Власть и наука - Валерий Сойфер

20 В выписке из приказа ╧506 по Московскому государственному университету от 26 августа 1948 года среди других пунктов был и такой:

"С целью освобождения биологического факультета от лиц, в своей научной и педагогической работе стоящих на антинаучных позициях менделизма-морганизма, уволить от работы в Московском государственном университете..."

и далее были перечислены фамилии увольняемых. В их число попал и Роман Бениаминович Хесин. Он был на факультете хорошо известен. Учиться он поступил еще до войны, добровольцем ушел на фронт и воевал не в тылу, не в Омске или Ташкенте, а в частях самых героических в истребительном батальоне. О том, что представлял собой в те годы этот человек, говорит характеристика, выданная ему летом 1945 года его учителем А.С.Серебровским:

"Характеристика Сталинского стипендиата Р.Б.Хесина-Лурье Тов. Хесин-Лурье Р.Б. с первого года работы в университете зарекомендовал себя как человек, активно интересующийся наукой и умеющий сочетать интенсивную исследовательскую работу с общественной. Еще на 1-м курсе им выполнено небольшое исследование на тему о времени действия летальных мутаций. Им был организован на кафедре генетики кружок им. Мичурина, в котором Хесин-Лурье в течение нескольких лет был председателем. С начала войны т. Хесин-Лурье вступил добровольцем в истребительный батальон. Участвовал в боях под Можайском, был контужен, при выходе из госпиталя снова пошел на фронт, участвовал в боях под Ржевом, был ранен. В настоящее время, в связи с незаживающей раной отпущен из армии. Т. Хесин-Лурье Сталинский стипендиат с 3-го курса" (189).

После увольнения он с трудом устроился старшим лаборантом в Институт биологической и медицинской химии АМН СССР, затем перешел в Каунасский университет, потом вернулся в Москву, стал первым в СССР заниматься биохимической генетикой, был одним из основателей молекулярной генетики в СССР. Имя члена-корреспондента АН СССР Р.Б.Хесина благодаря его классическим исследованиям переключения работы генов в ходе индивидуального развития (выполнены на модели бактериофага) хорошо известно в мире. За работы в области молекулярной генетики он удостоен Государственной и Ленинской (посмертно) премий СССР. Роман Бениаминович скончался в 1985 году, оставив после себя школу исследователей. См. о его вкладе в науку статью А.С.Спирина и В.А.Гвоздева (190).

21 Вернувшись домой в Ленинград, Аничков, приложивший много сил к тому, чтобы ревностно выполнить указания сверху и заслужить благодарность, признался своему приятелю В.М.Карасику:

"Давление сверху было такое большое, что пришлось все эти пакости с улыбкой произносить. Я потом три дня рот полоскал..." (192).

22 И.Кочергин начальник одного из Главков Министерства высшего образования СССР был председателем "Суда чести" над Жебраком, на котором Турбин выступил с грубыми нападками на Жебрака и на мировую науку.

23 По свидетельству Н.В.Тимофеева-Ресовского, сделанному мне в 1958 году во время пребывания в его летней лаборатории в Миасово на Урале, последним местом в стране, где культуры дрозофил еще существовали в качестве лабораторных объектов, был засекреченный институт ⌠шарашка", в котором в качестве заключенных работали Тимофеев-Ресовский и его друг Царапкин, живший с ним в Германии, немец К.Циммер и ряд других ученых, арестованных после взятия Берлина советскими войсками в 1945 году. Об этом пребывании в "шарашке" намекает Циммер в своей книге, изданной в СССР (207). Кстати, именно в уральской лаборатории, по-видимому, впервые в СССР были возобновлены опыты с дрозофилой.

Вспоминаю курьезный случай, связанный с тем, как впервые дрозофила появилась в здании биолого-почвенного факультета МГУ на Ленинских горах. Возвратившись из Миасово от Тимофеева-Ресовского, мы привезли в Москву баночки с мухами-дрозофилами, продолжая работать с ними в пору нашей учебы на физическом факультете МГУ. В день 60-летия Т.Д.Лысенко в конце сентября 1958 года студенты-физики принесли на биофак несколько пробирок с мухами и выпустили их "летать". Но мало кто из биологов уже помнил, как выглядит проклятая лысенкоистами дрозофила. Поэтому одному из студентов-физиков ныне доктору физико-математических наук В.И.Иванову пришлось объяснять с деланным возмущением в голосе: "Смотрите, смотрите, дрозофила летает! В день рождения Трофима Денисовича и такое безобразие!"

24 Переход количества в качество Сталин на протяжении всей его жизни рассматривал как одну из главных форм движения материи, в силу чего соответствующий "закон" он выдвигал на первое место среди других философских законов. Таким образом, у Сталина уже на этом, раннем, этапе его деятельности сложилась общая схема, причем наиболее примитивная из всех доступных для того уровня развития философии.

25 К 1906 году в России, вслед за европейскими публицистами, многие начали интересоваться вопросами дарвинизма и переносили постулаты дарвинизма в сферу общественных процессов. Но смысловое значение терминов "неодарвинизм" (231) и "неоламаркизм" было отлично от его сегодняшнего понимания. Благодаря популяризаторской деятельности Н.Г.Чернышевского и К.А.Тимирязева в русскую литературу были внесены эти два термина, но, например, слово "неодарвинизм" нередко использовали для определения взглядов Г. де Фриза и С.И.Коржинского, которые считали, что новые виды возникают скачкообразно благодаря внезапно появляющимся новым формам мутациям, а не за счет естественного отбора (как думал Дарвин). Иногда Тимирязев называл "неодарвинистов" "антидарвинистами". С годами положение о роли мутаций в эволюции было признано многими, но в отличие от де Фриза генетики вслед за С.С.Четвериковым (232), считали, что мутации вовлекаются в отбор. Соответственно этому изменился и смысл, вкладываемый в термин "неодарвинизм": им стали характеризовать направление, представители которого пытались объединить дарвинизм с теорией мутаций.

26 Этот лозунг у Мичурина звучал следующим образом: "Природа не кладет на дороге сковородки с готовой яичницей. Мы не можем ждать милостей от природы взять их у нее наша задача".

28 В декабре 1988 года Нобелевский лауреат Барбара МакКлинток рассказала мне, что она встречалась с Н.И.Вавиловым в Америке и всерьез подумывала над его предложением поехать в СССР, чтобы работать в Институте генетики в Москве. Посмеиваясь, профессор МакКлинток, заметила, что не поехав, убереглась от возможной смерти в сталинских лагерях, ⌠где-нибудь в Сайбирии■, как сказала она мне.

1 Начинающий журналист Валентин Зорин в статье "Советская быль и американские небылицы" в журнале "Огонек" восславил сталинский план, сообщив, что в США не борются с эрозией почв, а в СССР с эрозией теперь будет покончено (6).

2 Подробная инструкция о том, как вести гнездовые посевы была разработана по указанию Лысенко в 1948 году и в начале 1949 года разослана по хозяйствам.

3 Позже Лысенко так объяснял причины гибели побегов в загущенных посадках:

"... самоизреживание отдельных деревцев в группе идет не потому, что деревцам уже тесно, а для того, чтобы им в ближайшем будущем не было тесно" (15).

4 К 1956 году лесоводы констатировали, что от "гнездовых посевов осталось не более 6%, остальные 94% погибли... чтобы сохранить их, нужна была неотложная восстановительная работа, связанная с затратой средств, равных примерно 75% проектной стоимости... Но эта работа не была проделана" (18).

5 Зато Ваган Карапетович Карапетян ловко проявил себя на другом поприще. Известно, что в Москве было очень трудно получить разрешение на постоянное проживание (так называемую прописку). Исключения из правил делают только в отношении лиц, имеющих особые заслуги, причем и в этом случае, чтобы получить прописку, нужно представить множество различных документов и ходатайств. Карапетян ухитрился все эти порядки обойти. Возжелав прописаться в Москве, он сначала устно договорился с Лысенко, что тот не возражает против его кандидатуры как возможного сотрудника. Затем он явился в отдел кадров Академии наук СССР и сообщил, что Трофим Денисович берет его сотрудником, и велел, не медля, прописать его в Москве и предоставить ему жилплощадь. Страх перед могучим Трофимом Денисовичем был так велик, что оба желания были немедленно удовлетворены. Никаких бумаг не понадобилось кадровики из Академии наук полюбовно уладили все проблемы с милицией г. Москвы. Позже Лысенко с показным удовольствием посмеивался над "инициативностью" В.Карапетяна, ловко обманувшего паспортистов. Ему, видимо, доставляла радость сама мысль, что одно упоминание его имени рождает такой страх даже у работников милиции (47).

Начав работать в Институте генетики, Карапетян сосредоточился на одном занятии: он дежурил в вестибюле здания и ждал, когда Лысенко появится. Тогда он подбегал, встречал шефа и ходил за ним как тень. Лысенко это нравилось, он не любил оставаться один и предпочитал, чтобы близкие к нему сотрудники сидели в его кабинете и ловили каждое его слово (48).