Стихотворения - Федор Миллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказка о купце, о его жене и о трех пожеланьях[23]
Жил купец Парамон АлексеичС благоверною Марфой ПетровнойВ собственном каменном доме.Их богатством господь не обидел:Был их дом как полная чаша.Они жили мирно и ладно,Ни заботы, ни горя не зная,Ели сытно и спали покойноИ толстели себе на здоровье.Но хоть жизнь их была и привольна,И добра, и богатства довольно,А порою казалось им малоИ желалося быть побогаче.Такова, знать, натура людская:Дашь им гору — подай и подгорье.
Как-то раз, вечерней порою,Наш купчина с своею женоюПили чай за большим самоваром,Крупный пот обтирая платочком.Шла беседа у них о житейском:О товаре, какой залежался,О последней выручке в лавке,О тугих временах, о потерях,О богатстве соседа. И молвилПарамон Алексеич в раздумье:«Есть же люди такие на свете,Что по щучьему точно веленьюВсё у них исполняется живо.Вот, примерно, сосед наш почтенный.Захотел он хоромы построить,Чтобы всем они были на диво, —Лишь мошною тряхнул — и готово:Стены — мрамор, зеркальные окнаИ болваны кругом по карнизам;А в нутро как заглянешь — ослепнешь!Вот так люди! А мы что с тобою?Мелюзга!» И он плюнул с досадой.Говорит ему Марфа Петровна:«Есть, я слышала, эдакий корень,Что богатство дает человеку.Одна странница мне говорила,Что достать его за морем можно».— «Ну, достань, если можно, — с усмешкойОтвечал Парамон Алексеич. —Нет, старуха, его не достанешь.А вот есть, говорят, в каждом годеЧас удачливый: если потрафишьВ этот час пожелать себе счастья,Иль добра, иль богатства какого —Всё исполнится вмиг по желанью.Вот бы часа такого дознаться —Мы бы зажили важно с тобою!»Так беседовал добрый купчинаСо своей благоверной супругой.
Вдруг звонок у калитки раздался,На дворе барбоска залаял,И, немного спустя, перед нимиСедовласый является странникС суковатою длинною палкой,В черном платье, ремнем подпоясанИ с тяжелой сумой за спиною.
«Чай и сахар, добрые люди!» —Он сказал им с глубоким поклоном.«Просим милости с нами откушать!» —Отвечает радушно купчинаИ сажает нежданного гостяК образам, на почетное место,И чайком, и домашним вареньем,И наливкой его угощает,А меж тем с ним ведет разговорыПро святые места и про скиты,Про далекие чуждые страныИ про тяжесть скитальческой жизни.Так прошел у них вечер в беседе.Время к ночи подходит, и странникСобирается в путь и, прощаясь,Говорит своим доброхотам:«Вижу я, что вы добрые люди,И хочу наградить вас. Я знаюВаши тайные мысли. СегодняВам хотелось счастливого часа,Чтоб исполнились ваши желанья, —Этот час наступил, и вдобавокДозволяются вам три желанья;Но смотрите, не зря говорите,А обдумайте их хорошенько!»Так сказал им таинственный странникИ исчез.Парамон АлексеичИ жена его чуть не рехнулисьОт такого нежданного счастья;Но купчина опомнился скороИ промолвил Марфе Петровне:«Ну, старуха, налей мне стаканчик!За чайком померекаем вместе,Что придумать нам тут поразумней, —Один ум хорошо, а два лучше».Оживилась Марфа Петровна,Заварила свежего чаюИ, девятый стакан наливая,Мужу молвила: «Пей на здоровье!Пей, голубчик мой! Вот хорошо бы,Если б был теперь кстати лимончик:С ним бы чай был гораздо вкуснее».Лишь успела она это молвить,Как на блюдце — отколь неизвестно —Перед ними лимон очутился,Такой сочный, душистый и крупный,Что не скоро такого и купишь.Рассерчал Парамон АлексеичНа жену за такое желанье.«Ах, раздуй те горой! — закричал онНа нее. — Вот так глупая баба!Вот, шальная, нашла, что придумать!»Но лишь только сказал он и видит:Раздувается Марфа ПетровнаВ ширину — и всё больше и больше.Смотрит он и диву дивится,И глазам своим верить не смеет.Но она всё толстеет, всё пухнет,Будто на море парус от ветра.Вот и стол с самоваром поехалОт дивана к стене; вот и сам он,Парамон Алексеич почтенный,В дальний угол со стулом отъехал,Где всё крепче его припираетРаздобревшее тело супруги.Испугался купец не на шутку, —Видит: дело выходит плохое, —Так и ждет, что вот лопнет купчихаИль задушит его под собою.«Стой! — кричит он. — Уж я задыхаюсь!Ничего, ничего мне не надо,Лишь бы ты опять стала такою,Как была!»Вмиг исполнилось это:Стала Марфа Петровна сжиматьсяИ в свой прежний объем возвратилась.И сидят они молча за чаемС горькой думой, что так неразумноТри желанья из рук упустили.Близок локоть, да, знать, не укусишь.
1865Судья Шемяка[24]
«Помоги мне, братец, — просит брат убогой, —Не оставь, родимый, милостью премногой!Вот уж наступают вьюги с холодами;Одолжи лошадку съездить за дровами».— «Ох, как надоело мне с тобой возиться!Век ты будешь плакать, век ты будешь биться.Видно, сам уж плох ты, пропил, знать, деньжонки,Что купить не можешь клячи-лошаденки.Счастлив, что пришел ты, как иду к обедни;Так и быть, возьми уж, только знай — в последний!Приведешь — и больше к моему порогуНи ногою, слышишь? Прогоню, ей-богу».Взял бедняга лошадь. «Дай уж оголовок[25]», —Просит он у брата. «Ишь ты, больно ловок!За него вечор лишь деньги отдал сам я;Оголовок знатный, нет, его не дам я —Изорвешь, испортишь, буду я в изъяне».— «Дай, ведь не к хвосту же привязать мне сани».— «Делай там как знаешь, людям поклонися;Где-нибудь достанешь, только отвяжися».Так сказав, богатый бедняка оставил;Бедный, взявши лошадь, путь домой направил.Думает он думу: как бы сани справить,Чтоб дрова из лесу до дому доставить?Повезет ли лошадь? Ведь без хомута-тоВоз тащить тяжелый будет трудновато.Ну, да уж устрою — я ведь парень ловкой:Ей к бокам оглобли привяжу веревкой,А чтоб не съезжали, я свяжу ремнямиКак-нибудь покрепче хвост ее с санями.Справил — и поехал в рощу за дровами.Нагрузивши дровни, по дороге гладкойТянет их до дому рядышком с лошадкой.Всё идет как надо, вот и дотащились;Только вдруг за что-то сани зацепились.«Эй, ну-ну! — кричит он, — вывози, родная!Тут уж недалечко, дам тебе сенца я».Палкой замахнулся: «Ну же, ну, тащися!»Конь рванул всей силой — хвост и оборвися.Как наутро лошадь увидал богатый, —«Что ты с нею сделал? Что в ней без хвоста-то? —Закричал он грозно. — Это, брат, неладно;Этак одолжать вас будет мне накладно.Мы пойдем к Шемяке: пусть он нас рассудитИ тебя за лошадь заплатить принудит».И пошел к Шемяке с братом брат убогой.Путь их был не близок: снежною дорогойШли они всё утро и, устав немало,Завернули оба в сельское кружало[26].Богача хозяин встретил с уваженьем:Кланяется в пояс — с нашим, мол, почтеньем;И вина, и пива гостю предлагает,Бедняка же будто вовсе и не знает.К богачу подсевши, пьет он с ним, гуторя;А бедняга на печь завалился с горя,Чтоб заспать свой голод. Слушая их речи,Он вздремнул немного — и свалился с печи.Как на грех, ребенок спал тут той порою;Он его, упавши, придавил собою…«Ах ты, душегубец! Ах, беспутный Каин!Что ты тут наделал? — закричал хозяин. —Этого, брат, дела так я не оставлю,И на суд к Шемяке я тебя представлю».— «Что ж, пойдем к Шемяке, знать такая доля, —Отвечал бедняга, — буди божья воля!»И пошли всё трое; а меж тем дорогой,Закручинясь, думу думает убогой:«Что ж теперь мне делать? Ведь меня засудят!Пропаду я, бедный! Эх, уж будь, что будет:Брошусь-ка я с моста и покончу разом!»(У бедняги с горя ум зашел за разум).Вот подходят к мосту; он перекрестилсяИ через перила вдруг перевалился.Под мостом в ту пору сани проезжали,Двое мужичков в них песни распевали.Вдруг на них свалился будто куль тяжелый —И замолкли звуки песни их веселой.Крик бедняга слышит: «С нами крестна сила!»Голову приподнял — перед ним верзила,Парень здоровенный, в бок его толкает,И ругает крепко, и с саней пихает;А под ним, уткнувшись в сено головою,Кто-то тяжко стонет и хрипит порою.Понял он, в чем дело, — и давай бог ноги;Но верзила парень стал середь дороги.«Глянь, что ты наделал, лиходей треклятый!Ведь пришиб до смерти моего отца ты.Ты за это дело мне ответишь, милый,И тебя к Шемяке потащу я силой».— «Что ж, пойдем к Шемяке: пусть он нас рассудит! —Говорит убогой. — Двух смертей не будет».Идут они в город вчетвером. ДорогойГрустно так повесил голову убогой:Думает, гадает, как бы умудриться,Чтоб от наказанья строгого отбиться.Он с дороги камень поднял с думой злоюИ, в мошну засунув, спрятал под полою.
На высоком стуле важно заседаетВ храмине Шемяка и свой суд вещает.И с благоговеньем пред судьею строгим,Кланяясь, предстали три истца с убогим.Первый свою просьбу изложил богатый.«Что ответить можешь на слова истца ты?» —Вопросил Шемяка. Тот, взамен ответа,Лишь потряс мошною: посмотри, мол, это!«А! — смекнул Шемяка. — Это он сотнягуМне за суд мой сулит. Выручу беднягу!»«Вот мое решенье, — говорит. — От братаТы с хвостом, не так ли, получил коня-то?Посему и должен ты радеть о том же,Чтоб ему скотину возвратить с хвостом же.Того ради конь сей должен находитьсяПри тебе, доколе хвост не отрастится».
Тут судье хозяин сельского кружалаЖалобу представил. Не смутясь нимало,На вопрос Шемяки бедный, без ответа,Лишь тряхнул мошною: посмотри, мол, это.И Шемяка сметил: «Вот еще сотнягуМне за суд он сулит. Выручу беднягу!»И сказал: «Вот слушай, как в случае ономПоступить ты должен, следуя законам:У него ребенка ты убил родного,Так с его хозяйкой приживи другого».
Тут с поклоном третий подает прошеньеИ судью Шемяку молит о решенье.На вопрос Шемяки бедный, без ответа,Вновь трясет мошною: посмотри, мол, это!И Шемяка сметил: «А, еще сотнягуМне за суд он сулит. Выручу беднягу!»И сказал в раздумье: «В преступленье оном,Знай, сугубо винен ты перед законом:Срамно посягая на себяубийство,Ты, живым оставшись, совершил убийство.А как отца сыну уж не возвратишь ты,То за преступленье смерти подлежишь ты.Ляг же ты под мостом; он же, на мост ставши,Пусть тебя задавит, на тебя упавши».
Весело выходит от судьи убогой;Те ж в душе Шемяку всё клянут дорогой.«Что ж, любезный братец, — говорит бедняга, —Подавай коня-то!» — «Нет, зачем, сердяга;Я уж передумал. Нам бы помириться!Конь, хоть и бесхвостый, всё ж мне пригодится.Дам тебе деньжонок — разживайся с богом,И вперед, пожалуй, пригожусь во многом».Бедный согласился, с братом помирился,А потом к другому с речью обратился:«Ну, тебе с хозяйкой надо, знать, расстаться».
— «Нет, я передумал; что с тобой возжаться!Мне детей не надо, — с ними только горе;Лучше помиримся и, со мной не споря,Вот возьми кобылу — славная лошадка —Да рублёв десяток, так уж, для придатка».— «Нет, я не согласен: подавай полсотниИль отдай хозяйку, — что тебе вольготней».Но расстаться с нею было не под силу,Отдал он бедняге деньги и кобылу.
Тут убогий с третьим начал разговоры:«Ох, как горько слушать мне твои укоры!Видно, на сем свете не жилец я боле!Ну, ступай-ка на мост да скачи оттоле».— «Нет, я передумал! Что с тобой возиться:На тебя скакавши, сам могу убиться.Убирайся с богом!» — «Нет, родимый, дудки!Мы с тобой ходили в суд ведь не для шутки:Ты хотел обидеть горького беднягу,Так скачи, брат, с моста иль подай сотнягу».Как ни спорил парень, как он ни бранился,Всё ж таки на сотне с бедным помирился.
Вот домой приходит бедный развеселый.Уж не будет знаться он с нуждой тяжелой.Станет жить как люди, голод позабудетИ в миру считаться хуже всех не будет.А меж тем Шемяка дани поджидаетИ к нему за нею парня посылает.«Что ж, приятель, так-то держишь обещанье?Что сулил Шемяке ты за оправданье?»— «Что ж ему сулил я?» — «Три мошны с казною,В каждой по сотняге». — «Что ты! Бог с тобою!У меня в мошне той грош не заводился,А лежал вот камень — им я и грозился;Коль меня в ту пору он не оправдал бы,Я вот этим камнем в гроб его вогнал бы».Как узнал Шемяка о таком ответе,Отслужил молебен, что живет на свете.
1873Труженики-дети[27]