КОМАНДА НАЧИНАЕТСЯ С ВРАТАРЯ - Ринат Дасаев

В то время в росте, как я уже говорил, я заметно уступал даже своим сверстникам. И теперь, узнав, какой это минус для вратаря, от переживаний потерял покой и сон.

Но Бледных подбадривал: «Ничего, Ринат, не вешай носа. Рост - дело времени. Ты давай-ка пока силенок набирайся. К мячу привыкай».

Самой моей большой мечтой стало подрасти; я выискивал способы для этого в газетах, журналах, в рекомендациях знающих, бывалых людей. И сам придумывал различные упражнения. Но заметных сдвигов не было. Однажды мне посоветовали как можно дольше висеть на перекладине перед сном, заверив, что это самый верный способ помочь моей беде. И когда начинало темнеть, я стал тайком ото всех регулярно бегать во двор к самодельному турнику. Утром, вскакивал с постели, в надежде на чудо пулей летел к дверному косяку производить очередные замеры.

А «чудо» произошло, как это очень часто бывает, совершенно неожиданно. К пятнадцати годам я вымахал сразу на целых двенадцать сантиметров. Видимо, так угодно было природе. Я же упорно считал, что решающими здесь оказались мои настойчивые занятия на турнике и прочие самим же придуманные хитрости.

Геральд Иванович твердил: «Учись анализировать свою игру. Ты должен твердо знать, в какой момент сыграл верно, а в какой ошибся. Тогда легче будет избегать промахов в будущем».

До мелочей он разбирал со мной каждый матч, объясняя, почему, скажем, в одном эпизоде следовало выйти на верховую передачу, а в другом оставаться на месте. Кроме того, учил после пропущенного гола сохранять спокойствие и самообладание.

«Тут важно постараться как можно быстрее забыть о нем, - говорил он. - Почему мяч оказался в сетке, разберешься потом - игра-то продолжается. Поддался переживаниям - не избежать новых неприятностей».

Вдоволь набив на поле синяков и шишек, побывав в самых разных передрягах, начал я постепенно понимать, в чем был резон советов первого тренера.

Однако даже с годами, когда, казалось бы, опыта, умения и даже мастерства уже набрался, без просчетов не обходится. Нередко причины их - психологическое состояние.

...В восьмидесятом году, в полуфинале олимпийского турнира, мы встречались в Москве со сборной ГДР. Соперник был изучен до мелочей. Казалось бы, оставалось только навязать немецким футболистам свою игру. О чем долго и обстоятельно говорили на предматчевой установке Константин Иванович Бесков и Николай Петрович Старостин, еще и еще раз напоминая, что особое внимание нужно уделить подвижному полузащитнику Терлецки и двум пробивным форвардам - Кюну и Нетцу.

Мы понимающе кивали, слушая их, а сами мысленно уже были там, на поле. Игра захватила нас задолго до ее начала. Мысли о ней волновали, не оставляли в покое ни на минуту, нервировали, мешали сосредоточиться.

Все, конечно же, дома ждали от нас только победы. И ощущение огромной ответственности, вдруг охватившее нас перед встречей, изменило нашу игру.

Начали мы суетливо, поспешно, словно боялись, что времени для осуществления задуманного может не хватить. Соперник, уловив наше состояние, стал настойчиво, с подчеркнутым спокойствием навязывать свою игру.

Тон в ней, как и ожидалось, задавали Терлецки, Кюн, Нетц. Усилиями этой троицы и был забит гол, перечеркнувший все наши надежды на выход в финал.

На шестнадцатой минуте Терлецки с углового неожиданно послал мяч не на ближнюю штангу, как обычно, а на дальнюю. Это повергло меня, Чивадзе и Хидиятуллина в замешательство. Мы не успели перестроиться, поверив отвлекающему маневру Кюна, и прозевали рывок Нетца, успевшего выиграть доли секунды и послать мяч в сетку.

Так ли уж сложна и опасна была та ситуация, завершившаяся голом в наши ворота? Вполне было по силам в ней разобраться, чтобы помешать соперникам. Однако слишком уж велико оказалось волнение, слишком уж взвинчены и возбуждены мы были. Отсюда и допущенный промах.

А чем иным можно объяснить осечки Шавло, Черенкова, Гаврилова, Газзаева, «мазавших» из положений, которые принято считать стопроцентными?

Нам просто недоставало опыта выступления за сборную, который, как правило, и определяет степень психологической готовности.

От первого юношеского турнира в Грозном до олимпийского в Москве меня отделяло ровно десять лет -время, за которое предстояло научиться не только понимать суть вратарской игры, но и привыкнуть к утомительному каждодневному труду. Геральд Иванович помогал мне и в этом.

Нередко по окончании тренировки, когда большинство ребят отправлялись в раздевалку, Бледных подходил ко мне и говорил: «Не спеши уходить, Ринат. Давай-ка еще с полчасика попотеем». И, отобрав несколько мячей, начинал обстреливать ворота, меняя направления, дистанцию и силу ударов, при этом успевая корректировать мои действия.

С огромным интересом следил я за тренировками моего тогдашнего кумира и любимца всех астраханских болельщиков вратаря «Волгаря» Юрия Макова. Высокий и мощный, он не давал себе ни минуты передышки в работе.

Маков умел тренироваться вдохновенно, с настроением, так, как тренируются лишь вратари, влюбленные в свое дело. И, учась у него, я даже не предполагал, что наступит момент, когда мы окажемся вместе в одной команде, а затем мне придется сменить его в воротах «Волгаря».

Отца, не пропускавшего ни одной нашей встречи в первенстве города, это, конечно, радовало. Теперь мы вместе ходили на все матчи «Волгаря». Он брал билет и располагался на трибуне среди болельщиков. А я вместе с ребятами спешил занять место за воротами, откуда подавал летевшие мимо мячи.

Как-то в Астрахань на товарищескую встречу с «Волгарем» приехали футболисты московского «Спартака». По местному телевидению тогда еще не транслировались матчи большого футбола из других городов. И народ хлынул посмотреть на столичных мастеров.

Спартаковцы играли весело, с огоньком, разыгрывая свои любимые узорчатые комбинации, заставляя волноваться и футболистов «Волгаря», и зрителей. Наши, правда, старались как могли. В ударе был Маков. Но чемпион страны, естественно, оказался сильнее. Что и подтвердил хотя скромной, преимуществом в один мяч, но победой.

В двух шагах от меня на поле умело, по-хозяйски распоряжались мячом Папаев, Калинов, Киселев, рвались вперед, запутывая опекунов, Хусаинов, Осянин, Силагадзе, четко и спокойно оборонялись Ловчев и Логофет - те, о ком мне прежде доводилось только слышать и с кем волею судьбы предстояло спустя несколько лет встретиться на поле.

Но больше всего меня поразил Анзор Кавазашвили. Мяч словно сам прилипал к перчаткам этого черноволосого улыбчивого вратаря.

После матча мне очень хотелось подойти и поговорить с ним, наверняка, как я считал, знавшим какие-то особые вратарские секреты. Но мальчишеская робость и застенчивость помешали.