Очерки по истории Русской Церкви. Том 1 - Антон Карташев

Крещение Киевлян

Итак, внешне яркий и для непосвященной в политику толпы почти ошеломляющий факт, что Киевская армия, отправленная в поход на завоевание Корсуня у греков, вдруг каким-то парадоксальным образом сама, так сказать, «огречилась». Сам великий князь торжественно обвенчался в завоеванном городе с греческой принцессой, причем и все дружинники и вся армия и весь народ in соrpоrе превратились в христиан, с целым лесом икон и хоругвей прибыли в Киев и приступили к такому же поголовному крещению народа. Что Владимир лично крестился еще раньше, эта деликатная тайна для толпы закрылась шумным демонстративным переворотом, опрокинувшимся на Киев как некая лавина из Корсуня. Церемония церковного брака Владимира в Корсуне отражалась в сознании народном как его крещение там же. Формула летописной повести звучит так: «Крести же ся в церкви святаго Василья. И есть церкы та, стоящи в Корсуне граде на месте посреди града, идеже торг деют корсуняне. Полата же Володимера с края церкве стоить и до сего дня, а царицина палата за алтарем».

«Володимер же по сем, поемь царицю и Настаса (разумеется пресвитер Анастасий, который предательски помог Владимиру взять Корсунь) и попы корсуньски, с мощьми св. Климента и Фива, ученика его. Поима сьсуды церковные и иконы на благословение себе. Постави же церковь в Корсуне на горе, идеже ссыпаша среде града крадуще приспу. Яже церкы стоить и до сего же дне. Взя же ида медяне две капищи и четыре кони медяны, иже и ныне стоять за святою Богородицею. Якоже неведуще мнять я мрамаряны суща. Вдасть же за вено греком Корсунь опять царице деля. A сам приде Киеву». В Никоновской летописи читаем вариант для термина «капищи»: — «два болвана медяны», а в летописце Переяславском пояснено: «яко жены образом медяны суше». Закрепив некоторыми памятными сооружениями свою победу в Корсуни, Владимир вернул город грекам по толкованию народному, как «вено», т. е. выкуп за царевну-невесту. Взял для Киева, как святыню, сравнительно недавно открытые здесь св. Константином-Первоучителем мощи св. Климента и Фива. И сверх того еще, как трофей и как новинку для Киева, подобную Венецианской квадригу бронзовых коней и две языческих женских статуи. Владимир был человек широких и решительных жестов. Киев должен был перелицеваться. Без проволочек объявлена была всеобщая мобилизация крещения в Днепре. Летопись и параллельно ей «Житие блаженнаго Володимера» говорят об этом приказе с официальным оптимизмом: «людье с радостью идяху, радующеся и глаголюще: аще бы се не добро было, не быша сего князь и боляре прияли». Несколько объективнее позднее митрополит Иларион говорит об этом: «да аще кто и не любовию, но страхом повелевшаго крещахуся, понеже бе благоверие его со властию сопряжено». Правда, и летописное сказание, противореча себе, рассказывает, что когда свергли Перуна и тащили его топить в Днепре, «плакахуся его невернии людье». Перуна нужно было на глазах народа прогнать по Днепру до самых порогов. Летописный рассказ поясняет приказ Владимира о Перуне: «пристави рек: аще где пристанет, вы отревайте его от берега, дондеже пороги проидеть, то тогда охабитеся его. Они же повеленное сотвориша: яко пустиша, и проиде сквозе порогы, изверже и ветр на рень. И оттоле прослу Перуня рень, якоже и до сего дне словеть».

Все делалось по приказу свыше. Бывший ярым язычником князь, только что размноживший места языческого культа и покрывший их идолами, сугубо старался загладить это свое нечестие заменой решительно повсюду христианскими храмами с их новыми украшениями. Летопись обобщает эту картину так: «Повеле рубити церкви и поставляти по местом, идеже стояху кумиры. И постави церковь св. Василия (христианское имя Владимира) на холме, идеже стояше кумир Перун и прочии, идеже творяху потребы (т. е. старые языческие требы) князь и людье. И нача ставити по градом церкви и попы и люди на крещенье приводити по всем градом и селом».

Во всех записях и преданиях подчеркивается всеохватывающий, упорный, настойчивый план крещения страны и народа, проводившийся вдохновенной волей кн. Владимира. Мних Иаков в похвальном слове многократно повторяет: «Крести же всю землю рускую от коньца и до коньца… и ськруши идолы и отверже всю безбожную лесть».

…«и всю землю русскую исторже их уст диаволь и к Богу приведе и к свету истинному».

…«и всю землю русскую крести от коньца и до коньца. Храмы идольские и требища всюду раскопа и посече и идолы сокруши… и честными иконами церкви украси».

По выражению митр. Илариона, «труба апостольская и гром евангельский огласили все города, и вся земля наша в одно время стала славить Христа». Христианизовать города значило покрыть миссионерской сетью всю землю. Жизнь селений бытовая, административная и религиозная управлялась городскими центрами. По всем признакам видно, что в распоряжении Владимира для городов было чрезвычайно мало епископов. Да при конфликте с греками и канонической административной опоре на церковь болгарскую, которая сама не изобиловала высшей иерархией славянского языка, не было и возможности получить достаточное количество епископов. В самом Корсуне, как колониальном центре, были, конечно, духовные лица и церковно-славянского языка. Таковым был, по-видимому, и пресвитер Анастас, предавшийся на сторону Владимира. Конечно, брак царевны Анны не мог не сопровождаться хотя бы несколькими греческими священниками миссионерами. Но, при разрыве Владимира со вселенским патриархатом и по соображениям миссионерской предпочтительности богослужебного славянского языка, Владимир, конечно, пригласил возможно большее количество клириков из Болгарии. Вышли из Киевского подполья и все прежде гонимые христиане, и тоже могли поставить Владимиру некоторое количество священников-миссионеров. Рукополагались и заново все сколько-нибудь способные и пригодные к священству из новокрещенных семейств.

Из первых епископских фигур, помогавших Владимиру крестить народ, сохранено Новгородской летописью имя первого для Новгорода епископа Иоакима, которого в 991 г. послал туда из Киева князь-креститель. Летопись в былинно-эпическом стиле сообщает: «пришел в Новгород епископ Иоаким и требища разрушил и Перуна посек». И приказал стащить и бросить его в Волхов, как это было с Перуном Киевским. Для развенчания кумира в глазах толпы, над идолом издевались. Обвязав его веревками, волокли «по калу», били палками и пихали. В это время вошел в Перуна бес и начал кричать: «о горе, ох мне, достался я немилостивым сим рукам!…» По всей вероятности это восклицание громко плакавших новгородских язычников. Но миф продолжается. Когда бросили идола в Волхов и проводили его под знаменитым мостом, то Перун бросил на Волховский мост бывшую в руке его палицу и изрек: «этим будут поминать меня дети новгородские». Летописец заключает уроком морали новгородцам, учинявшим тут обычные, иногда жестокие драки партийных сторон: «безумные и ныне бияся ею утеху творят бесам». Епископ приказал, чтобы Перуна никто не спасал, а толкали бы его все дальше и дальше. И рассказывается для насмешки над Перуном эпизод, будто бы имевший место на другой день возле подгородного селения Пидбы. Местный горшечник пидблянин поутру собирался вести свою продукцию на продажу в город и вдруг увидел Перуна, подплывшего к берегу. И вот будто бы этот «высокопросвещенный» пидблянин с негодованием оттолкнул Перуна шестом от берега с упреком ему за дорогостоившие пищевые жертвы: «ты, Перунище, досыта ел и пил, а теперь плыви прочь!…» «И поплыло со света некошное» («некошное» в противоположность «роскошное» — значить неценное, от корня «кш» — ценность, немецкое «кост»).

Как увидим ниже, в Новгороде и в немногих еще местах северной русско-финской Руси не прошли эти издевательства над идолами даром. Они вызвали попытки бунтов, подавленных мечом, а кое где и огнем.

Последние, еще небывалые по широте и настойчивости русских ученых, раскопки в Новгороде пролили неожиданный свет на это летописное эпическое предание о необычайно активной языческой реакции против христианства именно в Новгороде. Несмотря на то, что по времени своего построения в качестве торгового центра, даже международного масштаба, Новгород для того исторического момента (т. е. X в.) был городом «Новым», он развернулся на месте доисторически очень старом, игравшем значительную роль в неведомой нам истории и эволюции исконной здесь языческой религии, почитавшей верховную божественность бога небесного огня — молнии и грома, Перуна. И самое место его главного алтаря и жертвенника, как некий культовый священный городок на озере Ильмени в 5-ти километрах к северу от Новгорода, и до сих пор носит древнее географическое имя Перынь (т. е. Перунье жилище). Теперь тут откопано святилище Перуна. Внешний диаметр его простирается на 35 метров. A внутренний диаметр врытого в землю кольца — на 21 метр. В центре этого внутреннего круга открыто основание, база деревянного столба скромного объема в 65 сантим. в поперечнике. Археологи толкуют это, как центр пьедестала, на котором утверждалась статуя Перуна, очевидно уже возвышавшаяся над уровнем земли.