Жанна д’Арк. Святая или грешница? - Вадим Эрлихман

Последний пункт особенно интересовал судей — ему посвящена почти половина записей в протоколах, следствие возвращалось к нему целых 18 раз. Началось это уже на второй день допросов, где Жанна сразу же выложила почти все, что она (а за ней и мы) знала о посещавших ее голосах: "Когда ей было 13 лет, ей был голос, идущий от Бога, дабы помочь ей блюсти себя. И в первый раз она очень испугалась. И сей голос пришел около полудня, летом, в саду ее отца, и названная Жанна не постилась накануне. Она услышала голос справа, со стороны церкви, и очень редко она слышит его так, чтобы при том не было света. Сей свет идет с той же стороны, откуда она слышит голос, но там обычно всегда великий свет… Она сказала, что очень хорошо понимала голоса, приходящие к ней. Сказала также, что, как ей кажется, это был достойный голос, и она верит, что он был послан от Бога; а после того, как она трижды услышала сей голос, она узнала, что то был голос ангела. Она сказала также, что сей голое всегда хранил ее, и она всегда хорошо его понимала. Спрошенная о наставлениях во спасение души, кои давал ей сей голос, сказала, что он учил ее хорошо себя вести, посещать церковь, и сказал Жанне, что необходимо, чтобы оная Жанна пошла во Францию. Она добавила, что дознаватель покамест не добьется от нее, под каким видом явился ей сей голос".

Жанна д'Арк. Художник Ж.-Э. Ленепвё

Она и потом не раз отказывалась отвечать на вопросы, касающиеся голосов. Раззадоренные этим судьи расспрашивали о каждой мелочи: когда подсудимая впервые услышала голоса, сопровождались ли они появлением света, как она узнала в явившемся ей ангеле архангела Михаила, как отличила святую Маргариту от святой Екатерины, на каком языке они с ней говорили? На эти вопросы смог бы ответить далеко не каждый богослов: например, судьи интересовались, говорили ли с Жанной сами святые, или через них с нею общался Бог Она проявляла в ответах удивительную изобретательность: "Спрошенная, был ли архангел нагим, отвечала: "Неужели вы думаете, что Господу не во что одеть своих святых?" Спрошенная, имел ли он волосы, отвечала: "А с чего ему было их стричь?"" Когда она сказала, что святая Маргарита говорила с ней "на прекрасном французском языке", кто-то из судей иронически осведомился, почему святая не говорила с ней, к примеру, по-английски. И получил ответ: "Святые не могут быть англичанами, зачем же им говорить по-английски?" После этого ее спросили, ненавидит ли Бог англичан, но она и тут нашла выход: "Ей ничего не известно о любви или ненависти Бога к англичанам и о том, как он поступит с душами. Но она твердо знает, что все они будут изгнаны из Франции, кроме тех, кого найдет здесь смерть".

В общем-то, для обвинения в ереси этого вполне хватало. Светское лицо, более того — неграмотная крестьянка, уверяет, что получает указания от Бога и святых в обход церкви, которой принадлежит монопатия на посредничество между небесами и грешной землей. За подобное "преступление" поплатились жизнью многие самозваные пророки и ясновидцы, особенно те, кто обращал свои предсказания против власт и феодалов и римских пап. В XV веке, на исходе Средневековья, таких появилось особенно много. В разных странах Европы последователи еретических сект требовали от имени Господа раздела имущества богачей и их земли, отказа от подчинения Риму, от соблюдения католических обрядов и почитания икон. Дело осложнялось тем, что в роли духовидцев выступали и многие истинные католики, пытавшиеся своей искренней верой вдохнуть новую жизнь в одряхлевшую, обремененную богатством и пороками римскую церковь. В итоге богословы пришли к выводу, что духовидцы делятся на две категории. Те из них, кто подчиняется церкви и не выступает против ее догматов, достойны почитания, те же, кто проявляет несогласие с существующими порядками, подлежат осуждению как еретики.

Казалось бы, Жанна неопровержимо относится к первой категории — никогда, ни одним словом она не покушалась на католические обряды, священство или авторитет папы. Это признала в свое время комиссия в Пуатье, членам которой она говорила почти то же самое, что теперь — руанским судьям. Но последние, получив прямой приказ своих английских хозяев, целенаправленно вели дело к ее осуждению. Различие в подходах двух судов видно невооруженным глазом. Когда в Пуатье Жанна объявила о своем намерении присоединиться к войску, посылаемому в Орлеан, собравшиеся там богословы признали эту цель патриотической и потому богоугодной. В Руане это, конечно же, встретило обратную реакцию — намерение изгнать англичан было признано зловредным и внушенным Сатаной. Это зафиксировало заключение факультета теологии Парижского университета, куда было послано на экспертизу обвинительное заключение по делу Жанны. Ученые богословы не только признали, что действиями подсудимой руководили адские духи, но и назвали их имена — Белиал, Сатана и Бегемот.

Усвоив для себя, что Дева является орудием дьявольских сил, судьи принялись вопреки фактам прикладывать этот вердикт ко всем ее делам и личным качествам. То, что еще на стадии предварительного расследования не вызывало никаких вопросов, вдруг приобрело зловещий смысл. Оставив родителей, Жанна, оказывается, преступила заповедь дочерней любви. Приказав атаковать Париж в праздник Богородицы, она совершила святотатство. Пытаясь спуститься с башни Боревуара, не упала случайно, а пыталась будто бы покончить с собой, что для христианина является тягчайшим грехом. Все это складывалось в весьма неприглядную картину, которую закономерно венчало обвинение в колдовстве — ведь только благодаря ему Жанна могла взять верх над непобедимой английской армией!

Главным доказательством ереси в глазах судей стало мужское платье Девы. Обличая ее, они ссылались на Библию: "На женщине не должно быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться в женское платье, ибо мерзок пред Господом Богом твоим всякий делающий сие" (Втор. 22. 5). Правда, в той же библейской книге содержится немало установлений, которые даже в Средние века никто не собирался соблюдать, — например, не надевать одежды из шерсти, смешанной со льном. Заповедь о мужской одежде тоже не считалась такой уж безусловной, о чем писал вскоре после освобождения Орлеана крупнейший французский теолог Жан Жерсон: "Бранить Деву за то, что она носит мужской костюм, значит рабски следовать текстам Ветхого и Нового Заветов, не понимая их духа. Целью запрета была защита целомудрия, а Жанна подобно амазонкам переоделась в мужчину именно для того, чтобы надежнее сохранить свою добродетель и лучше сражаться с врагами отечества. Воздержимся же от придирок к героине из-за такого ничтожного повода, как ее одежда, и восславим в ней доброту Господа, который, сделав девственницу освободительницей сего королевства, облек ее слабость силой, от коей нам идет спасение".

В мужской одежде Жанна предстала перед комиссией в Пуатье, специально исследующей ее верность христианской морали, и комиссия не увидела в этом ничего странного или греховного. В той же одежде она общалась с королем и архиепископом Реймсским, ходила в церковь, принимала Святые Дары. И вот теперь суд в Руане констатировал: "Названная женщина утверждает, что надела, носила и продолжает носить мужской костюм по приказу и воле Бога. Она заявляет также, что Господу было угодно, чтобы она надела короткий плащ, шапку, куртку, кальсоны и штаны со многими шнурками, а ее волосы были бы подстрижены в кружок над ушами и чтобы она не имела на своем теле ничего, что говорило бы о ее поле, кроме того, что дано ей природой… Она отвергла кроткие просьбы и предложения переодеться в женское платье, заявив, что скорее умрет, нежели расстанется с мужской одеждой". Последний пункт вызывает сомнения: мы знаем, что Жанна иногда надевала женское платье, например на коронации Карла VII. Зачем ей было отказываться от этого теперь, когда упрямство грозило ей гибелью? Режин Перну предполагает, что тюремщики издевательски предлагали ей снять мужскую одежду, не предлагая взамен женской. Конечно, она не могла предстать перед солдатами обнаженной, что и было выдано судом за упорство в грехе. Во время одного из допросов она заявила, что готова надеть женское платье, только чтобы уйти в нем из тюрьмы. В другой раз сама попросила дать ей платье, чтобы пойти в нем к мессе: "Дайте платье, какое носят девушки-горожанки, то есть длинный плащ с капюшоном, и я надену его". Конечно, судьи не выполнили эту просьбу и поскорее забыли о ней, чтобы не разрушать нужную им картину.

Собранных с большим трудом фактов в принципе хватало, чтобы осудить Деву на смерть, но Кошону, любившему точность, требовалось более веское доказательство. После "мозгового штурма" члены трибунала придумали, как его получить. 15 марта в камеру Жанны явился следователь трибунала Жан де Лафонтен, часто замещавший епископа Бове на допросах, в сопровождении инквизитора и четырех асессоров. Вместо обычных вопросов о голосах и мужской одежде они неожиданно спросили о другом — согласна ли она передать свои слова и поступки определению святой матери-церкви? Сразу заподозрив ловушку, она переспросила, о чем идет речь. Лафонтен уточнил вопрос: