Рось квадратная, изначальная - Сергей Зайцев

– А вот кому летучие шары, лопни мои глаза! Подходи выбирай! Доставьте радость себе и своим деткам!

Когда Благуша с Минутой проходили мимо, детишки радостно завизжали – один шар всё-таки вырвался из общей связки и устремился алым пятном к байкалитовому своду.

– Лопни мои глаза! – горестно взвыл манг, беспомощно глядя на улетающий убыток.

– Интересная забава, – улыбнулся Благуша, мысленно посочувствовав собрату по ремеслу.

– Да, забава, – согласилась Минута и туманно добавила: – хотя всякую забаву и в дело приспособить можно.

– Угу. – Реплика спутницы заставила слава задуматься. Он поскрёб пятернёй затылок, подвигал бровями и изрёк: – Вот ежели, оторви и выбрось, сделать огромный такой шар, то можно и человека в воздух поднять. Представляешь, как здорово с высоты обозревать окрестности?

Минута от удивления даже остановилась:

– Сам придумал или подсказал кто?

– Сам… а что, оторви и выбрось?

– Да Бова Конструктор уже сделал такой, сейчас испытания проводит! К шару канатами будет пристёгиваться корзина, куда смогут поместиться аж четыре человека!

Благуша озадаченно хмыкнул.

– А ты молодец, – похвалила Минута, – головастый.

И потянула польщённого слава дальше по улице.

Вскоре они оказались среди многочисленных прилавков книжного развала и здесь задержались надолго. Минута рылась в стопках книг, что-то спрашивала у продавцов, переходя от одного к другому, а потом, похоже, разговорилась с давним знакомым, забыв о спутнике начисто – так увлеклась. Понимающе пожав плечами, Благуша побрёл вдоль книжных рядов самостоятельно, решив присмотреть себе что-нибудь на память. Такого изобилия книг он ещё никогда не встречал – разве можно было сравнивать это богатство с тем, что имелось в избе читальне родной веси, Светлой Горилки! На Краях книги были товаром дорогим, вовсе не первой необходимости для жизни, поэтому в избе-читальне потихоньку копилось лишь то, что приобретал на собранные обществом бабки староста их веси, Подорожник, – книги для учения, но никак не для развлечения. Да ещё там же оседали случайные – подаренные или забытые кем-то из проезжих. А здесь – здесь каких только книг не было! И маленькие, и большие, и тонкие, и толстые, и строгие обликом, и яркие красочным разноцветьем! Праздник для души, да и только!

Благуша выудил из груды наугад две связанные вместе книжки, развязал и начал листать. Двухтомник назывался «Конец Света», причём слово «Конец» было вытиснено серебром на обложке первой книги, а слово «Света» – золотом на второй. Лишь через минуту мучительных умственных усилий, сообразив, что это какой-то философский труд о строении мира, причём изложенный столь заумным языком, что нормальным человеческим умом этого не понять, слав отложил книги в сторону и взял взамен небольшой аккуратный томик размером с ладонь и толщиной в палец. Называлась книжица «Апофегмы». Слово было незнакомое, но Благуша, ничуть не раздосадованный первой попыткой с двухтомником, смело открыл книжку. Надпись на титульном листе гласила, что сборник апофегм составлен неким Ежом и изготовлен в первопечатне Фёдора, что находится в славном городе Свинница домена Крайн (откуда родом была ватага Рыжих и махинист Ухарь). Открыв томик где-то посерёдке, слав наткнулся на любопытное изречение: «Хорошо, когда собака – друган, но плохо когда друган – собака» и захохотал. Уж очень это высказывание было точным, прямо про Выжигу! Он ещё полистал страницы, выяснив, что сборник составлен довольно своеобразно – на каждом развороте была запечатлена только одна апофегма. Зато среди них порой попадались такие перлы красноречия, что хоть стой, хоть падай!

– Беру, оторви и выбрось! – заявил Благуша заинтересованно смотревшему на него книжнику. – Сколько?

Названная цена оказалась не так уж и мала, но вопреки своему обычаю торговаться слав молча полез в кошель и отделил от початой матрёшки десяток бабок, разочаровав такой поспешностью книгопродавца, которому поторговаться явно хотелось. Вернувшись обратно к Минуте, которая всё так же увлечённо беседовала со своим знакомым книжником, он похвастался покупкой, и покупка была благосклонно одобрена. Затем Минута попрощалась с собеседником, напомнив ему о каком-то своём заказе, и они отправились дальше.

До наступления вечера, ознаменовавшегося частичным угасанием зерцал на байкалитовом потолке яруса, слав успел увидеть ещё много интересного, например пару номеров в набитом довольной ребятнёй передвижном цирке, где шло выступление трёх дрессированных поросят – Сина, Бада и Морехода. Под звуки незатейливой песенки: «Я поросёнок, ну и пусть, я поросёнок, и тем горжусь!» – три милые розовые животинки ловко танцевали вальс. После них выступил старый дедушка Можай, продемонстрировавший публике невероятно способного старого седого зайца по кличке Лайк, которого сумел-таки после семилетнего мучения научить бренчать на балабойке какую-то нехитрую мелодию. Благуша ещё подумал тогда, что зайцы вроде столько не живут, но крамольная мысль мелькнула и пропала. Настроение было благодушное, и придираться к мелочам не хотелось.

После цирка для слава наступил предел насыщения впечатлениями, и события в его опухшей от перегрузки голове изрядно перемешались. Помнилось только, что где-то ещё они стояли и слушали бродячего барда Воху Василиска, который под бренчанье балабойки исполнял жалостную песенку о юной русалке, пойманной старым, давно зачерствевшим сердцем рыбаком. Рыбак тащил русалку домой, плотоядно облизываясь в предвкушении сытного и вкусного ужина, а юная дева Океании горько причитала и плакала о своей незавидной участи. И красиво же пел Воха Василиск, прямо заслушаешься!

А затем ярусные зерцала и вовсе потускнели, возвещая о наступлении снаружи храмовника тёмного времени суток – до полуночи с этого момента оставалось всего два часа. И наша сладкая парочка отправилась обратно к гостинице «Блудная дева», но уже другим путём. Оказывается, для удобства перемещения горожан по всем семи ярусам храмовника ходили небольшие миниатюрные Махины, вот на одной из них, к немалому восторгу слава, путешественники и добрались до площади с Двуликим, откуда уже было рукой подать до гостиницы. Здесь, прежде чем снова покинуть слава, Минута объяснила, куда он должен прийти за полчаса до полуночи, и отправилась договариваться о льготном пользовании Порталом.

Проводив девицу грустным взглядом, Благуша глубоко вздохнул, тряхнул головой, словно пытаясь таким образом привести её в порядок – а головушка изрядно гудела от впечатлений, – и вяло зашагал в гостиницу, не представляя, чем себя занять на час с лишним.

Тут ему на глаза и попался трактир под названием «Благочестивый лик».

Сие двухэтажное здание было причудливо выкрашено в тёмно-синий цвет и вертикально расчерчено оранжевыми полосами, наверное, чтобы лучше бросалось в глаза, а сбоку, перед входом, лепилась яркая афиша, поверху которой шла крупная надпись «Рукомахание для всех желающих», а в центре красовался здоровенный чернокожий егр, гордо демонстрирующий свои огромные бицепсы.

Недолго думая, Благуша взял да и нырнул в этот трактир. В кои-то веки попал в храмовник, так что, можно сказать, сам Смотрящий велел провести время весело!

Глава двадцать третья,

где Благуша развлекается самостоятельно

Чужая хорошая честь гораздо лучше, чем собственная глупая.

Храмовый трактир «Благочестивый лик», который, судя по названию, вроде бы должен был отличаться скромностью и благочестием, на поверку таким вовсе не оказался. Впрочем, не был он и обиталищем разврата, как иные кабаки, куда без надёжных друганов и заходить-то страшно, за исключением некоторых приятных моментов, связанных с девицами лёгкого поведения. Чтобы убедиться и в первом и во втором, достаточно было заглянуть внутрь и понаблюдать минуту-другую за тем, что происходит в зале. Что Благуша и сделал, толкнув резную дверь и замерев на пороге.

Вечернее время благодатно для любого заведения подобного рода – не стал исключением и храмовый трактир. Посетителей к сему моменту здесь скопилось изрядно. Больше всего было, конечно, местных – мангов, но хватало и приезжих. Пробежав по залу любопытным взглядом, Благуша заметил нескольких егров, соотечественников хозяина «Блудной девы», – низкорослых, по грудь обычным людям, крепышей с горных доменов. Признанные мастера по металлу и камню были лицом черны, как беззвёздная ночь, и широкоплечи, как… сравнение не подыскивалось… как… да как просторные скамьи возле треугольных столиков, прославивших сей трактир столь необычной формой. В правом углу, вольно сдвинув два столика вместе и образовав привычный квадрат, устроились, беззаботно веселясь и выкрикивая какие-то остроты друг дружке, четверо белобрысых долговязых славов, земляков; чуть левее обнаружилось несколько закутанных, несмотря на тепло храмовника, в привычные ведмежьи шкуры нанков, ледорубов и охотников, – узкоплечих, тонкокостных и жилистых; отыскались и кудрявоголовые, бородатые армины – дрессировщики бегунков и алхимики, умевшие выгонять из Чёрной Дряни, добываемой засекреченными от всех чужаков способами в недрах родных пустынь, высококлассную горючку для уличных фонарей и лампад. А кое-где, внимательно присмотревшись, можно было даже узреть серые долгопятые рясы храмовых служек, забежавших принять парочку крамольных кружек браги после тяжёлого трудового дня да что-нибудь перекусить на ночь глядя. В общем, в зале крутился обычный разночинный и разнодоменный люд, то самое добро, которого везде навалом.