От солдата до генерала: воспоминания о войне - Академия исторических наук

Первый бой нельзя забыть. Это потом стрельба и выполнение поставленной задачи становятся обыденностью, забываются, как простой день из жизни. Уже через неделю после прибытия мы приступили к прочесу кишлаков. Первый бой был как игра — вспомнилось детство: штурм снежных крепостей, куча снежков летит в нашу команду, и мы не остаемся без ответа. И тогда, нас десантировали с вертолетов. Почти сразу началась атака. Мне все хотелось посмотреть, кто и откуда стреляет, как летят пули, снаряды. Все пытался высунуть голову из укрытия. А это уже верное самоубийство. Ведь большинство и гибло от своей неопытности. Все было как бы понарошку, пока не появились первые раненные, не стали слышны их стоны, крики умирающего противника. Вот тогда и осознается вся суть войны, весь ее ужас.

Шел восемьдесят второй год. Мы двигались в узком ущелье. И в том месте, где русло делает поворот, по нам открыли ураганный огонь. Мы заняли круговую оборону. Бой шел до позднего вечера, пока не ушли «духи». В нашей колонне были потери: один раненный и один убитый. Моему отделению было приказано эвакуировать тело и бойца с ранением к нашим частям. Тяжело осознавать, что вот так легко, одной пулей пресекается жизнь. Убитого мы несли на самодельных носилках из двух СВД, связанных между собой. А с раненым было тяжелее, нужно было ведь вовремя дать лекарства, обезболивающее, воды. К тому же и быстро не пойдешь, каждое неаккуратное наше движение — нестерпимая боль для него. После этого мы даже не отдохнули толком. Даже без захода в расположение части нас послали выбить «духов» из Баграмского ущелья. В бою ранило двоих наших, с моего призыва. Мы тогда смогли захватить склады.

Наш отряд участвовал в Чарикарской операции. Наши части смогли блестяще провести ее. Захватили в плен около семидесяти человек неприятеля. Мое отделение поставили на охрану периметра. Дружественные афганские силы хотели получить как можно больше информации от пленных. Начались массовые пытки. Они хоть и враги, но все же, как и мы, люди. А тут пленные в болевом шоке, уже больше ни на что не реагируют, хотя их не перестают пытать. Страшно было смотреть…

Помню, переходили с одной высоты на другую. Разведчики прошли по правой стороне, а мы пошли по левой. И чего уж мы никак не ожидали, так это попасть на минное поле. Двоим не повезло, подорвались на противотанковых минах: парнишке с Краснодара оторвало ступню, а афганскому милиционеру полностью ногу. Афганец прожил еще минут сорок, кровь было не остановить…

Не раз ездили на «подсадную утку». Значит «бронировали» наш ГАЗ ящиками с песком, чтобы была хоть какая-то защита. Останавливались в каком-нибудь кишлаке, водитель выходил и делал вид, что осматривает двигатель. И все ждали: откроют по нам огонь или нет. Если начинали стрелять, то мы ввязывались в бой, а на подмогу шли спрятанные силы, которые находились километрах в пяти от нас. Несколько раз нас очень сильно обстреливали.

Было восьмое марта. Проверили кишлак, никого не нашли. Только выходим, и тут по нам открыли огонь из окна дома. Ситуацию хуже не придумаешь. Мы как на ладони, даже целиться толком не надо, чтобы кого-нибудь из наших подстрелить. А я замыкающий к тому же был, думаю все… Но все-таки уже ползком подползли к этому дому кое-как, захватили в плен афганца. (Как потом по фотографии узнали, что он оказался чемпионом Афганистана по классической борьбе.) При штурме погиб один боец, уже дембель у него вот-вот, уже этой весной домой должен был уехать… И вот подарок-то к матери на Восьмое Марта… Тогда на утро этого афганца другие дембеля расстреляли, даже не допрашивали ничего. Их можно понять…

С хребтов Паймунара часто стреляли из переносных ракетных установок по самолетам и вертолетам. Перед самым Новым Годом, вместо того, чтобы готовиться к празднику, нам дали задание проверить кишлаки на этой возвышенности. Вышли затемно еще. Шли по пояс в снегу. Все насквозь промокли и промерзли. В кишлаках духов не нашли. Обратно хорошо хоть успели до начала следующего года.

Я, да и все, старался брать с собой на боевое задание как можно меньше еды, чтобы унести как можно больше боеприпасов. Уж лучше быть голодным, чем оказаться лицом к лицу с врагом с пустыми магазинами. Всего получалось 30–40 килограмм веса. Например, на 2 дня мы брали с собой сухой паек, двойной боекомплект патронов, 6 гранат, 2 мины для минометчиков, кто одну, а кто и две «мухи», а еще бронежилет. Тяжело на переходах, зато легко на душе, что всегда будет чем ответить противнику. Всегда с собой брали дымовые шашки. Ими мы отмечали передний край наших позиций, чтобы авиация не нанесла по нам удар. Также использовали сигнальные ракеты: красной направление удара, зеленой — свои позиции.

В первый раз подорвался, когда ехал на БТР. Спасибо конструкторам этих машин, сколько они спасли жизней! Энергия взрыва просто рассеивалась по корпусу, и не доходила до солдат. Тогда же задержали пакистанскую разведчицу. Она на мотоцикле передвигалась.

На второе августа — День десантника, поздравили нас праздничным обедом и концертом. Но праздник праздником, а война войной, так что на следующий день мы уже опять выполняли боевые задачи. Тогда шла переброска гаубиц из СССР в Кабул, для усиления артиллерийских батарей. Я вместе со своим отделением были в охране конвоя. Колонна вошла в ущелье, тут то все и началось. Из засады по нам открыли ураганный огонь, зажали со всех сторон в окружении. Передвигались на БТР, вдруг взрыв. Попали из гранатомета. В итоге: контузия и многочисленные ожоги. Меня эвакуировали, как раненного. Потом товарищи рассказывали: бой был тяжелейшим. Вызвали ударные вертолеты, но они были бесполезны, начнут огонь — накроют врага, но положат и всех наших.

Постоянно натыкались на иностранных инструкторов. Чаще всего на американцев. Однажды захватили французских врачей на Панджшере. Один раз, прошли почти нос к носу от американцев — из-за неразберихи с диспозициями думали, что это наши же разведчики. А оказалось, что наша рота просто вырвалась вперед.

Панджшерское ущелье всегда было проблемой для нас. Весной его занимали наши войска, ставили туда отряды афганской армии, их то «духи» осенью и выбивали. Это ущелье было своеобразной республикой со своей собственной инфраструктурой. Когда мы занимали его, то нашли в тюрьме русский бушлат, но людей, как ни искали, не нашли. Скорее всего, их успели перевести в другое место.

Я не считаю себя героем. Мы просто честно выполняли свой воинский долг. На том же Паннджере мое отделение шло впереди всех, практически ведя за собой атаку. Но это было желание помочь своим товарищам.