Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

…идут в дом к Отцу Небесному, а он один, точно слепой, не видящий дороги, остается вне? будет ли он и настоящим японцем, главная добродетель которого повиновение родителям, если уклонится от религиозного воспитания?» И так далее. Мальчик, кажется, умный, но своеобразный и избалованный, быть может, войдет в колею, и все пойдет хорошо.

11/23 сентября 1898. Пятница.

Японский гражданский праздник, ученья не было; но целый день рубил дождь, — бедным ребятам и погулять не удалось. — Я вечером едва мог заниматься переводом; сидеть от чирья невозможно, — то стоя, то на коленях, то немного сидя кое–как дотянул до девяти, когда нужно было отправиться на вечернюю молитву к ученикам вместо о. Феодора Мидзуно, отправившегося в деревню на погребение.

О. Игнатий Като официальным письмом просит денег на дорожные расходы по Церквам и частным — десять ен, на подарки христианам–курильцам на острове Сикотане. Мотивирует это тем, что будто бы эти христиане — прежде русские подданные — навыкли получать подарки от русских священников, посещавших их (когда они жили на Парамушире; потом отцы Комацу, Арсений, Николай Сакураи всегда возили им подарки; в последнее время и я с о. архимандритом Сергием заявились к ним тоже не без гостинцев. — Но что русские священники возили им подарки, едва ли справедливо; японские же всегда везли им из сострадания к их бедности, — это были подаяния бедным. Но ныне курильцы–христиане благодаря попечению о них японского правительства живут не бедно, и потому в подаяниях не нуждаются; я сам видел это. Итак, о. Игнатий мог бы являться к ним с голыми руками для удовлетворения лишь их духовных нужд; но десять ен не Бог весть какие деньги; о. же Игнатию будет удовольствие свезти гостинец христианам; итак, пошлю ему, — тоже частно.

12/24 сентября 1898. Суббота.

Некто Саку, из деревни Хонго, округа Сува, провинции Синано, очень хорошим письмом извещает, что он «знает несколько православное христианское учение, очень любит его и желал бы дальнейшего научения; просит поэтому катихизатора туда; если же нет такового, то христианских книг: Новый Завет, Догматику и молитвенник; при высылке — известить о цене, которую он возместит». Катихизатора, действительно, нет, а книги пошлются.

Катихизатор Иоанн Исохиса просит «пособия бедным родным его жены». Нельзя. Пришлось бы чуть не все катихизаторам назначать подобного рода пособия, на что средств нет.

О. Павел Косуги, из Токусима, пишет, что катихизатор Гавриил Ицикава, наконец, отправился на новое место служения, назначенное ему Собором. Но разлада из–за него Церковь все–таки не избегает. При нем почти все прежние христиане охладели и перестали ходить в Церковь; ныне они оживляются, зато все крещеные в бытность Ицикава там обижены отозванием его и перестали ходить в Церковь. Таково уже, знать, неотъемлемое свойство Ицикава: где бы он ни был — раздвоение и разлад; даже в его родной Церкви, в Нумадзу, то же было. Горбатого могила исправит.

О. Павел Савабе с катихизатором из Сиракава и христианином оттуда были. Христиане города Сиракава в унынии из–за гонения язычников; городские власти, кажется, мирволят буянам, прибившим до полусмерти христианина, своротившим дом и другого и так далее. Я убедил о. Павла «отправиться в Сиракава ободрить наших христиан и узнать доподлинно действия властей в этом деле; если и вправду они кривят душой и законом, то немедля вернуться в Токио и принести жалобу министру внутренних дел, который ныне, кстати, земляк о. Павла, граф Итагаки, из Тоса». Не знаю только, о. Павел исполнит ли это; ослабел уж он очень духом; едва согласился на то, что я ему горячо втолковывал; чтобы дело было вернее, я тут же дал ему шесть ен дорожных, которые он спокойно упрятал в довольно щеголеватый портмоне, не переставая в то же время делать раздумчивую и нерешительную мину. — Язычники между тем, по рассказу о. Павла, торжествуют свою победу над христианами в Сиракава и пьют вино по сему случаю на сходках. Такое безобразие в последнее время — редкость в Японии, и нерекомендательно для нее.

13/25 сентября 1898. Воскресенье.

Утром написал о. Андронику разные практические советы касательно путешествия по Церквам в сопровождении священника, так как он известил, что посетит порученные ему приходы в Циукоку и Сикоку; быть может, от этого путешествия и его здоровье восстановится; душевное же расположение его прекрасное, какое должно быть у миссионера.

Обычные службы — утром Литургия, вечером всенощная, пред завтрашним праздником Вознесения. Но на последней расстроило дух нелепо долгое пение; притом же ирмосы до того плохо пели, что было едва стерпимое мучение слушать, а до молитвы куда уж тут! Два с половиною часа длилась всенощная; потом еще проповедь, так что в девять часов пришлось выйти из Церкви; и монахам бы это впору, а тут — недавно крещенные в христианство, да притом еще все дети, так как из города христиан почти никого не было, — одни учащиеся, — жаль их, бедных! Зато и разбранил же я регента Алексея Обара после службы! И сделал ему точные наставления, как сократить пение, — отрубать хвосты, безобразно длинно тянущиеся всегда: «тамае», или «кудасе», и подобное на минуту тянутся; сократить их, — и уже на полчаса служба будет короче, и прочее, и прочее. Львовскому толковать об этом — к стене горох, никакой пользы. Обара обещал «корекара кио цкеру».

14/26 сентября 1898. Понедельник.

Праздник Воздвижения.

По болезни едва кончил богослужение и вернулся из алтарной двери, чтобы поскорее добраться до постели, которой и держался дней десять во всякое время, кроме утренних и вечерних занятий переводом, каковое дело одолевал с великим трудом и болью. По этой причине и дневник опущен вот — до 4/16 октября, воскресенье. Болезнь пустая, недостойная внимания и участия, такая, о которой даже совестно говорить и для которой я не счел нужным призвать врача, но что будешь делать? Сидеть нельзя, да и только: нарыв на той части, которою сидел, да еще такой больной, какого у меня отроду не бывало, — да так больно нарывал, — фу! Ладно, хоть теперь, кажется, все прошло. — Особенного ничего по церковным делам в это время не произошло. Впрочем, кое–что можно отметить.

Служащие Церкви обрадовали «изоку имон квай». Члены ежемесячно дают десять сен, за что, когда умрет служащий Церкви член, его семейству выдадутся двадцать ен — в первый год существования общества, потом же умирающим — тридцать ен. Кто не внесет десять сен в продолжение месяца, тот выключается из общества, и дотоле сделанный им вклад пропадает. Вносимая сумма вычитается из содержания при отсылке его члену и доставляется казначею общества. Общество открывает свои действия с января будущего года, с марта же начнет выдачи. Председатель общества — о. Павел Савабе, его помощник Савва Хорие, делопроизводителей и секретарей семь человек. — Прочитавши представленные мне правила общества, я нашел их простыми и осуществимыми, почему и сам записался в члены общества со взносом одна ена ежемесячно.