Перекрестное опыление - Владимир Александрович Шаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Курбский: «…вечно находился в походе против врагов в дальноконных городах». Эти «дальноконные» города Грозный ему еще не раз припомнит, а пока отвечает: «Насколько сильнее вопиет на вас <…> немалый пот, пролитый мною во многих непосильных трудах и ненужных тягостях, происшедших по вашей вине».
Для обоих это, так сказать, приступ к теме. Дальше оба, причем с бездной примеров из Священного писания и античной истории, начинают формулировать свое представление о правильной, справедливой земной власти. Чтобы понять позицию Грозного, нам не обойтись без подробного разговора о его опричной политике.
В начале первого послания Грозного есть две несколько странных для современного уха фразы: «Не полагай, что это справедливо – разъярившись на человека, выступить против Бога; одно дело – человек, даже в царскую порфиру облеченный, а другое дело – Бог!»
И: «Если же ты праведен и благочестив, почему не пожелал от меня, строптивого владыки, пострадать и заслужить венец вечной жизни?»
Думаю, что опричнина как учреждение и стала объяснением этих слов.
Еще во второй половине 80-х годов мне не раз приходилось выступать с той точкой зрения, что опричнина в самом деле была государственной реформой (а не простым безумием), но цель её состояла отнюдь не в уничтожении княжеско-боярского вотчинного землевладения (так смысл опричнины понимал замечательный историк Сергей Федорович Платонов).
Теперь, если позволите, к этому вернемся и начнем с того, что в грамоте, присланной Грозным из Александровской слободы 3 января 1565 года и зачитанной с Лобного места, – с этого начинается опричнина – царь объявлял народу, что «гнев свой» он «положил на архиепископов и епископов, и на архимандритов, и на игуменов, и на бояр своих, и на дворецкого, и конюшего, и на окольничих, и на казначеев, и на дьяков, и на детей боярских, и на всех приказных людей». Смысл цитаты не нуждается в сложных толкованиях. Ясно, что Ивана IV перестал устраивать весь корпус отношений, сложившихся между ним и другими властями, с которыми он исторически делил ответственность за судьбы страны.
О причине столь острого конфликта мы еще скажем, пока же заметим, что в 1564 году, то есть прямо перед опричниной, Грозный лично вел переговоры с плененным русскими войсками магистром Ливонского ордена Фюрстенбергом о восстановлении этого ордена и о его вассальной зависимости от России. И что идея зависимости от России одного из последних официальных и владетельных наследников христианской власти на территории Палестины не могла не импонировать Грозному.
Иерусалимские короли, чьей надежнейшей опорой были военно-монашеские ордена и, в частности, Тевтонский, были важным звеном в той схеме преемственности верховной власти (от Бога) – еврейские цари Святого народа и Святой Земли – христианские короли Святой Земли – русские цари новой Святой Земли, нового святого народа, – которая была так близка Ивану IV. Вассалитет Ливонии, кроме прочего, означал и правопреемство русских царей по отношению к иерусалимским королям, а следовательно, их приоритетные права на старую Святую землю, Иерусалим и на соединение под своей властью обеих Святых земель.
Середина 60-х годов XVI века время новых и новых заговоров, – настоящих или мнимых, нам уже не разобраться – и бесконечных опал, казней. В этой обстановке Грозный не мог не прийти к выводу, что первопричина всех нестроений, какие есть на Руси, в неправильности, даже греховности прежних основ службы подданных ему – царю новой Святой Земли. Сама возможность «отъехать» от него, например, к тому же польскому Сигизмунду-Августу, стала казаться Грозному изменой Богу и православной вере, то есть тем, что должно раз и навсегда класть конец любым надеждам на спасение.
Так что военно-монашеские ордена с их неразрывной связью двух служений – воина и монаха, – невозможностью разорвать эту связь, не погубив навечно свою душу, не могли не показаться Грозному во всех смыслах естественной основой для коренной, радикальной реорганизации устройства российского дворянского сословия. Оттого мы убеждены, что опричнина царя Ивана и была подобным прото-военно-монашеским орденом, попыткой посмотреть и проиграть, как все это будет работать в России.
Отсюда же и суть двух вышеприведенных цитат о Боге, человеке и о страдании как о прологе вечной жизни.
Мысль, что измена ему есть измена Богу и вере, будет казаться Грозному такой важной, что именно на ней он выстроит свою защиту в поединке с Курбским. С обычной для себя «художественностью» он будет писать ему: «Или мнишь, окаянный, что убережешься? Нет уж! Если тебе придется вместе с ними воевать, тогда придется тебе и церкви разорять, и иконы попирать, и христиан убивать; если где и руками не дерзнешь, то там много зла принесешь – смертоносным ядом своего умысла».
И дальше: «Представь же себе, как во время военного нашествия конские копыта попирают и давят нежные тела младенцев».
Основа любого судебного поединка, как всем понятно, изначальное равенство сторон (он – этакая русская рулетка) и возможность для Господа отдать победу тому из противников, кто в Его глазах более праведен. Но в нашем случае Грозный, не дожидаясь божественного вердикта, вносит такие изменения в регламент «поля», что Курбский в их схватке обречен с самого начала, ведь он изменник Богу и вере; что же до самого Грозного, то его дело отнюдь не безнадежно.
В первом послании Курбскому подряд идут два рассказа о святых подвижниках Карпе и Поликарпе. Рассказы почти идентичные, так что есть основания полагать, что в спешке просто произошло удвоение текста: соответственно, Карп и Поликарп – один человек. Суть рассказов в том, что некий святой муж Карп однажды возмечтал о скорой гибели еретика и язычника и о его низвержении в ад. Но Спаситель осудил Карпа и по милости Своей спас нечестивца. Так что царю есть на что надеяться.
Все же, хотя пока поединок и не выходит за рамки словесной пикировки, оба противника по-прежнему ждут знака свыше, единственного верного знака, который и утвердит их правоту. И вот этот знак, кажется, дан.
Первое письмо Курбского написано в Ливонском городе Вольмере, куда князь бежал, спасаясь от неминуемой опалы и казни, и датировано 5 июля 1564 года. Теперь же, тринадцать лет спустя, войска Грозного берут Вольмер и царь, торжествуя, оттуда же, из этого самого Вольмера, отправляет Курбскому второе послание. В нем много издевки. Когда-то Курбский писал ему: «…вечно находился в походе против врагов в дальноконных городах». Теперь Иван Грозный ему это вспоминает: «Писал ты нам, вспоминая свои обиды, что мы
