Последний старец - Наталья Анатольевна Черных
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Постановили:
Организовать Комиссию из представителей Уисполкома, Укома РКП, Р.Кр. Инспекции, Наробраза, Здравотдела, Коммунотдела, Уземотдела, Женотдела и Коммола для обследования помещений Афанасьевского монастыря на предмет использования их для детских учреждений и выяснения порядка и формы ликвидации артели, после чего весь материал по сему представить на Пленум Уисполкома для окончательного его разрешения» Девять различных комитетов и общественных организаций обследовали Афанасьевскую обитель, но что они там нашли?
Мологский Коммунотдел и Наробраз еще в 1920 году опустошили монастырские кельи, как написано в документах «был изъят мертвый инвентарь, состоящий из домашней обстановки». Без заключения договора корпус, в котором прежде жила игумения, был занят детским домом им. Калинина, причем вся «ответственность за хозяйственную сторону» была возложена на сестер обители, о чем свидетельствует Протокол № 14 от 12 января 1921 г. общего собрания Афанасьевской с/х трудовой артели:
«Присутствовали все члены артели и члены совета артели. Председательствует О. Н. Самойлова при секретаре Степановой.
Слушали:
Постановление Чрезвычайной Комиссии по реорганизации детского дома имени Калинина, о заменении служебного персонала членами артели.
Постановили:
Немедленно приступить к приведению в надлежащий вид помещения детского дома, а также срочно принять энергичные меры к лечению и обиходу детей и шитью белья как постельного, так и для детей».
Заведующей хозяйственной частью была назначена Любовь Сергеевна Аксенова, помощницей Ольга Ивановна Груздева. В экономки определили Екатерину Каленову, в няни бывшую иконописку Александру Масленикову, а также Любовь Медведеву, Марию Тихомирову, «на должность стряпухи» пошла Мария Самсоновна Серова, были определены из сестер обители прачки и «по обиходу дома» (А. Лебедева, А. Соболева, К. Воробьева, Евлампия Богданова), вязать и штопать чулки для ребятишек досталось пожилой певчей Александре Васильевне Пашновой. Помимо забот о сиротах и беспризорных, ни плечи сестер Афанасьевской обители легла обязанность быть сиделками в Мологской городской больнице, которая вскоре перебазировалась на территорию монастыря, причем монашкам поручили самое опасное заразное отделение. Сиделками, или, как говорили раньше, сестрами милосердия, стали Мария Коршьева, Анисия Сироткина, Павла Чернова.
Слаженное хозяйство Афанасьевской общины тоже было выгодно для города. «Скотины у нас было много, вспоминает о. Павел, коровки, бычки, лошадки, да и всякой другой животины: кур, индюков. Свиней не держали в монастыре. Пасека пчелиная, молочный цех, своя мельница… Как же все это оставить, бросить! На кого?»
Комиссия из девяти представителей различных ведомств ушла ни с чем, но обитель в покое не оставили. Через два года, в октябре 1923-го, был составлен очередной акт по обследованию Афанасьевской с/х трудовой артели, в котором представители Мологского Уездного Земельного Управления вполне мирно описывают будни обители:
«Артель вела хозяйство по трехпольной системе, получая в среднем 156 пудов ржи с 1 десятины, тщательно обрабатывая поле. С нынешнего года артель начинает высевать клевер, переходит к рациональному использованию почвы, вводя восьмиполье по указаниям уездного агроперсонала.
Артель отличается особенной трудоспособностью и усердием, аккуратно выплачивая все повинности. Способы производства труда, распределение и хранение продуктов вполне коллективные и полностью обобществлены».
В заключение председатель Ярославского Губ. Зем. Управления А.С. Шторх дает некий субъективный постскриптум, этакое резюме в весьма доверительном духе, непонятно кому адресованное. Перед кем мог отчитываться глава Земельного Управления губернского масштаба? В этом резюме дается уже не хозяйственная, а партийно-идеологическая оценка членов Афанасьевской общины:
«Сильный недостаток артели это ее внутренняя спайка, основанная на религиозных чувствах и подчинении старшим по старому духу духу рабства, крепостного помещику, послушниц игумений. Артель это старая традиционная община религиозных монашек с ее общими кладовыми и полным господством председательницы. В стенах артели имеется здание храма, к которому артель не касается.
Все-таки должен отметить, что в стене религиозного дурмана членов артели монашек пробита сильная брешь местными партийными товарищами. Уже нет старой религиозности, строгих порядков монастыря, заводятся отчетные книги, бывают общие собрания, есть ревизионная комиссия, наблюдается большое общение со всеми окружающими гражданами селений и города. Проникают даже идеи социализма в некоторые головы.
16.Х. 23 г.
А. Шторх»».
Этого «резюме» оказалось вполне достаточно для того, чтобы в скором времени в Афанасьевскую обитель нагрянула новая комиссия, дополненная и усиленная представителями Мологского уездного исполкома, ВИКа, Укома РКП(б) и даже помощником Губернского прокурора по Мологскому уезду. Дело затевалось нешуточное. Выводы комиссии на десяти листах громили Афанасьевскую общину как отсталую, религиозную и в сельском хозяйстве непродуктивную. Претензий у представителей комиссии к членам Афанасьевской артели набралось выше головы:
«В число членов артели были включены исключительно монашествующие данного монастыря (…).
В состав артели хотя и не входят, но находятся на иждивении группа в 18 человек в возрасте большей частью свыше 60 лет. В эту группу входят вместе с другими игумения и другие руководители монастыря. Правление артели все время состоит из одних и тех же лиц и введение в правление новых лиц не удавалось провести, несмотря на все принимаемые Заведующим Уземуправлением и Председателем Волисполкома меры.
(…) Церкви монастыря обращены в приходские церкви, причем в жизни последних, как члены артели, так и лица, находящиеся на иждивении, принимают активное участие, обслуживая, как и прежде, все потребности церкви, а игумения и другие лица, кроме того, руководят жизнью артели».
Возмущению членов комиссии не было предела. А как же председатель Яр. Губ. Зем. Управления А. С. Шторх, докладывавший, что к храму «артель не касается»? Видимо, к оплошавшему председателю были приняты крутые административные меры, во всяком случае, имя его в дальнейших документах не фигурирует.
Члены инспектирующей комиссии отметили как вопиющий факт то, что «обстановка по сравнению с дореволюционным периодом совершенно не изменилась — лучшие комнаты находятся по-прежнему в пользовании лиц, не столь нужных для артели, а также занимаются лицами, не имеющими никакого отношения к артели (находящиеся на иждивении и проч.)». Под лицами, «не имеющими никакого отношения к артели», конечно, прямо подразумевается игуменья Августа, казначея Поплия и другие мантийные монахини, в основном пожилого возраста.
«Прием новых членов производится только из монашествующих других монастырей, например, из бывшего Рыбинского Софийского монастыря, продолжала свое обвинение представительная комиссия. — Постановлений общих собраний артели о приеме новых членов не имеется и прием, как возможно предполагать, производится с разрешения игуменьи монастыря.
Указанное число членов артели далеко не все принимают участие в работах с/х артели (так в оригинале Авт.), фактически работающих членов артели 30 40 человек, а остальные числятся лишь номинально и выполняют больше обряды по церкви. Число членов 150 чел. артели по сравнению с земельной площадью является далеко излишним и ослабляющим силы артели, влияя также и на уменьшение размеров сельхозналога».
