Кто последний? – Мы за вами! - Екатерина Мурашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кларк проснулся раньше нас и прибежал к нам в кровать. Мне нравится поднимать его над собой на вытянутых руках и смотреть на него снизу вверх. Он вытягивается в струнку и замирает, только глазенки блестят. Но Кларку больше нравится, когда так делает Анри. Он забирается на него верхом, сгибает руки Анри, кладет их ладонями вверх, сам ложится на них грудью и командует: поехали! Анри пытается отказаться, говорит, что он слабенький, я предлагаю свои услуги, но Кларк неумолим: «Нет, ты сильный, сильный!» – пищит он, и Анри покорно выжимает его вверх, хотя это явно не доставляет ему никакого удовольствия.
– Пойди посмотри, что там на улице, – просит Анри, Кларк бежит к окну, шлепая босыми пятками, а Анри пытается отдышаться.
– Унылая серая мокрость, – говорит Кларк, приподняв штору, и уходит к себе, одеваться. Через некоторое время он наденет на себя все, что найдет, задом наперед, шиворот-навыворот, ноги в рукава и так далее, и, очень гордый собой, придет обратно. И мне будет очень трудно убедить его, что в этом состоянии нельзя идти в детский корпус, и надо кое-что совсем чуть-чуть подправить. Зато он подчиняется любым командам Митры, подчиняется так, как будто Митра дрессировщик, а он – проходящий выучку щенок. Иногда это даже злит меня.
Некоторое время мы лежим молча. Я думаю о том, что Митра все же сильно влияет на Кларка и я ничего не могу с этим поделать. Прошлой осенью Митра научился читать и – пропал. Кларк чуть ли не единственный, с кем он сейчас регулярно общается. Однажды я решилась спросить Стефани: как ты с ним?
– Я беру его на руки, – сказала Стефани, – прижимаю к себе, пою ему песни. Или он рассказывает мне. Тогда я молчу.
– Так и надо, – сказала я. – Ты очень умная.
Стефани засмеялась и я впервые услышала, что у нее очень горький смех. Точнее, не горький, а с горчинкой, как жженый сахар, который я очень любила в детстве.
– Ты не должен делать того, чего не хочешь, – говорю я Анри. – Ты уделяешь Кларку достаточно внимания и вполне можешь не потакать его капризам.
– Кларк-отец делал бы для него больше, – грустно возразил Анри, а мне вдруг пришла в голову замечательная мысль.
– Хочешь, я рожу ребенка от тебя?
Нормальный вопрос. Нормальное положение – женщина живет с мужчиной, они близки, любят друг друга, не собираются расставаться. На станции, в отличии от города, деторождение поощряется. Я в хорошей форме, у меня отличный индекс. Ну, и надо же как-то внести личный вклад в борьбу с вымиранием человечества. Не словом, а делом… Все нормально… Но когда это у Анри были нормальные реакции? Таким белым я видела его только в родовой палате. И дыхание снова стало прерывистым и словно через силу, как тогда, когда он подбрасывает Кларка к потолку.
– Мы…поговорим…об этом…когда-нибудь…в другой раз…
Мне оставалось только пожать плечами. Что-нибудь выяснять у Анри бесполезно. Он все равно не скажет больше того, что собирается. К счастью, я не слишком любопытна. А жаль, что он вроде бы не согласен, – это здорово отвлекло бы его…
Теперь Анри регулярно общается с НИМИ. А я по-прежнему ничего не понимаю. Если ОНИ есть на самом деле, то почему все так странно, зыбко и условно, как в детской игре? Анри злится, когда видит мои сомнения (я ничего не говорю ему, но он, конечно, все чувствует). Я стараюсь держаться, потому что, как бы там ни было, кто-нибудь должен поддерживать его, иначе… иначе ему будет незачем сюда возвращаться. Что я говорю? Выходит, я уверена в болезни Анри? То есть предаю его… Если бы я могла с кем-нибудь посоветоваться… Но с кем? С Эсмеральдой? Но здесь все слишком сложно. Как бы ни прошел разговор, я не сумею потом отделить зерна от плевел, чтобы подвести ему итог и сделать выводы…
Все происходящее похоже на фарс. Если бы Анри был не Анри, а кто-нибудь другой, я подумала бы, что он меня разыгрывает. И если бы он не превратился в тень самого себя…
Мне трудно писать об этом. Как будто игра в кубики или в мозаику, где главный кубик потерян. Узор не складывается ни с какой позиции. Только бессмысленное мельтешение красок.
Игра в вопросы-ответы неизвестно с кем. Каждый вечер мы серьезно обсуждаем полученную информацию. Информации мало. О себе ОНИ практически ничего не сообщают. Зато спрашивают Анри. Он отвечает и каждый вечер меняет гипотезы относительно ИХ происхождения.
Мне лично больше всего нравятся разумные вирусы, которые живут у Анри в мозгах, где-нибудь между гипофизом и турецким седлом. «А Машенька из кузовка и говорит: Высоко сижу, далеко гляжу, не садись на пенек, не ешь пирожок…»
Чувствую себя абсолютно по-идиотски. Надо быть аналитиком, да нет, не аналитиком – психиатром, чтобы уметь спокойно выслушивать подобное. Да еще и задавать наводящие вопросы.
– А потом, доктор, тот синенький, который живет под кроватью, говорит тому зелененькому, который живет в вентиляционной трубе…
– А на кого, как вам кажется, похож его голос? Не напоминает ли он голос вашей матери, когда вы были маленьким?
Занятно, все болезни исчезли, а психические остались. Хорошо хоть теперь не передаются по наследству. А кто недавно предлагал Анри родить ребенка? Кошмар! Анри говорит, это слово из двух частей – кош-мар. Кош (родственное слово каша) – урожай. Марь, Мара – богиня смерти, смерть. Кош-мар – гибель урожая, а, значит, с большой долей вероятности, и самого древнего земледельца.
Информация о НИХ ( в цитатах и размышлениях):
«Удивительно не сбылись все человеческие пророчества. Люди вовсе не погубили Землю, а, наоборот, оставляют ее после себя прибранной и ухоженной, как аккуратные гости, тихо уходящие на рассвете и застилающие за собой кровать.»
«Насколько много вы знаете о нас, людях?»
«Все»
«Но все – это почти то же самое, что ничего»
Знак подтверждения.
«Ваши цели?»
« У нас нет целей в вашем понимании этого слова»
«Каковы ваши возможности?»
«Отсутствует возможность изложить ответ в доступных вам терминах»
«Можете ли вы уничтожить остатки человечества?»
Знак подтверждения.
«Почему вы этого не делаете?»
«Можно подождать. В своем сегодняшнем виде люди не представляют опасности для планеты. Есть возможность не форсировать ваш уход»
«Вам присуща агрессивность?»
«В человеческом понимании этого термина – нет».
«Почему вы скрываетесь от нас?»
«Мы этого не делаем»
«Какова ваша природа?»
«Очевидна»
«Почему вы пошли на контакт именно со мной?»
«Вы единственный настаивали на этом»
«Почему вы блокируете работу станции?»
«Мы не заинтересованы в ее работе. Пусть история человечества завершится.»
«Что вы предпримете, если она не завершится?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
