Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг. - Игорь Цветков

От смерти самогон спас, вероятно, многих, а от опьянения — нет, о чем свидетельствует постепенное увеличение взысканий. Флотские офицеры не являлись исключением. Циркуляр командующего Балтийским флотом вице-адмирала В.А. Канина от 22 марта 1916 г. констатировал: “За последнее время чрезвычайно участились случаи появления в нетрезвом виде и вообще непозволительного поведения офицеров флота в ресторанах и других общественных местах…”. Вывод командующий сделал однозначный: “Совершенно запрещаю офицерам вверенного мне флота посещать частные маскарады и низкопробные рестораны и кофейни, вроде “Cafe de Paris” в Гельсингфорсе”. 1 апреля было объявлено об аресте 4 офицеров за появление в нетрезвом виде и заявлялось, что впредь такая практика будет продолжена.*398 Частым стал съём квартир на берегу, которые назывались береговыми кают-компаниями. О характере досуга в них косвенно свидетельствует циркуляр штаба флота № 877 от 4 сентября 1916 г. В нем командующий приказывал прекратить подобную практику. Показательно, что следом шло требование “не допускать своза с кораблей запаса крепких напитков”.*399 Иногда офицеры являлись далеко за полночь. Так, 31 мая 1916 г. мичман А. Казицын с “Петропавловска” прибыл так поздно и в таком состоянии, что “не мог встать к подъему флага и не мог выйти на артиллерийское учение”, за что, согласно приказу командира № 307 от 1 июня, он был наказан.*400

Массу забот доставляли также матросы, не явившиеся вовремя из увольнения — так называемые “нетчики”. В приказах командиров кораблей, циркулярах штаба бригады за декабрь 1914–1915 гг. упоминаются 43 случая. 25 из них пришлись на декабрь 1914-январь 1915 гг., т. е. на первые месяцы пребывания дредноутов в Гельсингфорсе.*401 Время они проводили примерно одинаково — “в кухмистерских и в номерах” или “гуляя по Гельсингфорсу” и ночуя “на частной квартире”.*402 Таким образом, в Гельсингфорсе были возможности для длительного нелегального пребывания.

Досуг на берегу являлся также причиной ряда заболеваний. В первую очередь, это относилось к венерическим болезням. Гельсингфорс являлся в этом отношении городом не очень благополучным (см. Приложение 2. Таблица 2). С 18 февраля 1915 г., согласно циркуляру штаба бригады № 85, всех нижних чинов, возвращавшихся с берега, следовало отправлять на опрос к судовым врачам. Пьяные обследовались автоматически, а их фамилии заносились в особые списки. При выявлении новых случаев старшие врачи должны были установить, “использовалось ли предупредительное лечение”. Если нет, то заболевший подвергался дисциплинарному взысканию.*403 Однако проблема, видимо, не решалась, в связи с чем 18 апреля начальник бригады направил повторный циркуляр № 130.*404 Тем не менее, согласно рапорту флагманского врача бригады статского советника В.П. Ковалевского, только за октябрь венерическим заболеваниям подверглось 18 чел. с обеих бригад линейных кораблей, из них 13 — с дредноутов. “Предохранительным лечением” не пользовались 14 чел., 11 — с дредноутов. На рапорте начальник эскадры линейных кораблей вице-адмирал Л.Б. Кербер наложил резолюцию: “Всех, кто не пользовался предохранительными мерами, наказать по усмотрению командира”.*405

Следили и за такой болезнью, как брюшной тиф, тем более, что определенные основания для этого имелись. 1 сентября 1915 г. “Финляндская газета” писала, что в течение августа 3 чел. умерли от этого заболевания и что “возможно, мы стоим на пороге эпидемии”.*406 Однако до октября новых заболевших не выявлялось. В октябре, по данным той же газеты, отмечалось 2 заболевания тифом и 4 — дизентерией.*407 2 октября циркуляром штаба бригады № 587 было приказано изъять из корабельных лавок “молоко, шипучие напитки и сырье — огурцы, яблоки и т. п.”.*408 И всё же в течение сентября — октября на “Полтаве” заболели 4 матроса. 17 ноября во время пребывания этого корабля в Кронштадтском доке заболел ещё один.*409 На других линкорах данное заболевание не было обнаружено.

Иногда берег для экипажей служил возможностью дополнительного источника дохода, причём часто незаконного. За январь 1917 г. подобных проступков было совершено два. Боцманмат “Севастополя” фельдфебель А. Тарасевич пытался провезти 300 пачек папирос, купленных на базарах Гельсингфорса, в Кронштадт.*410 А дежуривший по камбузу унтер-офицер Ф. Таначёв украл 27 фунтов сахара, чтобы продать его в городе.*411 На этом фоне повышались расходы матросов на питание, доставляемое извне, с берега, что, скорее всего, и служило одной из главных причин увеличения числа рапортов на имя командиров линейных кораблей о выплате дополнительных пособий самим матросам или их семьям.

Таким образом, часы отдыха экипажей являлись важнейшим элементом повседневности. Специфика войны на море состояла, по нашему мнению, в отсутствии постоянного прямого контакта с противником. К тому же, частота соприкосновений с кораблями неприятеля зависела от роли, придававшейся командованием тому или иному соединению, и места базирования. В этом смысле очень верную характеристику Балтийского флота дал в своей статье М.А. Петров. В целом, он выделил три его части: “служба на передовых районах моря, где не прекращалась война…, флот в его главных базах — в Ревеле и Гельсингфорсе…, которые были значительно удалены от передовых позиций, и, наконец, Кронштадт и части флота, на него базирующиеся”.*412 Чем дальше располагались морские соединения от передовых позиций, тем более изменялось для них представление о фронте и тыле. Линейные корабли проводили большую часть времени в базах. При таких условиях сами понятия “фронт”, “боевые действия” становятся более размытыми, нечёткими. С войной у моряков начинает ассоциироваться судно, на котором они служат. Именно там вся жизнь подчиняется неумолимой логике, направленной на достижение успеха в бою. Выходом из этого “фронтового” быта служит возможность сойти на берег.

Гельсингфорс в годы войны являлся существенным фактором, дававшим рядовому составу линейных кораблей 1-й бригады определённую психологическую разрядку от служебно-боевых будней. Росту его привлекательности способствовала его слабая доступность для матросов и непохожесть на обычные русские города. Гельсингфорс часто становился единственным источником информации о происходящем вокруг, что играло более негативную, чем позитивную роль. Свой досуг экипажи организовывали в основном сами. Круг развлечений определялся доступностью, как в материальном, так и в географическом плане, а также наличием их на кораблях. Поэтому, на наш взгляд игнорировался кинематограф, а предпочтение отдавалось кухмистерским и парку развлечений. Командование осознало всю важность организации досуга на берегу слишком поздно, что способствовало повышению роли города как криминального фактора в жизни военных моряков. С другой стороны, возможность съезда на берег дисциплинировала матросов и поощряла их за хорошую службу.

На “Гангуте” во время большой приборки

§ 3. Преступления и проступки

Ранее мы характеризовали обычную, так или иначе предусмотренную правилами службы и различными распоряжениями, жизнь. Но существовали случаи, являвшиеся нарушениями установленного порядка. Они помогают понять, насколько прочной была дисциплина — порядок поведения, основанный на строгом подчинении нижестоящих лиц приказам вышестоящих, а также инструкциям, обязательным для исполнения всеми. Кроме того, проступки и преступления также являются неотъемлемой частью жизни.

Наиболее частыми и наименее тяжелыми являлись дисциплинарные проступки, т. е. нарушения, не представлявшие опасности для окружающих. Их рассмотрение и наказание находилось в компетенции командира корабля. Проступки мы условно разделили на те, что были свя

заны с нарушениями корабельного распорядка и с пребыванием на берегу. Внутри первой группы выделялись те, которые затрагивали отношения с командным составом и те, которые касались выполнения различных обязанностей и проведения свободного времени.

Отдельные случаи стали появляться в период достройки линейных кораблей. Так, на “Севастополе” впервые дисциплинарные наказания были применены в августе 1914 г. Приказом № 17 от 5 августа матрос II статьи Ф. Степанов за опоздание с берега был поставлен на 6 часов в полном обмундировании с винтовкой на бак. В течение месяца те же взыскания были наложены на матроса II статьи И. Долинина, электриков Н. Казакова, Н. Круглова и Е. Синегуба за аналогичные происшествия.*413 Более значительный размах эго явление приобрело после ухода из Петрограда в Кронштадт и затем в Гельсингфорс. Психологически это явление объясняется желанием взглянуть на новый, ранее не виданный город, мало напоминавший русские. Видимо, желание съехать бывало иногда настолько сильным, что нижние чины самовольно отлучались с кораблей. На том же “Севастополе” в ноябре — декабре отмечено 12 проступков, связанных с отъездом или пребыванием на берегу. Из них трижды нижние чины покидали корабль без разрешения и 9 раз отсутствовали на борту в положенное время.*414