Похищенный шедевр, или В поисках “КРИКА” - Долник Эдвард

Йонсен старался сохранять спокойствие, но это получалось плохо. Обычно он молчал, в основном говорил Ульвинг, и сейчас артдилер без умолку что-то рассказывал. Однако огромная сумма произвела на грабителя сильное впечатление, и норвежец таки включился в беседу. Вдруг продавец шедевра оборвал себя на полуслове. Ульвинг ничего не заметил и увлеченно продолжал свои рассказ, Йонсен же встал и направился к мужчине, сидевшему у барной стойки. Подойдя вплотную, он постучал незнакомца по спине.

— Что ты здесь делаешь? — спросил убийца.

Посетитель повернулся и пробормотал что-то бессвязное. Йонсен прервал его объяснение:

— Ты наблюдаешь за нами из-за газеты? Полчаса назад ты заказал пиво, но не выпил даже половины кружки. Что тебе надо?

Незнакомец потерянно молчал.

Бандит вернулся к партнерам, сел в кресло.

— Тот человек — полицейский.

«Черт! — ругнулся детектив. — Как объяснить присутствие полицейского в гражданской одежде? Если норвежская сторона решила оказать поддержку Скотленд-Ярду, почему они не поставили в известность меня и Уокера?»

На этот случай не имелось никакого плана, но в голове Чарльза возникла одна мысль.

— Полгода назад здесь был подписан арабо-израильский мирный договор. — Имелась в виду встреча в Осло Ицхака Рабина и Ясера Арафата при участии норвежской стороны в конце 1993 года.

Хилл всегда внимательно следил за ходом переговоров на высшем уровне. В Лондоне он иногда сидел за письменным столом с чашкой кофе и свежим номером «Таймс». Коллеги посмеивались над ним, благо сами просматривали таблоиды с фотографиями полуобнаженных девиц.

— С недавних пор все боятся террористической угрозы. Думаю, полицейские призваны обеспечивать безопасность проходящей здесь конференции.

Хилл делал вид, будто раздражен и недоволен тем, что Йонсен не знает ровным счетом ничего о проходившем недавно в Осло событии мирового значения. Похоже, убедить Йонсена удалось, и агент остался собой доволен.

Но Йонсен перепугался не на шутку.

— Здесь не один полицейский в штатском, — неожиданно заявил он.

«Черт побери! Неужели все норвежские полицейские так непрофессиональны, что их без труда можно вычислить? Может, мне удастся представить все в другом свете», — подумал сыщик.

— Без сомнения, они призваны обеспечивать безопасность съезда полицейских, — усмехнулся Чарльз и предложил переехать в другой отель, чтобы полицейские не путались под ногами, или совершить сделку через неделю-другую.

Хилл блефовал. Скотленд-Ярд настаивал на проведении операции в отеле «Осло Плаза». Но Йонсена не заинтересовало предложение.

— Я беру тайм-аут, — бросил норвежец на прощание.

Глава 17

ВОЗВРАЩЕНИЕ В РАССБОРО

Хилл не знал, куда ушел Йонсен. Он мог выйти из игры, почувствовав опасность, или пойти за оружием, чтобы вернуться и забрать деньги, которые сами плывут в руки. Ушел ли торговец искусством мучимый желанием отомстить или просто выпить в баре — не важно, Хиллу не в чем себя упрекнуть.

Чарльз любил повторять, что преступления в области искусства — всегда «серьезный фарс». Серьезность заключается в том, что при худшем раскладе утраченные произведения искусства невозможно восстановить, но процесс их поиска, переговоры с преступниками превращаются в фарс. Для Хилла это лицедейство олицетворяет противостояние добра и зла.

Детектив успешно сражался на стороне добра многие годы, но был убежден, что полиция никогда не останется без работы. В Чарльзе удивительным образом уживались энтузиазм и глубокий пессимизм, поэтому больше всего он любил истории, в которых трагичное переплеталось с комичным.

Расследование банальных краж, которыми Хилл занимался многие годы, показалось занятием малоувлекательным. Примитив без сюрпризов. Первым делом мирового уровня стало для него похищение картины Вермеера «Дама, пишущая письмо, и ее служанка» и еще семнадцати произведений из особняка Рассборо в 1986 году. Поместье Бейтов неоднократно подвергалось нападению грабителей — в 1974, 2001 и 2002 годах, — и каждый раз преступники уходили с произведениями, стоящими миллионы долларов. Несколько картин, включая «Даму» Вермеера, становились жертвами похищений несколько раз, а «Портрет мадам Бачелли» Гейнсборо преступники выносили трижды.

Сыщик однажды спросил ирландского гангстера Мартина Фоли, что он имеет против леди Бейт, владелицы Рассборо. «Черт побери, да ничего против нее я не имею! — воскликнул грабитель. — Просто это очень легко».

Рассборо — огромное поместье с сотнями комнат, оснащенное видеокамерами, решетками на окнах и прочими средствами безопасности, но расположенное слишком обособленно — полиция добирается до места целых пятнадцать минут.

— Похитителям нравится дело, которым они занимаются, — говорит Хилл. — Кроме того, они жестоки, и если кто-нибудь встанет на их пути, парни долго думать не станут — мигом избавятся от помехи.

Для налетчиков это своего рода вид спорта, ведь спортсменами тоже движет желание разбогатеть. А средства массовой информации теперь освещают очередное ограбление особняка Рассборо как забавное приключение.

Рассборо считается самым большим поместьем в Ирландии. Жертвами ограблений несколько раз становились сэр Альфред — тихий, молчаливый человек, «тевтонский рыцарь», как было сказано о нем в некрологе, и леди Бейт, о которой мало что известно, кроме того, что она выглядела как Маргарет Дюмон, игравшая в фильмах Гручо Маркса. Летом 2002 года леди Бейт пригласила журналистов на ознакомительный тур по поместью. Указав на полотно Гойи «Портрет донны Антонии Зарате» (которую вместе с «Дамой, пишущей письмо, и ее служанкой» Вермеера нашел Хилл), она печально произнесла:

— Эта картина очень много значит для меня по двум причинам. Возле нее Альфред сделал мне предложение. А во время нападения на особняк банды Дагдейл нас связали и оставили под ней.

Первое, самое нелепое ограбление Рассборо в 1974 году организовала Роуз Дагдейл. Наследница огромного состояния, получавшая от трастового фонда двести тысяч долларов ежегодно на личные нужды, выросла в поместье площадью двести пятьдесят гектаров. Ее родители владели особняками в Лондоне и Шотландии. Дагдейл училась в швейцарской школе, изучала экономику в Оксфорде. В двадцать лет Роуз провозгласила целью своей жизни революционную борьбу. Несмотря на беззаботную жизнь, по ее словам, она «насмотрелась такого, от чего все внутри переворачивалось».

— Мой первый бал стал одним из тех тошнотворных мероприятий по выбросу на ветер денег, на которые полсотни пенсионеров могли бы жить полгода, — заявила она репортерам после ареста.

Ею двигали амбициозность и бесшабашность. В июне 1973 года, в возрасте тридцати двух лет, Дагдейл похитила несколько картин, серебро, драгоценности из дома своих родителей и была почти сразу схвачена. Доходы, полученные от продажи краденого, она планировала пожертвовать в ИРА.

— Полагаю, вероятность того, что вы снова преступите закон, очень велика, — резюмировал судья, но все-таки освободил ее из-под стражи.

Спустя полгода предсказание сбылось. В январе 1974 года, совершая туристическую поездку по графству Донегал, Дагдейл арендовала вертолет, якобы для осмотра достопримечательностей. Она попросила пилота помочь ей погрузить на борт четыре молочных бидона, затем захватила вертолет, пригрозив пилоту тем, что в каждом бидоне находится взрывное устройство. Дагдейл планировала сбросить самодельные бомбы на полицейский участок. Как выяснилось позже, в опасности находились все, кроме полиции. Один бидон едва не взорвался в вертолете, его пришлось сбросить в реку. Два других не достигли своей цели и упали в море. Последнюю бомбу Роуз все-таки сбросила на строящееся здание, но адская машина не разорвалась. Дагдейл удалось избежать наказания.

Через месяц после захвата вертолета февральским вечером 1974 года охранник особняка Кенвуд на севере Лондона, в котором располагался небольшой музей, услышал скрежет металла и последовавший за ним звук разбитого стекла. Хранитель ценностей ринулся наверх и обнаружил спиленную оконную решетку. Преступник проник в помещение, снял со стены картину «Гитаристка» Вермеера и скрылся. Ограбление, как потом заявила полиция, послужило образцом примитивного взлома.