всегда одиноко парила в космосе. Некогда, в очень далеком прошлом, она испытала чудовищное давление, а это могло означать лишь одно: миллиарды лет назад Икар был частью огромного космического тела, быть может, планеты, подобной Земле. Почему-то планета взорвалась; Икар и тысячи других астероидов — осколки этого космического взрыва.
Даже сейчас, когда к нему подползала раскаленная полоса, Шеррард с волнением думал о том, что лежит на ядре погибшего мира, в котором, возможно, существовала органическая жизнь.
Шлем затуманился. Ясно: охлаждение сдает. А честно послужило — даже сейчас, когда камни в нескольких метрах от него накалены докрасна, температура внутри капсулы вполне терпима. Конец охлаждающей установки будет и его концом.
Шеррард протянул руку к красному рычагу, который должен был лишить Солнце добычи. Но прежде чем нажать рычаг, хотелось в последний раз посмотреть на Землю. Он осторожно отрегулировал фильтры так, чтобы они, по-прежнему защищая глаза от слепящих скал, не мешали глядеть на небо.
Звезды заметно поблекли, бессильные состязаться с сиянием короны. А как раз над глыбой — его ненадежным щитом — вздымался язык алого пламени, грозно указующий перст самого Солнца.
Последние секунды на исходе…
Вон Земля, вон Луна… Прощайте!.. Прощайте, друзья и близкие!..
Солнечные лучи лизнули край космокара, и первое прикосновение огня заставило Шеррарда непроизвольно поджать ноги. Нелепое и бесцельное движение.