О войне и победе - Федор Абрамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
9. V.1978
Лучший день Победы за все 33 года. Отчего? Выспался хорошо (5 минут 12-го встал) или еще какая причина?
Завтрак в номере вдвоем (домашность в сочетании с зеленым великолепием за окном), дивна прогулка по заливу.
25. ХI.1978
С утра писал заметку для «Ленинградского университета» о погибших на войне. Нельзя отказываться: святое дело!
5. V.1979
«Великая Отечественная», телефильм в двух сериях. Фильм 1-й – 22 июня 1941 года. Тенденциозное, «кремлевское» объяснение войны, но фильм потрясает.
Снова и снова поражаешься: откуда только у русского народа взялись силы?
Но вот извечная трагедия Руси: внешних врагов победили, а своих… А свои победили ее.
Полная бесперспективность. Ни единого союзника. Все ненавидят Россию. И, в общем-то, есть за что. Сама не умеет жить и другим не дает.
Конечно, конечно, виноваты, в первую очередь, вожди. Но расплачиваться-то придется народу. И что, что ожидает его, несчастного?
26. XII.19 79
Боже мой, как мы только выстояли в войну! Где нашли силы? Читаю «Б. террор». Ведь наш вождь и учитель накануне войны вырубил все жизнеспособное и мыслящее в стране. И вот нашел народ в себе силы. Породил и полководцев и начальников производства. «Людей добрых больше на свете», – сказала на днях Люсе какая-то пожилая женщина. И это воистину так.
Так будем же помнить это! Будем всегда и все делать во имя победы добра…
8. V.1980. (Из записной книжки)
Наши потери в войне. Сколько? 20 млн, как говорят сейчас?
Не меньше 40 <…>
В Верколе убито 128 человек. Примерно 1/4 населения. И так везде и всюду. Да плюс к этому Ленинград да оккупированные земли.
9. V.1980
Всю ночь лил дождь – природа оплакивала погибших. А утром выглянуло солнышко – природа солнышком улыбается погибшим.
35 лет Победы. Каковы итоги? В магазинах шаром покати – ничегошеньки. <…>
В народе шутят: что есть праздничного? Газеты.
Да, год от года все хуже и хуже. <…>
Знают ли об этом наверху?
А что им знать? У них свой, особый мир. У них все есть. Народу плохо? Народ быдло. А русский народ вдвойне: все простит. Знают, знают там эту присказку: все вытерпим, все перенесем, лишь бы войны не было.
О, бараны бестолковые. Именно потому-то и будет война, что вы все терпите.
Новгородчина
10. II.1981 (Из записной книжки)
Потери в войне.
До войны население 1 млн 121 тыс. 728 на 1.I.1941 на 1.I.1946 – 692 тыс. Сейчас – 712 тыс. Каждый второй житель Новгородчины – погиб.
5. V. 1981. (Из записной книжки)
Мать-Родина на Пискаревском кладбище.
Грудастая, закормленная бабища! Да камень бы должен был зарыдать (разлиться слезами), а она с венком цветов. Да разве цветы, венки славы нужны пискаревцам, жертвам блокады! Слезы, сострадание. Да самая злая мачеха такой равнодушной не может быть.
Мать-Родина с мечом – какое отношение имеет она к русской женщине-матери и вообще к матери. К украинке. Это в лучшем случае калька с французского.
То же – могила неизвестного солдата.
Каменная баба – вопреки воле украинцев поставленная на украинской земле и кощунственно названная матерью-родиной!
Да она хуже злой мачехи для украинцев!
28. XI.1981
Вдруг вспомнил: в этот день 40 лет назад меня ранило. Второй раз. Боже, как давно это было и как недавно!
А остался ли кто в живых из тех, кто был тогда со мною? Мика, Левин? Но они ко времени моего второго ранения с войной уже рассчитались. Ни одного, ни одного знакомого не было со мною, когда меня ранило второй раз.
41 год после войны. А мертвые все еще не подсчитаны. Да и подсчитают ли когда-нибудь?
А ведь подсчитать нетрудно. У нас в Верколе убито 128 человек, а жителей перед войной было человек 700. Значит – 1/4.
И такую же цифру называют выходцы из других деревень.
40 млн убитых на войне. Вот самый великий памятник социализму.
3. III.1982
Федор Абрамов – инвалид Отечественной войны! Да, сегодня с утра прошел ВТЭК и без всяких-всяких – справку в зубы. «Бессрочно» и «переобследованию не подлежит»…
Меня, между прочим, спросили:
– Почему вы раньше инвалидность не оформляли?
– По моральным соображениям. Нехорошо называться инвалидом (одним и тем же именем), когда у тебя обе ноги, а у других – протезы.
22. VI.1982
Какой сегодня день, какие события произошли в этот день 41 год тому назад! А как я отметил его? В суете, в беготне – квартира, ателье, издательство, магазин, больница, СП…
О, позор! О, срам…
Вот наша память о наших погибших сверстниках.
Но две вещи заслуживают быть отмеченными в этот день:
1) появился сигнал 3-го тома сочинений.
2) «Наш современник» принял очерк о Яшине (очень понравился Викулову).
4. IX.1982
Только что написал завещание. А что делать? Жизнь есть жизнь, и надо быть ко всему готовым.
Многочисленные исследования в институте пульманологии (в течение целых 5 дней) не дали окончательного ответа. Рак исключается лишь на 90 %, а на 10 %… Короче, все врачи в один голос: надо ложиться под нож.
И вот во вторник уже операция.
Я спокоен, можно сказать, совершенно спокоен. Чему быть – тому быть. До сих пор меня выручала Судьба, может быть, не отвернется от меня и сейчас. Ну, а если отвернется… Пожил. И не мало пожил: ведь мои товарищи погибли еще в 41 году.
Господи, сорок лет нет Сокольского, Рогинского, Феди Яковлева, а никто так не помогает мне жить, как они. И как знать, может быть, память о погибших – главная духовная опора людей всех поколений во все времена.
9. V.1983
День Победы. А я в больнице.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ФЕДОРЕ АБРАМОВЕ
Страница незабываемой молодости
Т. ГоловановаМы были поначалу с Федей Абрамовым всего лишь «однокашники»: в 1938 году вместе поступали на филологический факультет Ленинградского университета, на русское отделение. Но учились в разных группах, групп было много – восемь, и, конечно, не все сразу узнали друг друга. Встречались мы только на общекурсовых лекциях в большом зале – слушали, например, всем потоком курс А. С. Орлова по древнерусской литературе, П. Н. Беркова и Г. А. Гуковского – литературе XVIII века, русский фольклор – М. К. Азадовского, введение в языкознание – А. П. Рифтина и другие.
Незабываемые это все были впечатления. И лица слушавших запоминались лучше всего именно тогда, на лекциях: кто где сидел, как слушал. Вот так я запомнила впервые лицо Феди Абрамова и всю его некрупную, собранную фигуру. Он сидел почти всегда на одних и тех же местах, где-то за первым столом аудитории, и внимание, с каким он слушал лектора, отмечалось особой напряженностью.
Поражались более или менее все, да и было чему: мы были слушателями и учениками блестящей плеяды университетских профессоров, которые, что и говорить, умели ввести в свой храм так, что только сердца бились и рты раскрывались. Но на этом общем фоне потрясенной аудитории Федя меня интересовал тем, что он не просто слушал – он работал. Как видно, он умел и любил работать уже тогда. Лицо его редко теряло выражение мрачноватой сосредоточенности. Темные умные глаза горели внутренним огнем, вспыхивая живым блеском интереса, но чувствовалось, что он был один в этом открываемом им мире, отчужден от всех и погружен в себя…
Теперь это легко понять. Никто из нас даже представить себе не мог, из какого сурового края земли приезжал этот паренек учиться и что он успел пережить по сравнению с нами. Но тогда это было мало кому известно, и непонятная отчужденность немного отпугивала еще очень юных однокурсников. Учился Федя прекрасно – я бы назвала это словом «ответственно», ну, или «особо серьезно»: успевал много читать и как-то по-своему обдумывать прочитанное. Конечно, он вошел сразу и в общественную жизнь университета, и здесь он был, при всей своей скромности, как-то неуловимо весомее, авторитетнее нас. Все же он нас очень интересовал, и мы не раз делали попытку сойтись с ним поближе.
* * *Наша группа, так называемая пятая русская (Федя учился в восьмой), была относительно однородная и дружная. В ней преобладали ленинградцы. Ребята подобрались на редкость интересные. Творческое начало в области литературных поэтических и театральных увлечений определилось у многих очень рано. Это проявлялось со всей очевидностью на обычных практических занятиях по разным предметам. Например, на уроках латинского языка (вела их с большим вдохновением молодая преподавательница А. Служалова). Простые словарные упражнения превращались нередко в образные «действа»: разыгрывались вереницы трудных слов, из которых составлялись диалоги, речи, сценки. Словарный запас играючи обогащался – то на «аукционах» синонимов, рифм, имен, то в словесных дуэлях и судах.
Любовь к живому слову, к словотворческим истокам языка, к образному мышлению всемерно поощрялась всеми преподавателями и прежде всего А. П. Рифтиным. Каждая его лекция по «скучному», казалось бы, курсу («Введение в языкознание») неизменно кончалась аплодисментами. (Рифтин протестовал: «Я же не балерина», но эмоции били через край.)