Развод. Ты меня предал - Арина Арская

Ставит планшет на столик и что-то на нем включает. Я слышу стоны, а на экране плывут тени, которые переплетаются размытыми силуэтами. Это порнуха. Это какая-то херня из бело-серых пятен, которые меняются, плывет, срастаются, переворачиваются и проникают друг в друга. Глаз не оторвать.

— Интересная методика, — шепчет Игорь за шторами.

И это интересная, по мнению Игоря, методика работает в плане физического отклика и болезненного возбуждения.

— Каждый вечер… — голос тетки вибрирует в голове. — Никакого больше одиночества, пустого дома…

Ия лезет на меня, задернув юбку и сдвинув ластовицу трусиков, и стены гостиной идут трещинами боли, отвращения и ужаса.

— Ты останешься, — шипит Игорь.

— Я не хочу этого видеть…

— Выйдешь сейчас, не вернешься, Матвей. И ничего не выйдет.

— Я не хочу…

Стоны нарастают, Ия поднимает и опускает бедра, а а вторая мразь подхватывает планшет и держит его так, чтобы я видел эти гадкие пятна порока.

— Нет, — меня сейчас вырвет. Паркет на полу вздувается. — Нет.

— Матвей, это лишь воспоминание, и ты должен его вернуть себе.

— Я люблю тебя…

Я мычу под ней, по телу пробегает болезненная и острая судорога, под которой я пытаюсь скинуть Ию, которая вжимается в меня и шипит:

— Это я рожу тебе ребеночка, и Ада тебя не простит. Как такое можно простить, верно?

Она с улыбкой сползает с меня, невозмутимо поправляет трусики и одергивает юбку.

— Ты изменял жене каждый вечер…

Я закрываю глаза и мычу. Меня тошнит. Какая же я мразь. Как я мог? Я ведь люблю жену… Она ведь мне доверяла, хотела ребеночка… Я ухожу во тьму, мне липко и гадко.

— Кажется, ты тут отрубился, — цыкает Игорь.

— Милый, — шепчет Ия.

Я открываю глаза. Пробегает пальцами по груди:

— Ты такой соня. Все же мы вчера чуток перепили вина, да?

Смеется. Я сажусь на край кровати и накрываю лицо руками. Надо это прекратить. Я должен остановиться. У нас ничего не выйдет, и этого и не хочу. Я просто сорвался.

— Я хочу тебя…

— Ты должна уйти.

— Матвей…

— Это была ошибка, Ия. Я женат, у меня дочь… Я не знаю, о чем я думал.

А затем я замечаю прилипший на стене презерватив.

— Какой яркий штрих, — восхищенно охает Игорь где-то под кроватью. — Мне нравится.

Кажется, я помню, как откатываюсь от Ии, стягиваю резинку и отбрасываю ее в сторону. Она липнет к стене…

— Так работает наш мозг. Он часто дорисовывает детали. Цепляется за что-то, и это что-то может запустить цепочку видений. У шизофреников так часто бывает. Что-то увидел и пошло поехало.

— Матвей, я понимаю, — Ия жмется ко мне, — но это не было ошибкой.

— Ада завтра вернется.

Молчание, и Ия встает с кровати, а я выныриваю из воспоминаний. Меня выворачивает наизнанку к ногам Игоря слизью и пеной. Меня трясет, будто в лихорадке.

— С возвращением, Матвей.

Я поднимаю взгляд. Убить его, чтобы он унес собой этот кошмар на тот свет?

Я не должен был этого вспоминать.

Это за гранью добра и зла.

Лучше бы жил с мыслью, что я моральный урод, который изменял жене с ее подругой. В этой версии контроль был у меня, ответственность на мне, а сейчас… Сейчас я… не знаю.

Я просто хочу исчезнуть.

— Она чокнутая сука… — шепчу я.

— Да, — Игорь расплывается в улыбке. — И я просто умираю от любопытства, кого она к тебе привела. Это чисто профессиональный интерес, Матвей. С таким я еще не сталкивался. Где можно твою зазнобу найти?

Глава 30. Мне жаль

— Что ты тут делаешь?! — взвизгиваю я, когда в гостиную врывается Матвей.

Дикий, разъяренный, бледный и всклокоченный.

Он точно меня сейчас убьет.

Кидается ко мне, рывком стаскивает с дивана и толкает в кресло.

— Матвей!

— Заткнись! — с рыком оглядывается на меня.

Зверь. Сейчас он — не человек, а взбешенная зверюга.

— Папа? — Лиля замирает в проходе с кружкой чая.

На секунду в глазах Матвея проскальзывает черное отчаяние, но оно вновь сменяется злобой:

— И ты не лезь.

Что-то не так.

С моим мужем что-то не так.

Он срывает подушки с дивана, шарится по плотной ткани днища, пробегает пальцами по стыкам, и его всего трясет.

— Матвей… Что ты ищешь?

— Пуговицу! — рявкает он меня. — Сранную пуговицу, Ада! Пуговицу!

Он обезумел. Глаза горят ненавистью, и, кажется, он не совсем понимает, где находится.

— Какую пуговицу? — шепчу я.

Его надо успокоить.

— Милый… тебе помочь найти пуговицу?

— А ты ее не находила? — хрипит он.

— Нет.

— А ты? — оглядывается на Лилю, которая с круглыми глазами качает головой. — Точно? Маленькая такая, выпуклая и перламутровая.

Его голос срывается, руки дрожат.

— Нет, пап, не находила. Можем, вместе поискать.

— Нет! — рычит он, когда она делает несмелый шаг. — Не смей подходить! Стой там!

— Милый…

— И ты! — вскидывает в мою сторону руку. — Сиди, где сидишь, Ада.

— Ты меня пугаешь…

— Я знаю.

Вновь шарится в стыке между спинкой и днищем и замирает на несколько секунд. Выдыхает и вытягивает руку. В пальцах — маленькая перламутровая пуговица.

— Это правда, — Матвей с отчаянием смотрит на нее. — Это все было… — а затем его рот растягивает в жутком оскале улыбки, и он смеется.

Смеется — мягко сказано. Это смех сумасшедшего маньяка, и меня уже саму начинает трясти от страха.

— Матвей…

Он прячет пуговицу в карман брюк, встает и с хрустом разминает шею, глядя на меня сверху вниз темными глазами:

— Я должен был не вестись на