Перспективы и риски развития человеческого потенциала в Сибири - Коллектив авторов

Во-вторых, новый стратификационный критерий порождает новые общности, основой существования которых становится страх: «Движущую силу классового общества можно выразить одной фразой: «Я хочу есть!» Движущая сила общества риска выражается фразой: «Я боюсь!» Место общности нужды занимает общность страха» [Бек, 2000, с. 36].

В-третьих, мышление в терминах риска предполагает, что не прошлое, а будущее определяет поведение индивидов в настоящем: согласие с предполагаемыми рисками заставляет быть активными сегодня, чтобы предотвратить риски завтра. Как замечает Э. Гидденс, «риски и попытки оценки риска существенны для колонизации будущего» [1994]. У. Бек пишет, что риски не исчерпываются уже наступившими следствиями и нанесенным ущербом. В них находит выражение существенная компонента будущего. Она основывается частично на продлении обозримых в настоящее время вредных воздействий в будущее, частично на всеобщей утрате доверия или на предполагаемом «возрастании риска». Риски, таким образом, имеют дело с предвидением, с еще не наступившими, но надвигающимися разрушениями, которые сегодня реальны именно в этом значении [Бек, 2000].

Но не все последствия события (явления, состояния) могут быть определены и предсказаны, исходя из сегодняшних знаний. Это подразумевает постоянное переопределение основных категорий, закономерностей, тенденций. Индивиды освобождаются от определенностей и привычного образа жизни, характерных для индустриальной эпохи [Яницкий, 2003а, с. 14].

Социальные риски. Риски становятся социальными в силу масштабности своих последствий или в силу своего происхождения. В первом случае подразумевается, что негативные последствия от наступления рискового события являются массовыми, они изменяют положение значительной по численности группы индивидов, и в целом социальный риск определяется как мера ожидаемого последствия определенного явления, наступление которого содержит вероятность потери или ограничения экономической самостоятельности и социального благополучия человека [Социальная энциклопедия, 2000, с. 345]. Для оценки таких рисков используют два показателя: интенсивность риска – вероятность реализации опасности (наступления потенциально опасного события) для заданного промежутка времени – и величина ущерба от наступления опасности.

Во втором случае речь идет о том, что сама система социальных отношений и социальных институтов становится источником рисков (институционализированной средой риска по определению Э. Гидденса). При этом индивиды зачастую не могут по своей воле покинуть эту «зону риска». Различие между риском, на который идут добровольно, и риском, которому индивид подвергается помимо своей воли, зачастую расплывчато и не всегда четко соответствует различию между институционализированной и неинституционализированной (внешней) средой риска. Неотъемлемые от современной экономики факторы риска влияют практически на каждого, независимо от того, участвует ли индивид в экономической деятельности непосредственно [Гидденс, 1994].

Современное понимание социальных институтов как структурообразующего элемента институционализированной среды строится вокруг тезиса Д. Норта о том, что «институты создаются людьми. Люди развивают и изменяют институты» [Норт, 1997, с. 20]. Социальные институты – это поддерживающие, а не строго определяющие поведение индивидов структуры, которые реализуются через практики – «устойчивые системы взаимосвязанного и взаимно ориентированного ролевого поведения акторов (индивидов, организаций, групп), которые и обеспечивают функционирование соответствующих институтов» [Шабанова, 2006]. В такой логике источником рисков для дальнейшего функционирования институтов может стать ответное поведение людей. Здесь можно привести пример реформирования системы здравоохранения при параллельном сокращении государственного финансирования этой системы, что спровоцировало распространение практик обращения за медицинской помощью на поздних стадиях заболеваний, частичного или полного отказа от посещения врачей, самолечения, обращения к альтернативным способам лечения. Соответственно, риск от массового пренебрежения к здоровью проявляется в увеличении затрат на здравоохранение за счет более высоких затрат на лечение по сравнению с затратами на профилактику заболеваний, высокие показатели смертности от состояний, которые можно было предотвратить на ранних стадиях заболеваний.

Социальность рисков «по происхождению» также означает, что риск представляет собой результат принятия решения. В этом его основное отличие от опасности, источником которой являются внешние, не контролируемые человеком силы. То, что может произойти в будущем, зависит от решения, которое следует принять в настоящем [Луман, 1994.]. То есть ущерб от риска вменяется решению, тогда как ущерб от опасности вменяется окружающему миру. В этом смысле риски постоянно производятся обществом, причем это производство легитимное.

Поскольку источником современных рисков являются индивиды и социальные институты, критерием социальной стратификации становится не только уязвимость к рискам, но и причастность к их созданию. То есть акторы, которые наделены полномочиями «формировать правила игры и средства контроля за их соблюдением», создают риски. Это субъекты («производители») социального риска, на месте которых чаще оказываются представители власти, хозяйствующие субъекты, социальные группы, причастные к принятию решений с социальными (а не индивидуальными, личными) последствиями. Соответственно, источник социальным рисков – функционирование социальных институтов, организаций, поведение сообществ, домохозяйств и индивидов.

Объекты («потребители») социального риска – социальные группы, сообщества и индивиды, которые в силу сложившихся обстоятельств, своего социального положения и образа жизни подвергаются негативному воздействию решений, принятых субъектами риска [Зубков, 1994, с. 5; Маслова, 2001, с. 36]. «Удел потребителей рисков – иная “польза”: льготы или компенсации за потерянное здоровье, за вынужденную жизнь в рискогенной среде» [Яницкий, 2003а, с. 27].

Определение рисков через коммуникацию. Номинирование явления (состояния) в качестве риска происходит на основании аргументов, т. е. до тех пор, пока эти последствия не стали явными и наблюдаемыми, они существуют только как обоснованное предвидение. Поэтому в своих представлениях о рисках мы доверяем экспертному знанию тех, кто более компетентен в данной области. Но кроме научной рациональности в понимание рисков вплетена социальная рациональность – основанное на ценностях представление о том, что может быть приемлемо, какова величина возможного ущерба, на который следует пойти ради возможных выгод. «Занимаясь цивилизационными рисками, наука всегда покидала почву экспериментальной логики и вступала в полигамный брак с экономикой, политикой и этикой или, говоря точнее, она сожительствует с ними “без официального оформления отношений”» [Бек, 2000, с. 19]. В коммуникативном определении одной из стратегий «снижения рисков» может быть контринтерпретация механизмов возникновения негативных последствий и вероятности наступления рискового события. Риски могут «проходить отбор» в зависимости от интересов тех или иных акторов, чтобы быть аргументом в усилении их позиций как «борцов» с данными рисками.

Основанность рисков на знаниях и нормах делает их предметом рефлексии, которая насущно необходима в условиях быстро меняющейся социальной среды, если мы говорим о социальных рисках. «Социокультурная рефлексия – это перманентное критическое осмысление меняющейся ситуации и публичный диалог по поводу современного состояния общества» [Яницкий, 2003а, с. 21]. В таком диалоге устанавливается социально приемлемый уровень риска – конвенциальный уровень допустимых потерь, который опосредован социокультурными, морально-этическими и политическими факторами. Этот уровень должен постоянно дебатироваться обществом, вычисляться, прогнозироваться, а не «назначаться» правящей элитой [Яницкий 2003б, с. 352]. В этой связи Н. Луман подчеркивает возрастание роли коммуникаций [Луман, 1994], результатом которой является формирование критериев и непосредственно отбор рисков: какой из них учитывается, а какой – нет.

Конструкционистский подход к определению рисков вводит в структуру социальных отношений по поводу рисков фигуру эксперта, обладающего специальными знаниями и определяющего степень опасности ситуации. Но чем «более узкой становится специализация, тем более ограниченной оказывается область, в которой тот или иной индивид может претендовать на право быть экспертом; в других сферах жизни он будет находиться в той же ситуации, что и любой другой» [Гидденс, 1994]. Это означает, что появляются такие способы социального влияния, которые уже никто не контролирует непосредственно.