За кулисами путча. Российские чекисты против развала органов КГБ в 1991 году - Андрей Пржездомский

Спустя пару дней Орлову позвонили и сообщили, что генерал-полковник Агеев вызывает его к себе. Нельзя сказать, что Андрей очень волновался перед встречей со столь высоким начальством, но все-таки беседа с первым заместителем Председателя КГБ СССР была для него отнюдь не заурядным событием. До сих пор ему не приходилось общаться с руководителем такого уровня. Правда, еще работая в «Прогнозе», он был на докладе у начальников Второго главка и Шестого управления,[53] неоднократно встречался с заместителями начальников Третьего шавка и Десятого отдела.[54] Но это было другое. Как руководитель группы разработчиков он или докладывал о результатах, или обращался с просьбой дать указание о предоставлении необходимых материалов. Как правило, встречи этим и ограничивались. Теперь же ему предстояло высказывать свое несогласие с мнением человека, точка зрения которого в КГБ считалась непререкаемой. Вообще, спорить с начальством было не принято. Какой-то майор вдруг «не согласен» с мнением генерал-полковника! Нонсенс!

Ожидая вызова к Агееву в просторном холле третьего этажа, из окон которого открывался великолепный вид на площадь Дзержинского, Орлов пытался собраться с мыслями, чтобы четко и сжато доложить генерал-полковнику свои доводы. Но сосредоточиться ему мешал стрекот электрической пишущей машинки — секретарь Агеева, симпатичная женщина с пышной прической, печатала какой-то документ, который, по-видимому, было нежелательным отдавать в машбюро. Звуки машинки гулко отдавались в вышине большого зала с лепным потолком и тяжелой медной люстрой.

Агеев встретил Орлова сухо. Сначала внимательно посмотрел на него, затем как бы нехотя проговорил:

— Я не нахожу ваши возражения убедительными. Вы предлагаете рассекретить статистику? Вы хотите, чтобы мы открыта сведения о наших провалах?

Агеев с некоторым недоумением смотрел на майора. Лицо зампреда казалось очень усталым. Его выражение говорило само за себя. Андрей отчетливо прочитал в глазах высокого начальника: «Ну что вы хотите? У меня совершенно нет ни времени, ни желания выслушивать ваши советы! Исполняйте что вам говорят!»

— Товарищ генерал, на мой взгляд, продолжать закрывать эту информацию — значит усугублять в обществе подозрения, что Комитет госбезопасности действует не в интересах народа. Да и провалы наши известны всем за рубежом. Мне кажется, мы должны открыть то, что не нанесет ущерба интересам госбезопасности, что…

— Вы многого не понимаете, — перебил Орлова Агеев. — Подпевать диссидентам мы не будем! Численность и бюджет мы не раскроем! Вы даже не понимаете, что для этого нужно решение Политбюро!

— Так в чем же дело, товарищ генерал? Давайте запросим Политбюро!

Агеев сердито посмотрел на Орлова и, едва скрывая раздражение, сказал:

— Все! Идите и занимайтесь своим делом! Исправьте все, что я вам указал, и готовьте на доклад Председателю! Все, спасибо!

Орлов не ожидал такого резкого и недружелюбного окончания разговора, но уже понял, что спорить с зампредом бессмысленно. Можно только усугубить свое положение и навлечь на себя неприятности. Но он не мог уйти из кабинета Агеева, не попытавшись еще раз высказать свою точку зрения.

— Товарищ генерал, я все понял. Но разрешите мне, пожалуйста, чуть-чуть добавить…

Казалось, Агеев был вне себя от ярости. Ну как же! Какой-то рядовой работник позволяет себе продолжать спор с ним даже тогда, когда ему было указано на его место! Наверное, в глазах зампреда это была неслыханная наглость. От возмущения Агеев чуть помедлил, и Орлов успел закончить фразу:

— …разрешите, пожалуйста, для доклада Председателю приложить записку с моими предложениями?

— Идите, разговор окончен.

Орлов встал, сказал «есть!», резко повернулся и пошел к двери. Он уже было взялся за ручку, как услышал за спиной:

— Хорошо, подготовьте служебную записку и направьте помощнику Председателя.

Голос Агеева не казался уже таким раздраженным. В нем чувствовались какие-то примирительные нотки. Это вселяло определенную надежду. Конечно, Андрей не мог знать всех перипетий ожесточенной борьбы, развернувшейся в это время вокруг Комитета госбезопасности. «Демократы» во главе с Ельциным, подогреваемые оголтелыми сторонниками разгрома госбезопасности гак, как это было в ГДР и других соцстранах, старались наносить один удар за другим, чтобы парализовать деятельность «боевого отряда партии». «Партократы», наоборот, видели в КГБ силу, способную противостоять росту антисоветизма, сепаратизма и политического экстремизма. Но одно было ясно: условия, в которых работал Комитет, резко изменились и делать вид, что ничего не происходит, было уже нельзя. Надо было искать не только новые формы работы, но и новые формы взаимодействия с институтами государства, создавать механизм информирования общества о деятельности самого грозного и мощного специального органа в стране.

За несколько дней Орлов завершил работу над текстом и, сопроводив его своей докладной запиской, направил в Секретариат для доклада Председателю КГБ СССР. Какого же было его удивление, когда Лео Альфредович показал Орлову замечания одного из консультантов Председателя. Они слово в слово повторяли докладную записку Андрея, но нигде даже не упоминали о ней. Вся аргументация, все доводы, которые он использовал для того, чтобы убедить высокое начальство в том, что доклад Верховному Совету должен стать более острым и самокритичным, были доложены Председателю за подписью некоего Долина. Понятно, что майор Орлов из Инспекторского управления — слишком мелкая сошка для Председателя. Но с другой стороны, как можно было здравые мысли одного человека выдавать за предложения другого, а тем более подписывать их, бессовестно присвоив себе! «Это будет почище Кузина! — сокрушался Андрей. — Надо же! Взять и своровать, а потом выдать за свое!»

Одно утешало его самолюбие — на докладной записке было начертано: «Согласен. Поручите доработать». Это означало, что возобладала точка зрения Орлова. Несмотря на всю свою консервативность, руководство КГБ понимало, что нужно, как и предлагал Андрей, повышать степень информированности общества о деятельности органов государственной безопасности, чтобы люди знали: чекисты не даром едят народный хлеб, они делают все, чтобы обезопасить государство от реальных угроз его интересам.

Плохо ли, хорошо ли, но работа над докладом была завершена. Он был откорректирован и направлен в Верховный Совет СССР. Вопреки первоначальному замыслу, докладу присвоили гриф «Секретно» и размножили очень небольшим тиражом. Сыграл ли он в связи с этим важную роль во время рассмотрения проекта Закона об органах государственной безопасности? Скорее всего, нет, так как опять оказался достоянием незначительной группы людей и не мог снять массу вопросов и подозрений, накопившихся в обществе по поводу деятельности КГБ.

От всего этого у Андрея осталось двоякое чувство: с одной стороны, удовлетворение добротно сделанной работой, с другой — досада на то, что хороший замысел не был доведен до соответствующего воплощения и в этом смысле работа оказалась напрасной. Кроме того, майора Орлова преследовало чувство моральной неудовлетворенности от проделанной работы. Ведь его непосредственный вклад оказался практически незамеченным. К Председателю материал попал за подписями высоких должностных лиц, а предложения Орлова беззастенчиво «сдуло» лицо, приближенное к «императору». Впрочем, в этом не было ничего необычного. Во все времена тяжелую трудовую лямку тащили одни, а плодами их труда пользовались другие.

Все это Орлов как-то высказал Иваненко. Разговор случился совершенно непроизвольно, когда Виктор Валентинович попросил Андрея сделать для него дополнительную копию доклада. В это время он много работал с депутатами Российского парламента, и столь подробный материал о деятельности КГБ, безусловно, был для него неплохим подспорьем.

— Ничего, Андрей Петрович. Не думайте, что время и силы потрачены зря. Во-первых, этот материал еще пригодится, а во-вторых, вы сами, наверное, чувствуете, что, работая над докладом, много узнали… Наверное, еще никто в КГБ, кроме, может быть, руководства, не знакомился с таким объемом информации по всем линиям работы…

— Но, Виктор Валентинович, жалко, что не все удалось…

— А ты что думаешь, — Иваненко перешел на «ты», что можно было расценить как знак особого доверия, — что руководство КГБ готово пересмотреть уже сложившиеся стереотипы? Консерваторы они! — услышал Андрей то же слово, что сказал Лео Альфредович. — Они еще не готовы отойти от старых догм, не понимают, что на улице уже девяносто первый! Да ты, наверное, сам еще не понимаешь?

ИНФОРМАЦИЯ: «Тема сползания страны к катастрофе неоднократно обсуждалась с руководством КГБ СССР. С Агеевым, например. Но там — догма. Он говорит: «Мы дали указание, как вписываться в условия демократизации. Ваше дело выполнять». С Крючковым мы сидели в начале августа, долго обсуждали эту тему. А он одно и то же: «Ельцин — разрушитель! Демократы ведут к разрушению страны… Бесполезно с ними договариваться…»