Том 2. Валтасар ; Таис ; Харчевня Королевы Гусиные Лапы ; Суждения господина Жерома Куаньяра ; Перламутровый ларец - Анатоль Франс

Он услышал, как бронзовые ворота захлопнулись за ним, и тотчас же со всех сторон на него градом посыпались стрелы. И во второй раз ему стало страшно, и во второй раз он преодолел свой страх.

Подняв щит левой рукой, а в правой сжимая меч, он стал подниматься по лестнице, ведущей во дворец, и вдруг увидел прямо перед собой, на верхней ступени, царственно спокойного, величественного гнома с золотым скипетром, в королевской короне и пурпурной мантии. И он узнал в этом гноме того самого человечка, который освободил его из стеклянной тюрьмы. Он бросился ему в ноги и воскликнул, заливаясь слезами:

— О мой избавитель! Кто же вы такой? Неужели вы из тех, кто отнял у меня мою любимую Пчелку?

— Я король Лок,— отвечал гном,— я держал Пчелку у себя, дабы открыть ей тайны гномов. Ты, мальчишка, ворвался в мое королевство, как буря в цветущий сад. Но гномы не подвержены людским слабостям и не поддаются ярости, как вы, люди! Я намного превосхожу тебя мудростью и потому не гневаюсь на тебя, что бы ты ни делал. Из всех моих превосходств над тобой есть одно, которое я ревниво храню: оно называется справедливостью. Я прикажу позвать Пчелку и спрошу ее, хочет ли она последовать за тобой. Я сделаю это не потому, что ты этого желаешь, а потому, что я должен так поступить.

Наступила глубокая тишина, и появилась Пчелка в белом платье, с рассыпавшимися по плечам светлыми кудрями. Как только она увидала Жоржа, она бросилась в его объятия и крепко прижалась к его железной рыцарской груди.

И тогда король Лок сказал ей:

— Пчелка, правда ли, что это тот человек, которого вы хотели иметь мужем?

— Правда, сущая правда, Лок-королек, это он самый,— отвечала Пчелка.— Смотрите все вы, милые человечки, как я смеюсь и как я радуюсь!

И она заплакала. Ее слезы капали на лицо Жоржа, и это были слезы счастья; они перемежались взрывами смеха и тысячью самых нежных слов, лишенных смысла и похожих на те, что лепечут маленькие дети. Она не думала о том, что королю Локу, может быть, очень грустно смотреть на ее счастье.

— Возлюбленная моя,— сказал ей Жорж,— я нахожу вас такой, какой мечтал найти: самой прекрасной и самой лучшей из смертных. Вы меня любите! Хвала небесам, вы меня любите! Но, Пчелка моя, разве вы не любите немножко и короля Лока, который освободил меня из стеклянной темницы, где ундины держали меня в плену вдалеке от вас?

Пчелка обернулась к королю Локу.

— Лок-королек, ты это сделал! — вскричала она.— Ты меня любишь и все-таки освободил того, кого люблю я и кто любит меня…

Больше она не могла говорить, упала на колени и закрыла лицо руками.

Все маленькие человечки, взиравшие на эту сцену, обливались слезами, опершись на свои самострелы. Один только король Лок сохранял спокойствие. Пчелка, которой открылось теперь все его величие и доброта, прониклась к нему нежной дочерней любовью. Она взяла за руку своего возлюбленного и сказала:

— Жорж, я люблю вас, один бог знает, как я люблю вас. Но как же мне покинуть короля Лока?

— Покинуть? Что? Вы оба мои пленники! — воскликнул король Лок громовым голосом.

Он закричал таким страшным голосом шутки ради. А на самом деле он нисколько не сердился.

Верное Сердце подошел к нему и преклонил колено.

— Всемилостивейший государь,— сказал он,— да соблаговолит ваше величество разрешить мне разделить плен господина моего и госпожи моей, которым я служу!

Пчелка, узнав его, вскричала:

— Это ты, Верное Сердце, мой добрый слуга! Как я рада тебя видеть. Ах, какой у тебя ужасный султан! А скажи, сочинил ты новые песенки?

И тут король Лок повел их всех троих обедать.

Глава XXII,

в которой все благополучно кончается

На следующий день Пчелка, Жорж и Верное Сердце, облачившись в пышные одежды, которые приготовили им гномы, отправились в праздничный зал, где король Лок в королевском одеянии вскоре встретился с ними, как и обещал. За ним шествовала его гвардия в доспехах и мехах варварского великолепия и в касках, над которыми трепетали лебединые крылья. Гномы сбегались толпами, проникая через окна, отдушины и камины, пролезая под скамьями.

Король Лок поднялся на каменный стол, уставленный кувшинами, светильниками, кубками и золотыми чашами чудеснейшей работы. Он сделал знак Пчелке и Жоржу приблизиться и сказал:

— Пчелка, закон народа гномов требует, чтобы чужеземцы, попавшие к нам, обретали свободу по истечении семи лет. Вы провели семь лет среди нас, Пчелка, и я был бы плохим гражданином и преступным королем, если бы удерживал вас долее. Но прежде чем расстаться с вами, я желаю, раз уж мне нельзя жениться на вас, обручить вас с тем, кого вы избрали. Я делаю это с радостью, ибо люблю вас больше, чем себя самого, а мое горе, если оно не пройдет, останется легкой тенью, которую развеет ваше счастье. Пчелка Кларидская, принцесса гномов, дайте мне вашу руку. И вы, Жорж де Бланшеланд, дайте мне также вашу руку.

Соединив руки Жоржа и Пчелки, король Лок обратился к своему народу и провозгласил громким голосом:

— Вы, человечки, дети мои, свидетели того, что эти двое, стоящие здесь, обручаются друг с другом, дабы вступить в брак на земле. Пусть же они возвратятся туда вместе и да возрастят они вместе мужество, скромность и верность, как добрые садовники взращивают розы, гвоздики и пионы.

Гномы подхватили эти слова громкими кликами; чувства у них были самые противоречивые, ибо они не знали, радоваться им или огорчаться. Король Лок снова повернулся к жениху с невестой и, указывая на кувшины, кубки и прочие драгоценные изделия, сказал:

— Это дары гномов. Примите их, Пчелка, они будут напоминать вам о ваших маленьких друзьях, ибо это дарят вам они, а не я. А сейчас вы узнаете, что подарю вам я.

Наступило долгое молчание. Король Лок с выражением глубокой нежности смотрел на Пчелку, чье прелестное сияющее чело, увенчанное розами, склонилось на плечо жениха.

Затем он заговорил так:

— Дети мои, любить пылко — это еще не все, надо еще хорошо любить. Любить пылко — это, конечно, прекрасно, но любить самоотверженно — еще лучше. Пусть же любовь ваша будет столь же нежна, сколь и сильна, пусть в ней не будет недостатка ни в чем, даже в снисходительности, и пусть к ней всегда примешивается немножко сострадания. Вы молоды, прекрасны и добры, но вы люди и тем самым подвержены многим несчастьям. Вот поэтому-то, если к тому чувству, которое вы испытываете друг к другу, не будет примешиваться немного сострадания, это чувство не будет отвечать всем превратностям вашей совместной жизни. Оно будет подобно праздничной одежде, которая не защищает ни от ветра, ни от дождя. Истинно любят только тех, кого любят даже в их слабостях и в их несчастиях. Щадить, прощать, утешать — вот вся наука любви.

Король Лок умолк, охваченный глубоким и сладостным волнением, затем продолжал:

— Дети мои, будьте счастливы: берегите свое счастье, берегите его крепко.

В то время как он говорил, Пик, Тад, Диг, Боб, Трюк и По, ухватившись за белое покрывало Пчелки, осыпали поцелуями руки молодой девушки и умоляли ее не покидать их. Тогда король Лок достал из-за пояса перстень с драгоценным камнем, от которого шли яркие снопы лучей. Это был тот самый волшебный перстень, который открыл темницу ундин. Он надел его Пчелке на палец и сказал:

— Пчелка, примите из моих рук этот перстень, который позволит вам и вашему супругу входить в любой час в царство гномов. Вас здесь всегда встретят с радостью и всегда придут вам на помощь. А вы в свою очередь внушите вашим будущим детям не питать презрения к маленьким, простодушным, трудолюбивым человечкам, которые живут под землей.

ТАИС

I. Лотос

В те времена в пустыне жило много отшельников. По обоим берегам Нила раскинулись бесчисленные хижины, сооруженные из ветвей и глины руками самих затворников; хижины отстояли друг от друга на некотором расстоянии, так что их обитатели могли жить уединенно и вместе с тем в случае надобности оказывать друг другу помощь. Кое-где над хижинами возвышались храмы, осененные крестом, и монахи сходились туда по праздникам, чтобы присутствовать при богослужении и приобщиться таинствам. На самом берегу реки встречались обители, где жило по нескольку монахов; они ютились в отдельных тесных келейках и селились вместе лишь для того, чтобы полнее чувствовать одиночество.

И отшельники и монахи жили в воздержании, вкушали пищу лишь после захода солнца, и единственным яством служил им хлеб со щепоткой соли да иссопа {27}. Некоторые из них уходили в глубь пустыни, превращая в келью какую-нибудь пещеру или могилу, и вели еще более диковинный образ жизни.