Стихи - Лариса Миронова

Но остаётся двусмысленность:

Отрицание здесь —

Вовсе не то же, что не быть слепым,

Ибо если шанс не отчаиваться

Равен его абсолютному «нет»,

То прогрессом и будет оно же

в смысле «да».

Реальное у философов —

Это уничтоженное возможное.

Оно неплодотворно,

потому что – разрушено.

Но это вовсе не так:

Реальное – это возможность,

Получившая сатисфакцию.

То есть возможное,

Которое уже действует.

Нет, отчаяние в нас самих

И больше – нигде.

Но если бы мы не были

Сложной частью Целого,

Не было бы в нас и этого отчаяния,

Как не было бы и той сложности,

которую мы получили от Бога

В начале начал.

Отчаяние: от желания быть. Стих третий

Отчаяние —

Это смертная болезнь.

Что буквально несчастье,

В исходе которого смерть.

Здесь нам

Интересно другое.

Для верующих смерть

Это переход в иную жизнь.

Смерть

Прекращает болезнь,

Но сама по себе —

Конечно, не есть граница.

Однако, в ином смысле,

Отчаяние всё же —

Смертельный недуг.

Ибо, в отличие от расхожего мнения,

От отчаяния

вовсе не умирают.

И в этом —

Его главная пытка.

Умирать смертью значит

Переживать саму смерть.

И даже если это всего миг,

Длится он будет вечность.

И всё это жалкая химера,

Ибо кинжалом нельзя убить мысль.

В отчаянии «умирать»

Становится быть – «жить»,

Ибо это и есть

Собирание воедино сущего.

Ассоциации

Вольфгангу Ф.

«Der Teppih zum gluk»

Ди айнен ирэн шаттен,

Ди андерн ирэ ляйт…

Что значат эти строки,

Не знаю, нихт виляйхт.

Однако свет и тени

Привиделись тут мне

А может, это птица

Метнулась вдруг в окне?

Страх и трепет

Кто знает —

что такое грех?

Грех

по сути никак не изучен.

Он совсем не научен.

О грехе проповедуют все.

А это – когда

Единичное,

В качестве единичного,

Обращается к единочному же…

Между тем, проповедь —

Самое трудное на свете искусство.

Но за него берутся почему-то все.

Не легче ли писать стихи?

Это всё-таки чуточку лучше…

О догмате БогоЧеловека

Догмат богочеловека

Сделал нас слишком дерзкими.

Всё так, как будто Бог,

Почувствовав себя слабым, —

Вспомним легенду о глиняном человеке! —

Разделил обычную судьбу благодушных,

Которым платят за добро – злом.

И будто бы ОН,

став почти либералом,

Взял и придумал богочеловека…

И тогда люди, на своё горе,

Запанибрата

Стали общаться с НИМ…

Но если мы желаем сносной жизни

И хоть какого-то в ней распорядка,

А это ведь то же, чего и ОН страстно желал, —

Он же не Бог беспорядка?!

То заботиться надо о том, чтобы сделать

Из каждого – отдельно единого,

То есть – единственного.

Ибо как только люди сгрудятся в кучу,

То есть – в толпу,

Тут же случится подмена.

И глина рассыплется в прах…

Жребий

В поэзии кто гений –

тот злодей.

Клеймят легко,

Едва возьмёт стило он в руку.

(Его, конечно, не съедят —

жить стало несомненно веселей)

Погибнет он не от ножа и не от пули,

а от скуки.

Гражданское

Нет, я не плачу…

Нет, я не плачу!

Волчицей

Хотела бы

Выть.

Расскажу,

Как получится —

Остро иль скучно,

О том, что повсюду

Веселье.

Смеются

Последние трусы

Натужно —

Чтобы отвлечься,

Забыть.

Смеются поэты,

Которые мир повторяют

В мечтаньях пустых

И разводах воды.

И просто во лжи

Искушенные люди

Нежно

Исполнят вам скерцо…

Смеются над тем,

Кто страдает,

Смеются

Над мужеством сердца

И страшной печалью

Беды.

С видом оценщиков

Здесь иноземцы

Небрежно

Пальцами тычут

В распятых святых.

Диалоги – с нищим и богом

Послушайте… как там вас…

Нищий!

Вам только что дали!

Так я всё потратил,

А вещи – украли…

Подайте на квас!

Добрый господи-боже!

Пошли мне блаженство!

Я ж – само совершенство!

Даже совесть не гложет…

Зацепиться не может

За моё отрешенство.

Не верьте лжи!

Ложь стоит у крыльца.

Я ей не открыла.

Она не обиделась.

Ушла.

Залегла у обрыва.

Караулит

случайного путника,

Чтобы шепнуть на ушко,

что «В жизни —

всё лживо»…

Смена декораций

У входа лакеев полно —

Спешат к хорошим господам.

А те пришли покушать суши.

Ну и музычку могут послушать

Солидные уши.

Трам-пам-пам…

Вместо служителей муз

Теперь в Доме искусств

Распоряжаются мёртвые души.

Швейцар мокрой тряпкой

Возит по стёклам расцвеченное окно,

Оно —

В клочках уцелевшей последней афишы…

Непременно, или умереть

Когда человек может умереть

На глазах милли —

онов, и никто

Не оглянется…

В одну редакцию,

нет, конечно, не глянца,

а где – «высоко ценили»,

Я принесла стихи

Вот об этом.

Мне ответили —

Напечатаем непременно.

И прокатили.

Лобовая атака захлебнулась.

Но я вернулась.

По телефону, давясь паштетом,

Редактор читал

Четверостишие

Про это…

Не хотите – не ходите

Бестолочь была во всём.

Мы вмешались в толпу,

И толпа нас сжала.

Рррасходитесь, господа!

И нас тут же оттиснули в сторону,

кажется, вокзала.

И вот уже

какой-то узкий, мрачный двор.

И нас выстраивают в пары.

Попались! Будто какие-то воры.

А когда вывели —

Толпа на площади уже не базарит.

И только такие же, как и мы,

Уныло стояли парами.

Нас уводили куда-то вглубь

Дремлющего бульвара.

Предупреждение

Ещё не начата война.

Князь Рюрик,

русские вожди

Спокойно ждут,

Когда в день роковой

их призовут

Под стяги хитреца.

Рука коварного льстеца

Играет

заводной толпой.

Постойте! Люди!

Время – есть.

И честь

пока не отдана.

Проект 2М

Проект 2М —

Ресурс

Меняет курс.

Итак… На старый

Русский Новый Год,

Срок честно отмотав.

Собрал Он всех,

Включая глав

Субъектов Федераций.

Заговорил прекрасно. Тряслись силовики —

Боялись, что разгонят к энтой мати…

Ну и напрасно

Дрожали влажные от пота шкуры

(Хотя сказал Он строго и ужасно,

Что от борьбы пока одни лишь беды,

Что террористы с МВД играют в шуры-муры,

Взрывают и гуляют только так…) —

Готовили их к неизбежности победы.

Потом изрек не для проформы

Он хорошо продуманный экспромт

(Иные думали – ипровиз):

Упали в одно место,

В един визг,

Аж сразу две реформы…

Реформа «аз»:

Введение в России

Пропорции в изБИРсистеме —

Проходит на счёт раз.

(И лишь потом узнает современник

что этот ПУТЬ и есть «Проект ПРЕЕМНИК».)

Экспромт готовил в понедельник,

Он выглядел вполне толковым,

Был вброшен загодя в пространство общей мысли

Самим предЦИК (находчивым Сашулей Вешняковым).

Пока народ жевал экспромт и пробовал на вкус,

Созрел проект и номер два – губвласти по приказу.

Силовики, уняв в коленях дрожь, поддались на искУс:

Пеняя на Беслан, реформу власти предложили.

Вот и родили, не отходя от кассы, вертикаль,

Жёстко негнутую, с окрасом в киноварь, и суперпрочную.

Так закалялась эта сталь, бюрократически весьма порочная.

Девиз простой: сначала власть, а денежки потом.

Ну что ж. Запаса прочности лет на десять им хватит.

А дальше не видать ни рожек, ни с хвостом.

Хотя… нет, вру, пожалуй, что-то всё же видно:

Крах бюрократии как масти – ох и ах!

И будет вовсе не смешно, и даже чуть обидно, коль рухнет