Мусульманский Ренессанс - Адам Мец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во главе провинций наряду с командующим воинским соединением (амир) стоял и гражданский правитель (‘амил), которого именовали «сборщиком податей», ибо его основной обязанностью являлась доставка налогов с провинции в государственное казначейство. Он же должен был производить необходимые расходы на нужды своей провинции, так как центральное казначейство заботилось только о дворе, министерствах и Багдаде[588]. Оба главы провинции пользовались равным церемониалом канцелярского стиля (куриалиями)[589], общие указы везира всегда одновременно поступали обоим[590]. И все же командующий стоял выше хотя бы уже в том отношении, что с его должностью было связано право «предстояния на молитве» — привилегия, выделявшая его как благороднейшего мусульманина его провинции[591]. Если оба начальника хорошо ладили между собой, то могли делать что им заблагорассудится; например, в 319/931 г. амир и ‘амил Фарса и Кермана договорились между собой не направлять больше налоговые суммы в Багдад и долгое время выдерживали это[592].
Если же кто-нибудь один брал на себя оба эти поста, то он становился как бы неограниченным властителем своей провинции; вот почему честолюбивый тюркский военачальник Беджкем в 325/937 г. соглашался отправиться в Хузистан только в том случае, если ему передадут там «армию и поземельный налог»[593]. Официально так обозначали, например, должность Ахмада ибн Тулуна, а также и Ихшида — двух неограниченных властителей Египта[594].
Дионисий из Телльмахры (ум. 229/843) в конце своей хроники сетует по поводу огромного числа чиновников, которые всеми способами пожирают хлеб бедных[595]. В небольшом городке Ракка на Евфрате сидели, например: 1) кади, 2) налоговый чиновник, 3) командующий гарнизоном, 4) почтмейстер, чтобы докладывать халифу о положении в области, 5) управитель коронными угодьями (савафи), 6) начальник полиции[596]. Такой же штат начальства стоял во главе каждого из тридцати шести округов империи Саманидов[597]. И значительную часть из этого слишком обильного начальства выгоняли прочь при кончине того везира, который их поставил. Тогда они слонялись без дела по улицам столицы и затевали склоки до тех пор, пока их партия вновь не становилась у кормила власти,— точно так же, как еще и в наши дни в Испании и до недавнего времени в Соединенных Штатах Америки. Или же они сеяли смуту и раздор в провинции. Когда к правителю в Исфагане вновь заявился один из таких ищущих места чиновников с целой кучей рекомендательных писем из Багдада, то тот, выйдя из терпения, воскликнул: «Вы, не имеющие мест, вы просто бич страны; каждый день к нам приходит кто-нибудь из вас, требуя должности (тасарруф) или подачки. Если бы у меня в руках были сокровища всей вселенной, то и они уже иссякли бы»[598].
Мудрый султан ‘Адуд ад-Даула платил таким людям жалованье и за время пребывания их без работы, которое высчитывал затем после определения их на должность[599].
Первым установил в Египте твердые ставки (маратиб) чиновникам Ихшид[600]. А Фатимиды целиком переняли его организацию дела. Они откровенно намеревались поделить государство между своими приверженцами, потому что Джаухар, оставив, правда, всех чиновников на их постах, придал каждому по магрибинцу[601]. Когда же те вскоре проявили себя превеликими нарушителями спокойствия, то уже не могло быть и речи о том, чтобы оттеснить издавна сидящее на своих местах чиновничество, сплошь христианское. По дошедшему до нас описанию системы административного управления при Фатимидах везир, правда, получал столько же, сколько и его коллега в Багдаде,— 5 тыс. динаров в месяц, но зато оклады министров были в Каире значительно скромнее: начальник бюро корреспонденции (диван ал-инша’) получал 120 динаров в месяц, глава казначейства (сахиб байт ал-мал) — 100, прочие начальники— от 70 до 30 динаров. В III/IX в. один начальник канцелярии в Египте взял на работу толкового чиновника, который мог самостоятельно отвечать на письма, определив ему жалованье 40 динаров в месяц[602].
В противоположность армии, где среди офицерского состава встречаются почти исключительно имена несвободных, сословие чиновников было целиком сохранено за свободными[603]. Эту карьеру избирали главным образом персы. «Персы захватили должности, раньше их занимали Бармакиды, а теперь Мазераййиты и Фарьябиты»[604]. Принимая во внимание отчетливо выраженный финансовый характер функций чиновника, он имел много общего с купцом, а ведь персы по всей империи как раз и были самыми ловкими торговцами. Так, в наше время один австрийский чиновник, организовавший в Персии почтовую службу, сообщает: «Каждый перс чувствует себя способным ко всему, что угодно, и он никогда не постесняется сегодня занять пост и исполнять функции высокого чиновника гражданского ведомства, а завтра — руководящую военную должность»[605]. Это древняя черта персидского характера. Писарь багдадского султана Бахтийара чувствовал себя настолько многосторонне одаренным, что сумел даже добиться должности военачальника (исфахсалар), из-за чего, правда, он в 358/969 г. вынужден был бежать из Багдада[606].
Жизненный путь чиновников коренным образом отличался от положения юристов или ученых. Чиновники являлись главными носителями светской образованности (адаб) и брали от богословия ровно столько, сколько этого требовало их образование. Различие это проявлялось также и внешне: чиновники никогда не носили спускающейся на затылок головной повязки ученых (тайласан), а только светское платье (дурра‘а)[607]. Когда везир ал-‘Утби принуждал ученого Ибн Зухла (ум. 378/988) занять пост начальника имперской канцелярии (диван ар-раса’ил), то везиру пришлось разъяснить ему, что он по-прежнему останется в пределах сословия ученых, ибо пост этот в Хорасане был юридическим по своим функциям[608]. С другой стороны, халиф отказывался сделать какого-либо ученого везиром, так как в этом случае повсюду пойдет молва, что он-де не имеет в своем
