Слепая зона - Ольга Вечная

Член вот, правда, по-прежнему не унывает. То, что я вижу через стекло собственного брата с Москвой, — он воспринимает исключительно как зрительную галлюцинацию. Суку столичную хочет так, что едва не трескается.

Пах жжет как из огнемета. Ну и задница у нее. Охуенная.

Надеюсь, перед глазами темнеет из-за долбаного антифриза, а не от стыда, что облизал подружку брата. По нарастающей я прихожу в бешенство и не могу с этим справиться.

Отец учил, что гнев — хреновый спутник спортсмена. На короткой дистанции злость вытянет, но победа станет скорее чудом, а не результатом мастерства. Разовым успехом. Случайностью. Когда знаешь, что успех не заслужен по праву, на второй раунд не соберешься.

Если приучить себя не гасить гнев, а выпускать, — колошматить грушу, орать, швыряться вещами, — быстро привыкнешь и иначе уже не сможешь. В конечном итоге вмажешься на семи тысячах оборотов в стену.

Единственный способ здравой борьбы с гневом — это переключение на другую деятельность.

В состоянии глубокого ахуя и неадекватной злости я отхожу от окна. Останавливаюсь, задохнувшись.

Пью воду из стакана в кухне, достаю теннисный мячик и начинаю бросать в стену. Ловить. Кровь бурлит. Беру второй, бросаю тоже. Концентрируюсь. Перестраиваю поток мыслей. Ловлю — бросаю уже двумя руками, быстро, четко, тестирую пределы реакций.

Гребаная слепая зона. Понял же, что с Москвой все, ничего не светит. Уяснил, принял, отступил. Она тянется к Егору, меня блокирует мгновенно и технично. Не одобряю, но уважаю. Чуть что — харассмент, угрозы, насмешки. Окей, понял, не тупой. Не вышло. Не понравился. Я перебесился и успокоился.

Иногда желания не сбываются.

Ладно. Проехали. Взаимно у нее с Егором — что ж, счастья и благ всяческих.

Но какого хрена сейчас-то было?!

Картинки, как я сжимаю тонкую талию, как мну округлые ягодицы, порождают жар. Гребаный огнемет жжет, требует действовать.

Слепой крутой поворот. Мы не вписались определенно, вылетели с трассы, теперь с горы катимся.

И как выбираться?

Сцепляю зубы. И злюсь. Злюсь так, что башку сносит, ведет меня. Дурею. Круг по комнате как по клетке делаю.

Кидаю мячи, ловлю, снова кидаю. Играю уже не на ловкость, а на силу, они отскакивают от стены все быстрее. Я пытаюсь понизить уровень агрессии.

Кипит. Не могу справиться.

Что происходит? Что со мной, блядь, происходит? Я, тварь хладнокровная, в какие только аварии не влетал на треках, и пульс ускорялся, да, было, но спал я потом как младенец ночью.

Ищу. Анализирую. Ощущения подобного рода я испытывал, когда завязал со спортом и впервые не поехал на ралли. В день гонки тошнило от бешенства, когда читал о победителях, — крыло, размазывало, вело. Защитился, работал, пытался жить как ученый.

Звери защищают свою территорию, а я проебал ралли.

Отдавая свое — отдаешь часть себя.

В очередной раз зашвыриваю мяч со всей дури, пропускаю, и тот впечатывается мне в лоб. Психую, иду в спортзал и, натянув перчатки, долблю грушу.

Вредная, злобная, избалованная сука.

Чуть не сдох от счастья, когда заткнул ей рот языком. Когда застонала, как девочка хрупкая, забилась. Внутри похолодело, при этом кожа вспыхнула. В жизни так девку не хотел. К себе прижал. Моя, расслабься, моя, все.

Вообще такого не планировал.

Волосы дыбом встают. Пот катится, а мне холодно.

Отступил же, принял отказы ее. Не сдался, просто не любой кубок нужен в коллекции. Каждому свое. Егор опять же: «Я без ума от Элины, она настоящая, она не притворяется, она — крутая».

Я, блядь, просто делал свою тачку у себя в гараже.

Запах Москвы, одновременно сладкий и свежий, разобрал каким-то чудом среди вони антифриза.

Она бы дала хоть намек, что не против знаков внимания.

Такая ледяная в офисе — и такая нежная в объятиях.

Хотя бы раз как Егору улыбнулась, блядь, для разнообразия.

Вину перед братом я и ощущаю, и одновременно нет. В жизни так не работает: кто первый девку увидел, тот ее и танцует. Они толком встречаться не начали. Знаю, почему оттягивает, — влюбляет, чтобы, когда о себе расскажет, она уже не свинтила. Раз тянет с правдой, значит, Элина ему реально нравится.

Заношу руку и впечатываю кулак в мешок. Еще раз и еще. Встряхиваю головой. Размахиваюсь.

Убиваюсь с грушей, затем на дорожке. Голова кружится, за руль сейчас — слишком рискованно, я как пьяный. Можно вызвать такси и поискать ребят, присоединиться... Хаотичные движения вслепую. Паника. То, о чем говорил отец и что недопустимо.

Когда я впервые пропустил ралли, существовал на одной ярости. Сейчас те же ощущения.

Если больше нравится Егор, зачем позволила целовать?

Не понимаю. Не могу просчитать логику. Если я Элине противен, то хер ли тогда было? При Егоре показала, что надо бы заткнуться. Харассмент и все такое — помню-помню. Она подчиненная, я не имею права нарушать профессиональную этику, преследовать или давить.

Становится дурно. Добираюсь до душа, в котором пахнет девчачьими шампуньками. Баночки Элина собрала все, а запах остался. Вместе с нотками антифриза — тот еще коктейль.

Потом до кровати. Но сон не приходит. Пялюсь в потолок и злюсь.

Не терплю слепые зоны. Одна ошибка — и ты перевернулся. Ты в краше. Ты труп.

***

В шесть утра я уже знаю ее адрес. Сажусь в Акуленыша. прогреваю движок. На мобильник падает сообщение от Москвы. На секунду притормаживаю, пытаюсь понять, что ощущаю. За ночь эмоции чуть спали, но возбуждение — отчего-то нет. Надежда была, что тосол вызвал выплеск адреналина, вот и долбило похотью. Но, походу, дело не в тосоле.

Задница у нее — это нечто.

Читаю сообщение.

«Зачем вам мой адрес? Не вздумайте припереться. Я буду жаловаться».

Спасибо, Дарина.

Я так понимаю, они уже лучшие подружки, хотя именно со мной Дарина работает три года.

Не отвечаю. Вместо этого выжимаю газ и стартую. В дороге стараюсь думать здраво. Расслабиться. Переключиться.

Отец говорит, гнев нельзя выпускать, иначе тот потом сам будет вырываться, станешь его рабом. Звери живут эмоциями, надо быть выше.

До нужного дома я долетаю быстро и вовремя. Едва во двор въезжаю, вижу силуэт. Узнаю. Нога на тормоз, жадно рассматриваю.

На Москве белое пальто, белые сапоги — все это ослепительно чистое. У нас так не ходят весной, когда лужи по щиколотку. Медленно нажимаю газ, подкатываюсь на безопасное расстояние, чтобы не обрызгать.

Она резко оборачивается, смотрит на меня, потом оглядывает