Нет такого слова (сборник) - Денис Драгунский

Когда дома в детстве курицу за столом делили, рассказывала няня Поля, ей всегда давали шею. Куриное горло. А когда работницей была, то хозяйка у нее хотела зажилить два выходных шерстяных платья.

– А хозяйка говорит: а кто ты такая, в шерстяных платьях ходить? А я говорю: я их на свои деньги пошила!

Главное событие жизни: как она заработала на два платья, как материю выбирала, как шила, на примерки ходила, и потом такая вот подлость от хозяйки. Могла рассказывать об этом часами, в лицах, заново переживая обиду и гнев. Но она все-таки победила, отбила свои шерстяные платья. Я их видел: одно темно-синее, другое бордовое. С рюшами и буфами. С пуговицами, обшитыми шелком.

– Я перед войной замужем была, – сказала как-то няня Поля. – Недолго, три месяца. Война началась. У меня тоже было немножко своего счастья.

Няня Зина европейская история

Баба Зина первый раз выпила, когда мы оформили ей временную прописку. До этого она держалась. А в тот день принесла бутылку и сказала мне:

– Может, отметим?

– Отметим, – легкомысленно сказал я.

Налили по стопке, выпили.

У бабы Зины заслезились глаза. Я подумал – от первого глотка водки. Она сказала:

– Как мне не повезло…

Она была из Соликамска, но вообще – ленинградская. В июне сорок первого она, оставив двоих детей у сестры, поехала к родным в Минск. Началась война, она оказалась в оккупации. Ее угнали на работы в Германию. Вернулась – сначала лагерь, потом город Соликамск. Написала в Ленинград. Сестра ответила, что всего детей было четверо, двое выжили, двое погибли. Сестрины дети – выжили. Ее дети – погибли. На лесоповале нажила грыжу – на животе торчал бугор. Первый муж пропал на войне, второй был пьяница, бил по голове. Не повезло.

К нам она приехала по рекомендации одной родительской знакомой. Дочке исполнился год, жене пора была возвращаться на работу, нужна была няня.

Баба Зина прожила у нас целый год. Очень любила нашу девочку. Даже слишком. Иногда говорила:

– Она теперь не ваша, а моя. Вот придете домой, а никого нету! А мы уже в поезде едем!

Нам было страшновато.

Иногда она называла нашу Иру – Микеша. Кто это был? Ее умерший в блокаду мальчик? Я не решался спросить. Было еще страшнее.

Она была очень верная и заботливая. С широкой доброй улыбкой. Умело готовила, стирала, гладила.

– Ах, майн готт! Зекс киндер, кайн брот! – приговаривала она, подметая пол.

Тайком курила у мусоропровода. Быстро-быстро, две-три затяжки «Беломора».

И вот запила. Пила по выходным, уходя неизвестно куда. Возвращалась и ложилась спать, не сказав ни слова. Утром не могла встать. Жена оставалась дома.

– Выгонять надо, – сказал я.

– Жалко очень, – сказала жена. – Куда она пойдет? Может, попробуем полечить?

На следующий раз она не вернулась вечером. Пришла в понедельник днем, совсем пьяная. Жена была на работе, с дочкой сидел я.

– А что? – задиристо сказала баба Зина. – Зашли в ресторан, выпили по сто грамм…

Притащила из комнаты детское белье, бросила его в ванну, открыла воду. Не сняв пальто, села на край ванны.

– Баба Зина, – сказал я, – собирайся.

– Где ж мне ночевать? – сказала она. – Пока билет куплю?

– Где ночевала, там и ночуй.

– Не простишь? – спросила она.

– Нет, – сказал я.

Обняла мою дочку. Взяла чемодан. Ушла.

Вечером пришла жена. Я сказал, что выгнал бабу Зину. Жена заплакала. Дочка тоже.

Лет через пять женщина, которая ее нам рекомендовала, написала письмо. Что баба Зина работала весовщицей в овощном, потом умерла от рака. Родных у нее не было. Просила нам низко поклониться.

За что?

Чистая правда со временем фантазия в духе Клейста и О. Генри

Пришел человек на выборы в 2011 году. Проголосовал, к примеру, за «Яблоко». Смотрит наутро телевизор. Партия власти набрала 89 процентов, партия разрешенной оппозиции – 11. Всё. Ну, думает, это они округлили, бывает. Ну, на самом деле нас, романтиков, где-то 0,003 процента. Пара-тройка тысяч человек. Мизер, смех. Но все-таки. Эх, повстречаться бы с ними, подружиться бы, мечтает.

Дождался официальной публикации. Смотрит – а за «Яблоко» не подано ни одного голоса. Так и напечатано: «Яблоко» – 0, СПС – 0, «зеленые» – 0, «Патриоты России» – тоже 0. В масштабах Федерации – у всех ноль. Но он-то ведь точно знает, что проголосовал! Идет разбираться. «Что вы, гражданин, вы ошиблись, может, вам успокоительного сглотнуть? Вот тут у нас аптечка».

Гражданин полез в бутылку – и дальше фабула раздваивается.

Вариант первый.

В результате через пятнадцать лет путешествия по судам и психбольницам он собрал группу единомышленников, которая стала боевым отрядом; начал партизанскую войну, которая перешла в гражданскую. Осадил Москву, сжег Тулу и Рязань, объединил Смоленщину и Белоруссию, стал угрожать Европе, в битве под Прагой был разгромлен объединенными силами РОСНАТО, арестован, судим Международным трибуналом и приговорен к пожизненному заключению; но частное определение трибунала было – исправить цифру в отчете Центризбиркома за 2011 год.

Теперь там написано: партия «Яблоко» – 1 голос.

Со слезами радости, прижимая к груди страничку с заветной цифрой, гражданин едет на остров Святой Елены.

Получилась версия бессмертной новеллы «Михаэль Кольхаас» Генриха фон Клейста.

Вариант второй.

В результате через пятнадцать лет путешествия по судам и психбольницам он добился-таки своего. Решением Международного трибунала постановлено – признать фальсификацию данных по N-скому избирательному участку и переиздать отчет Центризбиркома за 2011 год.

Постаревшему и поседевшему человеку приносят домой новенькое переиздание. Это хороший сюжет для новостей. Торжество демократии и права. Камеры, микрофоны. Корреспондент показывает ему страничку с заветной цифрой: партия «Яблоко» – 1 голос. Настрадавшийся избиратель поглаживает книжку иссохшей старческой ладонью.

Корреспондент спрашивает:

– Вы, конечно, испытываете чувство радости, удовлетворения, исполненного гражданского долга?

– Ну, как вам сказать… За последние годы я стал больше сочувствовать «Зеленым», – отвечает человек.

Но это уже в духе О. Генри.

Юрий Александрович просто хочется вспомнить

У меня был старший друг, Юрий Александрович Слувис, скульптор малых форм, ювелир, резчик великолепных камей и инталий. Я познакомился с ним, когда мне было 26, а ему около 50 лет. Он умер в 76 лет, кажется. Мне было 53 года. Как-то я сказал ему: «Теперь мне больше лет, чем было вам, когда мы встретились». Почему-то меня это удивляло и озадачивало.

Судьба у него была удивительная – пять классов, завод, армия, потом косторезом на мясокомбинате, потом сразу приняли в Союз художников; заказы были из Комбината декоративно-оформительского искусства, но и частные тоже, в немалом количестве.

Камеи хорошо шли. Деньги водились. Он держал редких рыб и черепах. Собирал раковины. Раковины – это целый мир и целая отрасль коллекционирования. В его мастерской на столах и скамейках стопками лежали толстые цветные каталоги. С потолка свешивались кованые фонари с цветными стеклами. На полках стояли коробки с раковинами.

Он сидел на вертящемся стульчике в защитных очках и бормашиной вытачивал античные головки из кусков многослойно-многоцветных раковин. Кашлял – страдал силикозом из-за тончайшей каменной пыли, которой дышал годами.

Потом камеи вышли из моды. Потом снова потихоньку вошли. Под старость он работал еще больше. Просто без продыха. Жена отвозила его на такси в мастерскую, и он жил там с понедельника до пятницы.

Он рассказывал замечательные вещи. Черточки советского бытия.

Про свое участие в корейской войне, например. Официально СССР посылал туда «военных советников», в том числе из рядового и сержантского состава. Слувис рассказывал, как они из Калиниградской области всем авиаполком приехали в Москву, налетели на ГУМ, закупили «штатскую одежду», переоделись и поехали в армейских теплушках через всю Россию и Сибирь на Дальний Восток.

Он говорил, что это было фантастическое зрелище: товарняк, в котором сидели, свесив ноги наружу и играя на гармошках, граждане в синих драповых пальто, белых шелковых кашне и фетровых шляпах. И в черных блестящих ботинках на шнурках.

Или совсем про другое: как он жил в одной комнате с родителями, младшим братом и молодой женой. Утро: отец пьет чай и читает газету, братишка собирается в школу, молодые лежат на разложенном диване, а строгая мать подметает пол и лезет под этот диван веником. Тоже, между прочим, картинка. Не слабее, чем солдаты в шляпах и кашне.

Жалко, что в последние его годы я бывал у него совсем редко.

Юрий Александрович. 2 коллекционер и бессребреник

Про корейскую войну он рассказал такую подробность: нельзя было произносить вслух воинские звания. К сержантам и младшим офицерам обращались по фамилии, а к старшим офицерам – по имени-отчеству. «Товарищ Слувис! Василий Николаевич велел выпустить два звена истребителей, выполняйте».