Золото - Питер Гринуэй

Я умер

«Я умер. Люблю тебя. До скорого. Петер».

Это короткое письмецо Петер написал жене из варшавской тюрьмы. Написал правду. К тому моменту, когда Конда получила письмо, ее мужа уже не было в живых. Стоило ли употреблять будущее время: «Я умру»?

Написано без спешки, почерк разборчивый. В заключительной фразе не было ничего необычного. Петер ей часто писал. Он даже носил с собой стопку почтовых марок, чтобы всегда, из любого места без помех отправить о себе весточку.

«Дорогие Конда и Хейди, я люблю вас. До скорого. Петер».

Необычной выглядела первая фраза. «Я умер». Конда прочла письмо в машине.

– Это от твоего отца, – сказала она Хейди. – Из Варшавы, столицы Польши. Страны, которая на карте справа. Оттуда обычно приходят дожди.

Конда прочла дочери письмо вслух, а в это время «дворники» работали как ненормальные, отчаянно пытаясь очистить ветровое стекло от потоков дождя.

Первую фразу она при чтении опустила.

Конда спешила отвезти дочь в школу и второпях прихватила корреспонденцию, засунутую почтальоном за край линолеума под входной дверью: счета за уголь и молоко, продовольственные карточки на пятнадцать марок, письмо от сестры Джейн и письмецо от Петера с маленьким листком внутри. Марку он по-слюнил и наклеил на коричневый конверт, оставив рядом с маркой грязные разводы. Три фразы. Семь слов. 2+2+2+1.

Конда решительно села за руль и благополучно добралась до Ансельмплац. Припарковав машину, она добежала до школы вместе с Хейди под проливным дождем и на прощание по традиции троекратно расцеловала дочь в обе щеки. Она рас-правила каштановые волосы дочери, похлопала ее по попе и, улыбнувшись учительнице, пошла назад к машине. Задраив окна и заперев двери, она двадцать минут кричала во весь голос, пока не потеряла сознание. Со стороны можно было видеть этот беззвучный крик под аккомпанемент ливня и яростную работу «дворников».

Конда знала, что мужу можно верить. Его бабушка была гречанка, а Петр по-гречески означает «камень».

– Все греки лжецы, и если я грек, то, значит, лжец. Поэтому я тебе заявляю: я не грек и, стало быть, не лжец.

Глупый спорщик, несуразный, нелепый человек, шутник, способный кого угодно довести до белого каления. Короче, в том, что «я умер» – чистая правда, можно было не сомневаться.

Кончился дождь, выглянуло солнце, трижды прозвенел школьный звонок, Хейди съела свой обед, отсидела последний урок по истории Германии, надела пальто, а Конда все сидела без сознания в машине. Хейди подождала немного и вышла на дорогу. Она сразу увидела отцовский черный «Фольксваген» с яростно работающими «дворниками» и спящей за рулем мамой. Хейди постучала в стекло, еще раз, и еще. Через пять минут она начала плакать. Прибежала учительница, посмотрела и вызвала суперинтенданта. Тот вынужден был разбить боковое стекло.

Спустя две недели Конда получила по почте конверт. Внутри было обручальное кольцо Петера, двадцать каратов золота. Конда проглотила кольцо, она жаждала смерти. Ее муж Петер, горный инженер, работал в Варшаве, занимался разработкой соляных копей. Его обвинили в саботаже. Он действительно не испытывал горячей любви к «третьему рейху». К тому же он был еврей. Не исключено, что кому-то приглянулся его черный «Фольксваген». А может, сыграли свою роль все три причины.

Обручальное кольцо вовремя удалось извлечь. Его положили в сумочку Конды. Вскоре сумочку украл тринадцатилетний мальчишка-посыльный. Он отдал кольцо матери, чтобы та купила хлеба и угля. Торговец углем продал кольцо банку, где его жена работала старшим кассиром. Их обоих арестовали. После разных мытарств кольцо оказалось в Мюнхене и там приказало долго жить. Вместе с другим золотым ломом оно после переплавки превратилось в желтый слиток, который однажды солнечным утром достался лейтенанту Харпшу и вскоре канул в небытие неподалеку от североитальянского города Больцано.

Отводное колено

Три десятка золотых изделий были спрятаны в отводном колене за унитазом в квартире по адресу Балинтурштрассе, 178, в Падерборне, в 1938 году и обнаружены только в 1991-м. Моча и кал, плевки и менструальная кровь, сигаретные бычки и жевательная резинка, сожженные любовные письма и разорванные страницы из порнографических журналов, а также блевотина трех поколений семьи Хоклестер за это время успели накоротке встретиться с фамильными сокровищами. Вся эта жизнедеятельность человеческих организмов продолжалась на фоне Второй Мировой Войны, Краха Национал-Социализма, Крушения Третьего Рейха, Оккупации Союзных Войск, Противостояния Запада и Востока, Холодной Войны, Экономического Соперничества, Правления Аденауэра и Падения Берлинской Стены. Всё, в силу значимости для Германии, с большой буквы. Значительный период времени, со всех точек зрения.

Маленькая поправка. Все золотые изделия были Подделками – тоже с большой буквы. Словом, это была встреча дерьма с дерьмом.

Названные изделия переплавили в пять слитков, четыре из которых, с клеймом Падерборн сейчас находятся в Банке Гонконга в Цюрихе. Пятый, считающийся утерянным, на самом деле принадлежит банкиру из Осаки, дальнему родственнику кузена одного из членов императорской фамилии. Этот банкир, коллекционирующий предметы, связанные с Германией и второй мировой войной, человек чувствительный, замаскировал свое сокровище, покрыв золотой слиток красным лаком, и использует в качестве пресс-папье, которое стоит у него на письменном столе на видном месте – между веймарским телефонным аппаратом и бидермейерской пепельницей. Банкир, один из экономических советников императора, пытался финансово заинтересовать Спилберга, чтобы тот сделал для Японии то же, что он сделал для Германии своим фильмом «Список Шиндлера». Главные сокровища семейства Хоклестер, упакованные в два чемодана, попали в руки офицеров СС, разыскивавших еврейского мальчика по обвинению в убийстве из пращи немецкого часового, национал-социалиста по убеждениям, здоровяка, который не давал никому прохода, матюгался в присутствии маленьких детей, а также воровал женское нижнее белье и мастурбировал, разглядывая старую репродукцию Марии Магдалины. Этот новоявленный Давид, победив современного Голиафа, стал местным героем. Мальчика укрывали его многочисленные почитатели. Завернутого в полотенца, шали или занавески, его прятали по буфетам, чуланам, подвалам и чердакам, как святые мощи… а заодно еще двух подростков такого же роста и телосложения – с целью запутать врага. Можно сказать, главные сокровища семейства Хоклестер оказались в тени мифа о новом Давиде: если ценность первых определялась весом (250 унций) холодных брусков желтого металла, то во втором случае речь шла о полнокровном юном герое, не имеющем цены.

В конце концов нацисты обнаружили подозреваемого в доме некоего вдовца, в спальном мешке, и подвесили на скакалке между домами. А в 1991 году в Дрездене вдруг объявился настоящий Давид. Это совпало с обнаружением трех десятков золотых предметов в отводном колене за унитазом в известной квартире и Великой Оттепелью в Восточной Германии. Узнав о трагической ошибке, Давид, серебряных дел мастер, решил увековечить память невинно убиенного. Он воссоздал в серебре золотые сокровища Хоклестеров. Сегодня этот мемориал включен в постоянную экспозицию музея Падерборна.

Но вернемся непосредственно к фамильному богатству Хоклестеров. Судя по всему, семья была не понаслышке знакома с ювелирным делом. Ритвельд Хоклестер и два его сына, не дожидаясь повального отъема у евреев всяких ценностей, потратили несколько месяцев на то, чтобы воспроизвести в позлащенной бронзе золотые оригиналы своей огромной коллекции. Арестовали Ритвельда и его сыновей в трактире, куда они пришли, чтобы показать свою близость к простым людям, но, напившись, забыли о цели прихода. Выдал их властям вуайерист, который симпатизировал нацистам. Он проковырял дырку в перегородке между кабинками в уборной и, подсмотрев за братьями, донес, что они обрезанные. Последний раз всех троих видели в грузовике, направлявшемся в сторону Альтенбекенского леса. Бронзовые подделки оказались столь хороши, что, когда офицеры СС неожиданно забарабанили в дверь, жена Ритвельда, запаниковав, по ошибке положила настоящие золотые предметы в чемоданы, а фальшивое золото спрятала в отводном колене за унитазом.

Из Падерборна золотая коллекция Хоклестеров переехала в Ганновер, а оттуда в Геттинген, где ее переплавили в желтые слитки. Ювелир, чья доля составляла три процента от каждой операции, предпочел деньгам два из падерборнских слитков. Он держал их в личном сейфе Гвидхаймского банка, на который однажды случайно упала бомба с американского бомбардировщика, возвращавшегося в Англию после авианалета на Лейпциг. То, чего недоделала бомба, довершили мародеры. Один слиток попал в Прагу, а потом совершил замысловатое путешествие: 1950 – Стамбул, 1953 – Гонконг, 1956 – Осака. В промежутках он переходил из рук в руки: в обмен на двадцать тысяч рублей старыми бумажками, три ручных пулемета, дневную кормежку, трех солдат-албанцев, образование для девушки в Кембридже, полтора месяца бесплатного секса в крымском борделе, личную библиотеку Ленина, предприятия по выпуску пижам и контрацептивов, сорок тонн фармацевтической продукции в Вене, что, возможно, подсказало Грэму Грину сюжет романа «Третий человек», сеть ресторанов, рыболовную лодку, молокозавод и службу авиаперевозок, базирующуюся в Макао.