Я Боюсь… - Екатерина Шпиллер

О чем я? А! Так вот: все у меня для полного и безоблачного счастья есть. Так что же творится с душой моей и с головой?

Прихожу домой. Родители, сторожившие весь вечер дочь, тут же начинают одеваться. «Там курица вам и на завтра, и на послезавтра; варенье в банке, все есть – словом, у тебя завтра без проблем». Ах, мама, спасибо тебе большое, конечно! Но если бы в этом были мои проблемы! Если бы ты так же легко могла разрешить другое: «Твоя дурь – в помойном ведре, а твоя фобия – протухла, между прочим. Я ее выбросила в мусоропровод. Так что завтра – без проблем…»

Больнее или легче мне, когда я одна? До сих пор не могу ответить на это определенно. Знаю точно: одна быть долго не могу. Как «поэтически» выразился Сашка, у меня начинает бродить дерьмо в мозгах. Единственное, что я не уяснила в этой метафоре, в каком смысле «бродить»: ходить, гулять или забраживать, как дрожжи? Но и то, и другое годится. В «яблочко»!

«Это потому, что ты ни черта не делаешь»,- мамина теория моего недомогания. Это я-то? Да я в жизни столько не делала, сколько теперь, начищая, натирая, вылизывая свою хату. Я оказалась патологической чистюлей… «Голова твоя свободна и пуста!» – мама развивает свою теорию. Может быть, может быть… Хотя за всю предыдущую жизнь я не передумала столько, сколько за последнее время. Другой вопрос, что ни до чего полезного я не додумалась, но это уже изъян моего «думального» устройства. Не я его проектировала. Да и вообще, в жизни каждого более или менее разумного человека, я думаю, наступает момент, когда по какой-то причине он полностью отдается во власть собственных терзаний, сомнений, страхов. У всех это происходит по-разному, и реакции человека тоже полностью зависят от его личности, его прошлого, его кармы, если хотите. Одни легко преодолевают этот барьер, даже, может, ничего и не вынеся из подобного этапа своей жизни; другой мучается ужасно, весь сгорает изнутри, терзает себя, других, но потом приходит к чему-то важному, необходимому для развития души; третий, попав в этот ступор, уже никогда не выходит из него… Сколько людей, столько вариантов.

Когда я остаюсь одна, мысли, так пугающие меня, обретают голос. Не в том смысле, что я слышу голоса (у-у-у!), а в том, что неясные мысли и опасения облекаются в слова, обретают логику и начинают жить собственной жизнью. Правда, внутри меня. И этот «голос» надобно заглушать. Что я и делаю. Целый день у меня орет телевизор, музыка… Музыка, когда готовлю, ем, мою пол, и погромче, чтобы заглушить внутреннего докладчика. Это как наркотик. Я как бы растворяюсь в громких звуках и в мелькании клипов на экране. Тишину ненавижу! Только ночью она мне друг.

Поет разными голосами телек. Кипятится молоко. Варится рыба для кошки. Ох, этот котенок, эта Мура. Как же нам с тобой совместиться? Почему, за что у меня эта треклятая аллергия на моих любимых животных? Теперь всегда под рукой диазолин и нафтизин. Но ведь так нельзя все время. Так что ж – расставаться? Ну, уж нет! Жива буду – не помру.

По телевизору спектакль «Дальше – тишина» с потрясающей Раневской. Какое-то извращение: когда я смотрю эту вещь, смотрю на печальный финал жизни двух стариков, я до слез начинаю любить Сашку, вспоминаю его с нежностью, хочу обнять его голову, прижать ее к себе, как головку ребенка… Такое чувство к нему! Но не извращение ли – вспоминать о молодом, красивом муже не тогда, когда показывают красавцев со стальными мускулами, каких-нибудь Сталлоне с обольстительным взглядом, а когда я вижу беспомощных, нежно влюбленных друг в друга старичков. Наверное, Сашка меня бы не понял. А может, и понял. Я, оказывается, этого не знаю. К сожалению, вместе с ним мы этот спектакль не смотрели.

Вообще, слезы мне, как это ни странно, полезны. После них минут на пять всегда легчает на душе. Плакать все время?

Отложила писанину из прошлого… Повспоминала. Да-да, была такая встреча с одноклассниками, которую забыла уже через пару дней. Я не помнила, о чем говорила с ними, что и как происходило, потому что целиком была погружена в свои мысли, чувства и страхи. Сейчас тот день, его события и люди вспоминаются, будто в тумане, а вот собственное внутреннее состояние помню очень хорошо. Мрак. Грусть. Тоска. Одиночество. И все из-за страха…

Я всех люблю, всех ценю и уважаю – имеются в виду близкие. С нежностью пишу о маме, которая… которая льет мне яд на раны, а я этого даже не понимаю, не сознаю. Чувствую, что-то не то, не так, но ума не хватает понять, что? Или такая сильная любовь к родителям застит мне глаза?

Теперь-то я понимаю, отчего была столь одинока в своих кошмарах! Самые близкие люди не хотели мне помочь, не желали разбираться, что со мной. Они просто читали мне мораль, тыкали носом в мое убожество. А я их любила…

Следующая часть записок заставила меня поежиться… До чего же я тогда дошла в своем кошмаре и самоуничижении! Была мысль не публиковать эту часть, уж больно стыдно… Но потом решила, что все-таки нужно: хотя бы ради тех людей, которые, возможно, узнают себя и поймут, наконец, как они ошибаются, на каком неверном пути находятся… И я уговорила себя опубликовать.

Закончила читать «Изгоняющего дьявола». Это, конечно, намного сильней фильма. В кино утеряны, как мне кажется, очень важные мотивы. По крайней мере, для меня важные. Например, чувство вины священника Карраса. Он усомнился в себе, в своей вере; его тяготит чувство вины перед матерью, вины, которая делает его не достойным… Чего? Служению Богу, быть может. И почему Регана стала такой легкой добычей Сатаны? Есть предположение, что девочка ощущала развод родителей как свою вину.

Итак, человек, тяготящийся чувством вины, добыча Сатаны? Значит, я сильно рискую. Ведь я ощущаю не просто чувство вины, а виновности… Нет, я не убила никого, не ограбила. Но моя эмоциональность, мой темперамент служат мне плохую службу. Моя виновность – в моих неосторожных словах, в моем часто справедливом гневе, который я иногда облекаю в резкие формулировки. А слово – энергия, да, мама? Ты всегда мне это говорила. Не спорю. Значит, надо прикусить свой мерзкий язык и молчать всегда? Но я не могу так. Все это меня гнетет, я не вижу себе оправданий и считаю, что наказание, если оно будет, справедливо. Я совсем не могу простить себя ни в чем. Я – главный судья сама себе и собственный же палач. И как в точку попал этот роман «Изгоняющий дьявола»!

Порой так себя ненавижу, что хочу врезать по собственной физиономии. Вот, кстати, к вопросу о любви к себе – чего нет, того нет. А как выяснилось, это абсолютно необходимое условие для нормального существования. «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Я как-то раньше не реагировала на этот нюанс. Значит, прежде всего, возлюби себя. Интере-е-есно как! А что же делать, если, когда я смотрю в зеркало, меня переполняет раздражение? Если, когда я вижу себя по видео, вообще отворачиваюсь? Если мне кажется, что от меня всегда плохо пахнет? Как мне теперь научиться любить себя или хотя бы не ненавидеть, если я считаю себя достойной лишь порки; не считаю себя вправе высказывать вслух свое суждение о людях, их поступках. Я недостойна.

Я искренне удивляюсь, как меня терпят окружающие. На их месте давно бы высказала мне столько всего! А они святые какие-то, что ли?

Включаю видак. Моя любимая, любимая Патрисия Каас! Счастливейшие минуты забвения – я слушаю ее, танцую (боже, с каждым годом я все больше и больше люблю танцевать!), смотрю в ее удивительное лицо… И уже не впервые приходит в голову сумасшедшая мысль: это я должна была быть ею. Это мой голос, мое лицо, тело, моя душа. Когда она поет – это то, что всегда поет во мне. Это должна была быть я. Патрисия, Патрисия, ты проживаешь мою жизнь! Прости, конечно, я не должна так думать. Просто очень люблю тебя. Наверное, так, как должна была бы любить себя.

Понимая про себя если не все, то почти все, казалось бы, сделай вывод, исправься, стань приятной людям, не досаждай им своим существованием. Но если моя мама смогла, по ее словам, в какой-то момент взять себя в руки и никогда никому больше не показывать своей слабости, свои нервы, то у меня почему-то не получается. Мне очень нужна помощь. «Инфантильная ты!» – утверждает моя сильная мама. Диагноз поставлен. А лечение?

Иногда у меня возникает желание оказаться совсем одной в огромном незнакомом городе, где меня никто не знает и помощи ждать неоткуда. Думаю, я бы выжила, и с успехом. Абсолютно нелогично… Ворваться в пасть незнакомого города, ходить, бродить, смотреть на людей, заходить в кафешки, а когда выйдешь оттуда, напившись вкусного кофе, не будешь знать, куда идти, но это и неважно – куда-нибудь да попадешь, как в «Алисе в стране чудес». Так со мной было однажды… И вот тогда возникло ощущение безопасности и удивительного покоя. Я – потерялась, я – песчинка. Меня никто не знает. Меня просто нет. «Поймет ли кто? Себя я понимаю» (Лопе де Вега. «Собака на сене»).