Лекции Президентам по Истории, Философии и Религии - Роман Ключник

Оппозиционеры также вспомнили старый добрый трюк Ленина по национальному вопросу и обвинили Сталина в притеснении коммунистов в национальных республиках — «бюрократический режим пытается парализовать это стремление посредством запугивания местным национализмом…, отстраняя национальных работников, как коммунистов второго разряда».

Сталин, как и раньше, мастерски отвечал вначале словом (некоторые отрывки его речей) — Сталин:

«Слов нет, что крестьянский вопрос имеет для России важнейшее значение, что страна у нас крестьянская», «иные думают, основное в ленинизме — крестьянский вопрос, что исходным пунктом ленинизма является вопрос о крестьянстве, его роли, его удельном весе. Это совершенно неверно. Основным вопросом о ленинизме, его отправным пунктом является не крестьянский вопрос, а вопрос о диктатуре пролетариата… Тем не менее Зиновьев, видимо, не согласен с этим положением.

В своей статье «Памяти Ленина» он говорит: «Вопрос о роли крестьянства, как я уже сказал, является основным вопросом большевизма, ленинизма». Это положение Зиновьева, как видите, целиком вытекает из неправильного определения ленинизма, данного Зиновьевым»,

«Партия есть основная руководящая сила в системе диктатуры пролетариата… Как обстоит дело на этот счёт у Зиновьева?.. Достаточно взять хотя бы следующее место книги Зиновьева «Ленинизм», чтобы убедиться в этом: “Что такое, — говорит Зиновьев, — существующий в Союзе ССР строй с точки зрения его классового содержания? Это диктатура пролетариата. Какова непосредственная пружина власти в СССР? Кто осуществляет власть рабочего класса? Коммунистическая партия! В этом смысле у нас диктатура партии”.

…Этой формулой, взятой без оговорок, как бы подсказывает:

а) беспартийным массам: не смейте противоречить, не смейте рассуждать, ибо партия всё может, ибо у нас диктатура партии.

б) партийным кадрам: действуйте посмелее, нажимайте покрепче, можете и не прислушиваться к голосу беспартийных масс…

в) партийным верхам: можно позволить себе роскошь некоторого самодовольства, пожалуй, можно даже зазнаться, ибо у нас диктатура партии, а значит и диктатура вождей».

Как видим — хотя Зиновьев сказал матку-правду, но Сталин ловко всё перевернул против Зиновьева и прочих оппозиционеров и оказался лучшим оратором перед «массами».

А затем Сталин ответил делом. — После того как оппозиционеры дружно вышли очередной раз против Сталина с работой — «Проект резолюции по делу тов. Лашевича и др.» — в июле 1926 г. вывели из Политбюро Зиновьева и сняли его с должности председателя Исполкома Коминтерна.

В октябре 1926 г. Троцкого исключили из состава Политбюро ЦК ВКП(б), а Каменева исключили из кандидатов в члены Политбюро.

В октябре 1927 года Троцкого и Зиновьева вывели из состава членов ЦК ВКП (б), а в ноябре этого же года их исключили из партии.

Стоит опять отметить, что на стороне Сталина был народный антиеврейские фактор. На этот раз не только рабочие осуждающе говорили — «Жиды бунтуют!», но уцелевшая, благодаря сотрудничеству с захватчиками, интеллигенция подала свой голос — в 1926 г. на митинге по еврейскому вопросу в Московской консерватории (!) выступил профессор Ю. В. Ключников:

«Уже Февральская революция (1917) установила равноправие всех граждан России, в том числе и евреев… Создалось определённое несоответствие между количественным составом (евреев) в Союзе и теми местами, которые в городах временно евреи заняли…

Мы здесь в своём городе, а к нам приезжают и стесняют нас. Когда русские видят, как русские же женщины, старики и дети мёрзнут по 9–11 часов на улице, мокнут под дождём над лотком Моссельпрома, и когда они видят эти сравнительно тёплые (крытые еврейские) ларьки с хлебом и колбасой, у них появляется ощущение недовольства…

Страшно нарушена пропорция и в государственном строительстве и в практической жизни и в других областях… Если бы у нас в Москве не было бы жилищного кризиса — масса людей теснится в помещении, где нельзя совершенно жить, и в то же время вы видите, как люди приезжают из других частей страны и занимают жилую площадь. Это приезжие евреи… Растёт национальное недовольство и национальная сторожкость, настороженность других наций».

Знаменитый профессор В. И. Вернадский в 1927 г. писал в письме: «Москва — местами Бердичев; сила еврейства ужасающа — а антисемитизм (и в коммунистических кругах — В.) растёт неудержимо».

Среди многих причин антиеврейских настроений населения и даже коммунистов были непрекращающиеся репрессии. Академик Д.С.Лихачёв обратил на это особое внимание, что в современной России «почему-то» привыкли говорить и показывать о репрессиях в период «красного террора» 1918–1922 гг. и «чистки» в середине 30-х, а на самом деле, — кровавые репрессии не прекращались ни на один год вплоть до начала войны с Германией в 1941 г.

В этот «забытый» период следует обратить внимание на убийство великого российского поэта России С. А. Есенина (1895–1925 гг.). То, что прекрасные стихи Сергея Есенина были пронизаны патриотизмом и любовью к России — ни у кого сомнений не было. А как говорил товарищ Луначарский: «Идея патриотизма — идея насквозь лживая», то есть опасная для захватчиков России. Поэтому Есенин не мог уцелеть, оставаясь в СССР.

Когда был особый разгар убийств российской интеллигенции и её высылки из России, то Есенин уцелел, — по многим причинам, в том числе и благодаря его связи с Исидорой Дункан.

Есенина сразу не убили и не выслали вместе со всеми, хотя он также подвергся преследованиям и вынужден был покинуть Москву и Петроград, максимально удалиться от новых властей. С этой целью, и вероятнее всего — по чьему-то мудрому совету, он пустился в длительное путешествие по Кавказу и Азии, и доехал даже до жаркой Бухары. Но когда Есенин во второй половине 1925 г. вернулся в Москву и Петроград в надежде, что его забыли или простили красные комиссары, то это было заблуждение.

Но как захватчики России могли ему простить такие стихи —

«Хлестнула дерзко за предел

Нас отравившая свобода».

Ведь это можно трактовать как разоблачение технологии изложенной в «Протоколах…».

А как могли потерпеть стихи этого рязанского парня о главе Центрожида Ленине —

«Он с лысиною, как поднос,

Глядел скромней из самых скромных.

Застенчивый, простой и милый,

Он вроде сфинкса предо мной.

Я не пойму, какою силой

Сумел потрясть он шар земной?..

Он не садился на коня

И не летел на встречу буре.

Сплеча голов он не рубил,

Не обращал в побег пехоту.

Одно в убийстве он любил

Перепелиную охоту».

Сергей Есенин вернулся из Азии в столицу после смерти Ленина. И когда талантливый певец красных фашистов В. Маяковский писал:

«Ты не умер, Ты жив, Ильич!

                                                  Мы докончим твою работу…», то вернувшийся Сергей Есенин не изменился и не стал петь хвалу захватчикам России, С. Есенин:

«Ленин умер!»

Их смерть к тоске не привела

Ещё суровей и угрюмей

Они творят его дела…».

«Они» не могли допустить чтобы этот русский писал такое для «их» запуганных и одурманенных масс. И вообще — была строгая монополия воздействия на русские массы, причём только с одного рупора. С. Есенин прекрасно понимал, что бороться ему против этого красного кровавого колоса невозможно, да и «вылечить» свой народ, в котором он разочаровался, от глупости и глубоко пропитавшего дурмана красной пропаганды он уже был бессилен. Это было отчаяние и страшное осознание безвозвратности, беды, собственной беспомощности и ненужности своему народу, понимание своей скорой кончины. Есенин:

«С горы идёт крестьянский комсомол,

И под гармонику, наяривая рьяно,

Поют агитки Бедного Демьяна,

Весёлым криком оглашая дол…

Вот так страна!

Какого ж я рожна

Орал в стихах, что я с народом дружен?

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен…».

После возвращения С.Есенина к нему был приставлен «друг», активный член Бунда — Эрлих, который должен был информировать главарей Советской власти о новых опасных произведениях поэта-патриота, который становился всё более опасным и невыносимым для захватчиков, и им уже необходимо было принимать «срочные меры», ибо уже звучала «борзая» правда в строках Есенина:

«Одолели нас люди заезжие,

А своих не пускают домой…

Видно, кто-то нас смог рассеять,

И ничья не понятна вина…

Ты, Росея моя, Рос-сея

Азиатская сторона…».

И когда появились очередные стихи, которых мы уже никогда не увидим — потому что их увидел Эрлих и его чекисты, то захватчики организовали целую операцию по убийству Сергея Есенина. А после убийства произвели ещё и зачистку идеологического поля — прошла шквальная критика творчества поэта, критика его жизни — с целью максимально вымарать грязью образ поэта, очернить его и высмеять. И тут оказалось, что главными критиками и изобличителями Есенина после его смерти стали его «друзья» -«казачки» Эрлих и ему подобные.