Димитрий, митрополит Ростовский, и его время - Федор Мельников

Скажут: это было давно, теперь же все изменилось. Да, изменилось, только не к лучшему. Покойный Победоносцев, стоявший во главе господствующей Церкви и потому хорошо знавший ее внутреннее состояние, еще так недавно говорил: «Посмотрите, вот храмы – светильники народные, оставленные посреди сел и деревень запертыми, без службы и пения, и вот другие, из коих, за крайним бесчинием службы не выносит народ ничего, кроме хаоса, неведения и раздражения… Велик этот свиток, и сколько в нем написано у нас рыдания, и жалости, и горя»14. Кто же виновен в этом? Конечно «не бедный народ, – отвечает Победоносцев, – повинен ленивый и несмыслящий служитель церкви, повинна власть церковная»15.

Современные пастыри забывают всякий страх Божий. Они служат только деньгам. «В некоторых приходах, – сообщает „Миссионерское Обозрение“, – требование пастырями денег за таинства настолько велики, что крестьяне оставляют детей без крещения по 6, 7 и 8 месяцев и часто живут вне брака, ибо не в силах заплатить 15—20 и 25 рублей священнику за совершение таинства. В этом напряженном состоянии безденежья и веры человек подвергается большому искушению. И, подвернись в это время какой-нибудь раскольничий поп, совершающий крещение и брак даром, и отпадение почти неизбежно. Но самое ужасное – это требование денег на похороны. Налог на несчастье. Укажем случай, бывший с односельцем крестьянином, у которого в марте месяце умерла мать и с которого священник (был голодный год) потребовал за совершение похоронного обряда 5 рублей, под угрозой оставить тело без погребения. Это было поистине ужасно»16.

«Нельзя облагать совершение таин Божиих налогом, это стыдно и позорно. Самый грустный и самый резкий упрек заключается в словах сектантов: „у православных все продается и все покупается“. Как может священник влиять на кулаков в селе, высасывающих народные соки, если сам он, по-видимому, как в лавочке торгует бракосочетаниями, крещением и другими таинствами?»17.

«В одном приходе, – рассказывает один сотрудник „Миссионерского Обозрения“, – был случай, когда священнику привели крестьяне грабленую корову, и он ее взял, зная, у кого она ограблена»18. Чего же можно ожидать от таких пастырей?

Но ужаснее еще то, что многие пастыри господствующей Церкви живут развратно и творят всякие неприличные дела с единственной целью, чтобы казаться современными «культурными» людьми, чтобы не быть похожими на «отсталых» старообрядческих священников. В «Миссионерском Обозрении» говорится об одном даже единоверческом подобном иерее. «Как-то мне случилась надобность допросить священника единоверческой церкви, – повествует все тот же сотрудник «Миссионерского Обозрения», – производил я допрос в здании станичного правления, где все служащие, начиная со станичного атамана, были старообрядцы. Иконы были старого письма. Священник явился ко мне с папироскою в зубах (случай изумительный) и немного навеселе после завтрака. Он и по улице шел с папироской и курил. Я предложил ему немедленно затушить папиросу, а по окончании допроса я один на один спросил его: для чего он курит и пьет водку в старообрядческой станице? Он мне ответил: «Чтобы не походить на старообрядческих начетчиков»19.

Нам припоминается рассказ известного в старообрядчестве церковно-общественного деятеля, ныне покойного, Е. Е. Бушева. Он был близко знаком со знаменитым кремлевским проповедником московским миссионером-иеромонахом отцом Пафнутием Овчинниковым, ушедшего в господствующую Церковь из старообрядчества. Бушев часто бывал у него в гостях. Однажды он застал отца Пафнутия за обедом. День был постный. Пафнутий ел мясное. Это страшно поразило Бушева. Он знал, что Пафнутий, будучи старообрядцем, вел чисто подвижническую жизнь, питался только сухарями и просфорой. Сделавшись же «православным», он отверг посты и пренебрегал установлениями Церкви о постах. «Что ты делаешь, – заговорил Бушев, обращаясь к Пафнутию. – Не боишься ты Бога – жрешь скоромное. Ты же монах, да и постный день сегодня. Что с тобой стало!»

«А я тебе удивляюсь, – иронически начал оправдываться Пафнутий, – ты известный старообрядческий начетчик, а не знаешь самых простых вещей. Ведь если бы я стал жить в православной Церкви по-прежнему, как я жил в старообрядчестве: соблюдал посты, совершал службы чинно, церковная власть тогда бы и сказала обо мне: „как был раскольником, так и остался им“. А теперь, когда я нарушаю посты, не признаю среды и пятницы, ем мясное, служу по-военному, обо мне говорят: „вот, настоящий православный“. И в моей преданности православной Церкви никто не сомневается. Понял?» – заключил свои разъяснения Пафнутий.

Этот яркий и отличительный признак господствующего православия не в наше только время народился. Его отмечал в своих проповедях и митрополит Димитрий Ростовский. В одной проповеди 1708 года он говорил: «Бахус не только эллинам, но, якоже вижу, и нашим глаголющим бытии православным христианам той божишко не нелюбим… Не соблюдать постов – то не грех; день и ночь пьянствовати – то людскость, пребывать в гулянье – то дружба, а что по смерти о душе сказуют, куда ей итти – баснь то». «Речет Бахус, чревоугодный бог со учеником своим Мартином Лютером: надобно в полках не смотрети поста и в пост ясти мясо, чтобы полковые люди в воинстве были сильны, в бою крепки, не ослабели бы в брани от поста и воздержания»20. Здесь, очевидно, митрополит Димитрий имеет в виду Петра I, который издевался над набожностью русских и войскам своим разрешал есть мясное Великим постом. Уже после смерти Димитрия «чревоугодному богу Бахусу» поклонились и восточные патриархи, и русский правительствующий Синод, разрешившие «Христовым войскам на мясные и прочие в пост запрещенные яди». Петр Великий, принявшийся реформировать русскую Церковь, «представлял себе истинную религию в форме лютеранства»21.

По этой форме он и начал кроить свою Церковь. При жизни Димитрия эта кройка только начиналась. Но и она приводила в ужас и отчаяние даже его, Димитрия. В низах иерархии – полная распущенность, небрежность в богослужении, пьянство и безнравственность, тупоумие и безграмотность. На верхах – рабское следование иерархов за Петром, его кощунства и насмешки над вековыми и священными верованиями русского народа, дух протестантизма и прямого безверия. Вот внутренняя сущность тогдашней иерархии и Церкви. Люди с чуткой совестью, с не замершим еще чувством веры бежали из этой Церкви и спасение своей души, успокоение тревожной совести находили только в старообрядчестве, где церковное благочестие и дух святой веры были непоколебимы, где члены Церкви шли тернистым, скорбным, но зато спасительным путем, ведущим в Царство Божие.

IV

Киевская Церковь, возродившая и воспитавшая Димитрия Ростовского, с давнего времени была заподозрена московскими святителями в потере чистоты православия.

Католицизм и протестантизм действительно наложили на нее свой еретический отпечаток. На московском соборе 1620 года патриарх Филарет Никитич говорил: «Егда бых в польском и литовском государстве, многая в них виде несогласия церковная, в самех тех христианех, яже суть белорусцы в них нарицаются, и нарицаются убо христиане, а правила святых апостол и святых отец седми вселенских и девяти поместных соборов и инех святых отец предания, мнози в них не соблюдают; и во едином убо дому у них у отца с детьми, и у мужа с женою, и у господина с рабы, веры три или четыре: и ин держит в них веру христианскую, ин же папежскую, а ин же люторскую, и ин же кальвинскую, и ин же новокрещенскую, ин же сасскую, и ин же ариянскую. И вкупе убо на единой трапезе ядят и пиют и браком совокупляются, а инии вкупе и молитву творят. Мнози же из них и за папу изверженнаго Бога молят во святей литургии в приношении и во ектениях и литиях»22.

Филаретовский собор очень строго отнесся к южным христианам. По определению собора, их должно отдавать «под начал для исправления веры», крещеных же обливательно – снова крестить. С большим недоверием относились в Москве и к книгам литовской и киевской печати. Их считали погрешительными и еретическими. И не только догматические произведения киевских писателей были наполнены заблуждением латин и протестантов, но и в богослужебные книги вносились «еретические чины и толкования». По свидетельству московского патриарха Иоакима, в киевском «Требнике Великом» «к молитвам, с греческих преведенным, положены латинские чины и толкования под именем восточныя церкве: в крещении, место погружения, обливание (оставляю молчанно о деемых у срамных женских удес при рождении младенцев). В том же Требнице на Божественной литургии пресуществление святых Таин поведуемо словесы Христовыми бывати, и в то время не обычныя святей Церкви поклоны творити, и яже в проскомидии изъимаемыя частицы из просфор в честь и славу Пресвятыя Богородицы и святых и приносимыя за живыя о здравии и спасении и за усопшия о покои и оставлении грехов мнети тело Христово и православныя христианы причащати ими сказует, приложив: „по чину, глаголя, восточныя церкве“, еже никогда в восточней церкви бысть, ниже есть. И иная некая от латинскаго зломудреннаго учения в оный Требник привнесена суть. Подобны тому Требнику книги: „Служебники“ разных изданий, бывших в Киеве, в Вильне и в Стрятине»23