Журналистика: секреты успеха – 2. Выбор темы - Вадим Пересветов

Из этой же серии печатного беспредела, по-другому и не скажешь, – справка «КП» о Шабтае фон Калмановиче, бизнесмене, о существовании которого, лично я узнал только после того как его расстреляли на одной из улиц Москвы. Естественно мне было интересно узнать, чем занимался человек, пополнивший список жертв заказных убийств. Разумеется, помимо описания самого преступления и отзывов о Калмановиче хорошо знавших его людей, я стал читать справку «КП». За непременными сведениями о том, где и когда родился, идет фраза: «Уже в конце 70-х годов Шабтай Калманович в узком кругу советских граждан считался богатым бизнесменом». Сплошной туман. Что это за «узкий круг граждан» и чем он все-таки занимался, если был богатым в советское время, когда никакими бизнесменами, кроме фарцовщиков и теневиков, и не пахло. То есть, справка с самого начала не проясняет, а наоборот добавляет тумана к личности Калмановича, заодно сходу демонстрируя полное незнание реалий советской жизни ее автором. Поверим ли мы после этого тому, что будет написано дальше? Разумеется, мы будем сильно сомневаться. А представители молодого поколения не обратят на это никакого внимания – для большинства из них вся характеристика советского периода заключена в трудности купить автомобиль. Далее, простите, и вовсе смешно, если бы не было так грустно: «В 1987 году он был арестован как агент КГБ СССР, но уже в 1993 году был освобожден досрочно из тюрьмы». Да. Какие-то там пустяки. Ну, подумаешь, всего-то 6 лет в тюрьме просидел. Некоторые на пожизненном маются, и то ничего, кого-то и вовсе по ошибке расстреляли… То есть, в этом случае, надо писать каким срок был изначально. Если лет 15, то «уже» по отношению к 1993-му году будет уместно, а просто так нет. Читаем далее: «В 1993 – 1994 годах Калманович организует вместе с Иосифом Кобзоном несколько фирм под названием «Лиат-Натали». Рассуждения о том, как это могут существовать сразу несколько фирм под одним названием, оставим для юристов. Нам эта фраза нужна только для того, чтобы разобрать то, что написано вслед за ней. «А позже вкладывается в реконструкцию Тишинского рынка столицы, который из стихийного «блошиного» превращается в торговый комплекс «Тишинка». (И далее – внимательно!) «В нем сейчас, помимо прочего, продают антиквариат и элитную мебель». Какая важная подробность для биографической справки! Мол, была толкучка со старухами и всяким барахлом с чердаков и чуланов, а теперь на ее месте торговый центр, в котором продается антиквариат. И о, мама дорогая, элитная мебель, которую очевидно больше негде купить, и к которой устремлены помыслы всего человечества. «Но, как и любой бизнесмен, фон Калманович тянулся к возвышенному и прекрасному». Насчет любого бизнесмена утверждение очень спорное, а использование штампа «тянуться к возвышенному и прекрасному» и вовсе неуместно, если только не читать следующую сентенцию. «А потому стал владельцем подмосковного женского баскетбольного клуба «Спартак», где знал каждую баскетболистку в лицо». Да кто бы спорил – баскетболистки, как правило, очень высокого роста, а поскольку они женщины, то они все по-своему прекрасны! После слов «где знал каждую баскетболистку в лицо», следует, правда, с абзаца – «Но и это не было пределом его интересов».

Все! Я больше не могу. Братцы, ну зачем же вы так коряво, двусмысленно и бездарно о человеке, которого, к тому же, уже нет, и который вам не сможет ответить. Если это справка, то она должна быть сухой и выверенной. Если это портрет или рассказ о Шабтае фон Калмановиче, то он должен быть обстоятельным, прописанным со всеми красками, тонами и полутонами, которые позволяет использовать родной русский язык и не всуе; наверное, все-таки неординарный был человек. Если вы не способны написать ни то, ни другое, – не делайте этого: не позорьте себя и других. Не превращайте газеты, в которых вы работаете в «некоторые» СМИ, «по сообщению» и даже не по сообщениям, которых, как под занавес написано в вашей справке, Калманович приглашал на свадьбу своей дочери в Израиль ныне покойного «вора в законе» Вячеслава Иванькова (Япончика).

Nota bene

У меня больше нет слов. Вернее сказать, они есть, но я боюсь их использовать – может быть очень жестко! Вспомнилось крылатое выражение старшего корректора «Московской правды» Ирины Александровны Кутиной, интеллигентнейшей женщины, любившей крепкое словцо. «Ну, показывай, что ты там надрыстал», – говорила она человеку, приносившему ей материал на корректуру. Говорила, разумеется, не всем, а только тем, кто именно писал, как дрыстал, и не был способен на что-то большее. То есть, в важной цепочке «увидел – подумал – написал» напрочь пропускал «подумал» или же пел песню акына «одна палка два струна я хозяин вся страна». Что вижу (еще хуже – чего не вижу), о том и пишу. А также: «Увольте меня от Кушанашвили! Вот уж воистину не понятно, почему „сол, фасол“ пишется с мягким знаком, а „вилька, тарелька“ без». Первое время своего пребывания в столице «бешеный гений» (так он сам себя называет) работал для моей рубрики «Rock & Pop» и газеты «Новый взгляд», редактируемой талантливым журналистом Евгением Додолевым, чьи перестроечные очерки буквально взрывали всю страну. (До сих пор помню один из них, опубликованный в журнале «Смена» – «Вечера сторожа Суклетина». Как вспомню так вздрогну, мороз по коже). Работавший в то время в «НВ» Андрей Ванденко, преподал Отару прекрасную школу искусства интервью. Я учил горячего товарища быть взвешенным в оценках и отделять зерна от плевел в текстах, в фактуру которых постоянно примешивались не относящиеся к делу подробности, а то и просто переживания, связанные с эпизодами из личной жизни. Не будучи лишенным способностей, он был хорошим учеником и подавал большие надежды. Казалось, еще немного и Отар станет серьезным журналистом. Я видел его вторым Урмасом Оттом, разумеется, более экспрессивным. Но самопровозглашенная «легенда» и «мега-звезда» сознательно выбрала другой путь, а через некоторое время вместе со своими эпигонами и вовсе низвела профессию журналиста до уровня овощных рядов. После появления на телеэкране проекта «Акулы пера», говорить о том, что работаешь журналистом, было, мягко говоря, неловко. Народ думал, что все журналисты страны точно такие же, какие присутствуют на этой передаче, и задавался вопросом: «А бывают ли другие журналисты?» Справедливости ради надо сказать, что и в «Акулах» были очень приличные люди. Они вовремя покинули телевизионное присутствие, понимая, что та тень, которую отбрасывают на них остальные любители пиара, представляет угрозу для их репутации.

Соблазн «зажелтеть» существует для многих пишущих и снимающих. Потому что – это короткий путь к узнаваемости, к дешевой популярности. Он же – кратчайший путь к окончанию журналистской карьеры. Однажды поработав или же только «засветившись» в желтой прессе, потом вряд ли найдешь место в серьезном издании. Лично я не знаю примеров, когда было бы наоборот, может быть, кто-нибудь и разубедит меня. Но если таковые имели место, то лишь как исключения, подтверждающие правило. Зато прекрасно знаю очень умных людей, без всякого преувеличения семи пядей во лбу, чья яркая журналистская звезда закатилась в подобного рода изданиях и передачах навсегда. Сначала они мучились оттого, что им приходилось писать и сочинять небылицы непритязательным слогом и короткими, без единого намека на причастные и деепричастные обороты, предложениями. (Главные редактора желтых изданий говорили: «Наш читатель не воспринимает длинные фразы. Также ему нужны упрощенная форма и содержание»). Затем они научились писать всякую ахинею уже без угрызений совести. Потом у них и вовсе менялся менталитет. «А что – деньги не пахнут!» – сказал мне однажды мой старый приятель и поздоровался со мной… ногой.

Еще вспомнилась служба в армии, газета «Красный воин», разрезанная штык-ножем на аккуратные четвертушки, разложенные в ящичках армейского сортира, вопрос ротного командира: «Вы читаете «Красный воин»? И мой ответ: «Да, сколько оторву, столько прочту». И мой первоначальный отказ работать в ней в качестве корреспондента, и мое дальнейшее согласие, потому что это был приказ, который, как известно не обсуждается. И потому что я был, по мнению ротного «грамотным», о чем в графе военного билета «гражданская специальность» недвусмысленно свидетельствовала запись «редактор». И написанный от моего имени в недрах редакции отклик на смерть Юрия Андропова, как демонстрация скорби из частей. И присланные за него деньги, тут же пропитые в кампании с другими солдатами срочной службы и прапорщиками. И скорость написания заметок в газету равная одной выкуренной или даже недокуренной сигарете. Вскоре вынужденное место моих публикаций (мой Бог, какая сейчас произошла игра слов!) получило с моей легкой руки второе название – «Гальюн таймс». Придумав это четверть века назад, я даже в страшном сне не мог себе представить, что новое «название» газеты московского военного округа может стать в наши дни нарицательным. (Просьба к нынешнему руководству газеты не относится к этому всерьез: в до перестроечную эпоху вся пресса была подневольной, а уж военная особенно). И еще вспомнилось, как я гордился своими первыми небольшими заметками в «Комсомолке», как, будучи еще молодым человеком, восхищался журналистами, работавшими в этой легендарной газете. Гордился от того, что ощущал и себя, пусть самую малость, но сопричастным к великому чуду под названием «Комсомольская правда» – самой популярной и интересной газете страны, некогда занимавшей территорию 11-ти часовых поясов и 1/6 часть суши, в которой работали такие ассы, как Инна Руденко, Валерий Аграновский, Василий Песков, Ярослав Голованов… (Голованова я, правда, застал в журнале «Обозреватель», главным редактором которого был знаменитый на всю Москву Петр Спектр. «Знал гаишник у проспекта, это едет Петр Спектр». Это слова Александра Вулыха – поэта и публициста, вместе с которым мы ломали закостенелые устои бывшей газеты московских коммунистов. Петр Спектр трудился в то время заведующим отделом спорта в бывшей газете московских комсомольцев, располагавшейся двумя этажами ниже).