Красивая, богатая, мертвая… - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо. Я вас жду. – Денису показалось, что парень на другом конце линии усмехнулся.
Никитич обедал в подсобке, когда Денис выкатывал роковые колеса со склада и укладывал их в багажник и на заднее сиденье своей потрепанной, видавшей виды «десятки». В кармане джинсов он хранил, как бесценное сокровище, брильянтовую сережку.
Заглянув к мастеру, крикнул: «Я в пирожковую!» – и, не дождавшись ответа, помчался к машине, сел и, не помня себя от какого-то счастья и волнения одновременно, поехал навстречу неизвестности.
Подойдя к кабинету следователя с табличкой «Мирошкин Сергей Михайлович», Денис замер, вдохнул побольше воздуха и постучал. Не получив ответа и не зная, как себя вести, осторожно открыл дверь. Увидел сидящего за столом молодого человека, русоволосого, с уставшими карими глазами.
– Вы следователь Мирошкин?
– Да. Это я, – следователь поднял на него глаза.
– Это я вам звонил. По объявлению. Но только я не свидетель. А что, женщину сбили?
Мирошкин рассматривал его с минуту, вероятно, не в состоянии взять в толк, зачем к нему пришел человек, называющий себя несвидетелем.
И тогда Денис, впервые, быть может, почувствовавший себя в безопасности, поскольку находился в стенах прокуратуры, где он больше всего мечтал бы оказаться, но не в роли свидетеля и уж точно не подозреваемого (и не задержанного, само собой!), взял и рассказал следователю Мирошкину все, что у него накопилось по мучившему его делу. Начал с сережки и закончил покупкой им колес.
Следователь слушал молча, время от времени кивая в знак того, что он все понимает и как бы даже разделяет мысли Дениса.
Когда Денис закончил свой рассказ и выложил на стол завернутую в носовой платок сережку, Мирошкин три раза хлопнул в ладоши.
– Браво, молодой человек! Честное слово – браво! Больше ничего не могу сказать! Знаете, если бы мне рассказали, что результатом моего объявления будет такая удача, я бы ни за что не поверил. Да и объявление-то я давал безо всякой надежды… Вы действительно нашли эту сережку в трещине протектора?
– Ну да. Говорю же.
– А человека, который продал вам эти колеса, вы бы смогли описать?
– Наверное. Знаете, он, кажется, высокий, но обыкновенный. Не старый. Темноволосый. Но особых примет я не заметил. Зато на колесах – его отпечатки пальцев! И там кровь, волосы, я говорил…
– Подожди минутку, парень… Как ты, говоришь, тебя зовут?
– Денис. Денис Васильев.
Мирошкин сфотографировал своим телефоном сережку и отправил снимок, как понял Денис, mms-сообщением. Затем позвонил. И Денис весь обратился в слух.
– Глаша? Это Сергей. Я там тебе только что отправил снимок. Покажи сама знаешь кому. А я подожду…
Он недолго ждал. Придерживая трубку возле уха, косил глазом на Дениса и чему-то блаженно улыбался. Затем брови его замерли на самой высокой точке, глаза расширились – он услышал ответ.
– Глаша, это удивительная история!!! Ну, просто удача! И спасибо тебе большое за идею об объявлении… Вот уж что действительно не должно было выстрелить, по моему мнению, так это объявление! Откуда сережка? Все потом, при встрече! Но обещаю тебе – ты и Лиза, вы будете удивлены не меньше моего! Мой привет пленнику!
Мирошкин сиял, лучился радостью.
– Значит, так, Денис. Сейчас я все оформлю чин чином, приму все эти вещественные доказательства, и только потом смогу тебя отпустить. Вижу, ты жаждешь награды? А? – хохотнул он, подмигивая Денису.
– Нет-нет, Сергей Михайлович, что вы?! У меня к вам другое дело.
– Что, еще одна сережка? Или пятое колесо?
И Денис, краснея и заикаясь, рассказал Мирошкину о своей мечте стать следователем. Выпалил все как на духу, что нет и никогда не будет денег на поступление в Академию права, а учиться хочется. Что готов начать прямо сейчас помогать Мирошкину, выполнять его поручения, сидеть в засаде, задерживать преступников…
– Подожди, Денис. Давай начнем с того, что следователь – это прежде всего интеллектуальная, умственная, ну и, конечно, бумажная работа. А сидеть в засаде и ловить преступников – дело оперов. Ты уж определись, кем ты точно хочешь стать, и я помогу тебе. Подскажу, к кому обратиться, чтобы тебе более подробно, обстоятельно рассказали, куда пойти и что делать. Но, думаю, пока тебе нужно поступить в школу полиции, а там видно будет.
– Вы что, правда поможете мне?
– Честное слово. Ну, а теперь доставай свой паспорт, будем оформлять твои колеса, сережку… Ну надо же – принес настоящую брильянтовую сережку! Я уж думал, что таких людей и на свете-то белом нет…
Глава 20
19 июня 2011 г.
Без пятнадцати двенадцать Ольга Виноградова открыла дверь квартиры своей покойной сестры ключами, полученными от следователя Мирошкина.
Лиза, устроившись в кресле в своей машине с ноутбуком, с тихой презрительной улыбкой наблюдала за тем, с каким лицом эта особа перемещается по квартире, которую (надо только привыкнуть!) она уже очень скоро сможет назвать своей. Камеры были установлены по всей квартире, за исключением туалета. Экран ноутбука был поделен на девять квадратов, каждый из которых жил своей, весьма любопытной жизнью. Лиза открывала по очереди квадраты, чтобы проследить за движениями Ольги, получая удовольствие, как от хорошего реалистичного, не лишенного особой художественности фильма.
Интересно было наблюдать, как Ольга, оказавшись в квартире и тщательно заперев за собой входные двери, принялась с видом королевы распахивать двери всех комнат. Сначала она просто заглядывала в комнаты, чтобы получить, вероятно, представление обо всей квартире в целом. И прочувствовать сладость собственницы. Потом стала изучать помещение за помещением. Причем, если поначалу, едва ступив на еще недавно запретную для нее территорию, она была как-то скована и не уверена в своих действиях, двигалась осторожными мелкими шажками, постоянно замирая и оглядываясь, словно из всех углов, из-за штор, из-под кресел и диванов на нее могли смотреть размноженные ее воспаленным воображением призраки умершей сестры, то потом все изменилось. Она выпрямила спину и стала как будто выше, и голову задрала, вытянув шею, плечи расправила, грудь выставила вперед. Никакой режиссер не додумался бы снять эти откровенные и такие стыдные (по мнению Лизы), даже отвратительные, если принять во внимание жизненный контекст, метаморфозы человека. Для Лизы же ее поведение свидетельствовало о главном – Ольга и мысли не допускает, что за ней могут следить. Поэтому сейчас на экране она такая, какая есть на самом деле. Правда, приди она в эту квартиру со своим сообщником, было бы куда интереснее послушать их разговор. Но, возможно, она проколется в чем-то и сейчас… Хотелось бы на это надеяться.
Осмотрев тщательно квартиру, Ольга вошла в ванную комнату и налила в ванну горячей воды. От пара видимость на экране затуманилась, но спустя какое-то время восстановилась, и Лиза увидела лежащую в ванне, по горло в пене Ольгу. Глаза ее были закрыты. Можно было только догадываться, какие чувства она испытывала в этот момент: радость от сознания того, что она всех ловко обманула и решила разом все свои проблемы, плюс легкую, головокружительную тревогу при мысли, что ее разоблачат, плюс сомнения – выдержит ли ее хрупкое сознание все это счастье…
– Это я.
Лиза тряхнула головой, присмотрелась. Так и есть – в розовой мокрой ладошке Ольга держала телефон и уже с кем-то разговаривала! Глаза по-прежнему закрыты, на лице блуждает смутная улыбка.
– Да, я уже здесь, лежу в ванне. Это не простая ванна, здесь какие-то золоченые краники, термометр, какие-то кнопки. Я не знаю… Тут очень красиво, я тебе рассказывала… Обошла всю квартиру, это настоящий дворец. Она двухэтажная, с роскошной лестницей, коврами, картинами… А мебель, ты бы видел, какая здесь мебель… Что? Что я тут делаю? Вообще-то, выбираю платье для моей сестрицы. Но я еще не добралась до ее гардероба. Представляешь, это отдельная такая комната, забитая барахлом. Я понимаю, может, это нехорошо, что я здесь, лежу в этой ванне, но ее-то уже не воскресишь. Она пожила, теперь моя очередь. Мне очень, очень хочется, чтобы ты поскорее все увидел. Но, учитывая известные обстоятельства, мы должны набраться терпения и подождать, когда все кончится. Сейчас самое тяжелое для нас время. Пока Родионов там, заперт, мы можем на что-то надеяться. Будет суд, хоть бы его засудили, и вот тогда, думаю, не дожидаясь нотариального оформления квартиры, мы с тобой уже сможем тут жить. А там, глядишь, у меня появится законное право пользоваться ее банковскими счетами. Даже не представляю, сколько мне сестричка оставила… Но, наверное, немало. Господи, как подумаю, сердце начинает прыгать… Ладно, милый, мне сейчас некогда, надо выбрать платье для похорон сестры. Занятие не очень-то приятное, но важное. К тому же нужно заставить себя на похоронах сделать трагическое выражение лица. Я понимаю, что все то, что я сейчас говорю, – отвратительно, но ты знаешь, я рассказывала тебе все об Ирине… Она сама виновата в том, что с ней случилось… Каждый человек заслуживает той смерти, которая ему уготована. Ты согласен со мной? Она и так много лет жила как барыня, все-то у нее было… Теперь моя очередь… Да, я что хотела еще сказать… Если бы не ты, не твоя поддержка, не знаю, как бы я все это пережила… Что? Нет, милый. Ты же все понимаешь… Не исключено, что они будут следить за мной и выйдут на тебя. Тебе хочется иметь дело с прокуратурой? Вот то-то и оно… Я буду тебе иногда звонить, но пока воздержимся от встреч… Да, я тоже скучаю. Зато потом нам будет хорошо. Очень хорошо…