Куда ж нам плыть? Россия после Петра Великого - Евгений Анисимов

Между тем прочный внешнеполитический союз был жизненно необходим Российской империи, вошедшей в европейскую систему. Как известно, эта система международных отношений Нового времени сложилась после Вестфальского мира 1648 года, которым завершилась Тридцатилетняя война, втянувшая на свою орбиту большинство крупнейших держав Европы. После Вестфальского мира, который подвел черту под длительным периодом средневековых войн, международные отношения поднялись на совершенно иной, новый уровень. И он был принят всеми европейскими странами.

Для государственных деятелей, правоведов большинства стран стало очевидным, что европейское сообщество может существовать только как единая, целостная система отношений государств, связанных договорами. После Вестфальского мира в дипломатии было развито и закреплено представление о международных отношениях как о хрупкой, неустойчивой пирамиде. Ее существование зависело от «баланса сил», изменений в системе союзов – «концертов» держав. Одновременно образование блоков скрепленных взаимными договорами стран стало следствием политического развития национальных государств Европы. Время сверхдержав типа Римской империи прошло, и раздел мира решался теперь в борьбе «концертов» в общем-то равных по силам национальных государств.

Вестфальская система была отчетливо европоцентристской и католическо-протестантской. Русское государство XVII века не фигурировало в новом сообществе как равный партнер, а было отнесено скорее к зоне «варварского» мира, который должны были «освоить» европейские империи. Сохранился план Лейбница конца XVII века об «освоении» просторов России Швецией. Этот план, представленный Карлу XII великим философом, не был чем-то из ряда вон выходящим, какими-то особыми происками германцев против славян, это был один из многочисленных европоцентристских планов «освоения» цивилизованными странами варварского мира: Османской империи, Африки, Империи Моголов, Индии, Поднебесной (Китая) и т. д.

Впрочем, Россия, только что поднявшаяся со дна ада Смуты, разорения, и не могла разглядеть вестфальского Мюнстера и Оснабрюка, ибо ее горизонт был узок, и из Москвы ясно видели лишь Варшаву, Стокгольм, Бахчисарай и, как в далеком тумане, Стамбул. Копить силы, чтобы вернуть отобранные «отчины и дедины» (Смоленск, новгородские земли), защититься от опасностей, исходящих из Дикого поля на Юге, – вот в чем была суть ее политики. Но к середине XVII века России все же удалось вернуть часть своих земель, и на огромном пространстве государство вышло к границам расселения великорусской народности, что стало прологом к собственно имперской политике как захватнической, ведущейся за пределами национальной территории.

Первым шагом, с которого началось вхождение России в мир международных отношений вестфальского образца, стало участие России в первой Северной войне 1655–1660 годов, когда она пыталась нанести поражение Польше, своему заклятому врагу, а также вернуть аннексированные шведами прибалтийские земли. Но тогда неудачи в войне, да и характерные для России того времени принципы изоляционизма, не позволили царю Алексею Михайловичу найти надежного союзника в Европе.

Следующий шаг к вхождению в европейский «концерт» был сделан в 1686 году: подписав «вечный мир» с Речью Посполитой, Россия былаобязана участвовать в войне с Турцией «Священной лиги», образованной Австрией, Польшей и Венецией в 1684 году для борьбы с османами. Роль России была достаточно скромной – она «ассистировала» Австрии в Северном Причерноморье. Опыт совместных действий не был успешным: Карловицкий мир 1699 года интересы России на Черном море не учитывал, и ей пришлось довольствоваться присоединением Азова по Стамбульскому миру 1700 года.

Неудачное сотрудничество со «Священной лигой» не приостановило движения России в европейскую систему отношений. Вся петровская внешняя политика была направлена на активное участие России в европейских делах как равноправного члена «концертов», союзов. В течение почти всей Северной войны 1700–1721 годов Россия воевала со Швецией в составе так называемого «Северного союза» с Саксонией, Данией, Польшей. Распад этого союза после Ништадского мира 1721 года, неудачи переговоров с Францией, потеря контроля над Швецией в рамках союза с ней, угроза со стороны англичан сделали в 1726 году актуальным поиск надежного партнера. Инициатором нового поворота во внешней политике стал вице-канцлер АИ.Остерман, ближайший сподвижник покойного царя в области внешней политики.

Следует сказать о нем несколько слов, ибо он был истинным руководителем русской дипломатии, да и внутренней политики, на протяжении семнадцати послепетровских лет, до вступления на русский престол Елизаветы Петровны в 1741 году После этого карьера Остермана была резко перечеркнута, и он, переживший на своем веку множество властителей, под конвоем отправился в Березов, где и умер в 1747 году.

Сын лютеранского пастора из Вестфалии, Генрих Иоганн Фридрих (Андрей Иванович) Остерман родился в мае 1686 года, получил образование в Йене. После случайного убийства товарища в трактирной драке он бежал в Голландию, откуда в 1703 году приехал в Россию, где уже был его старший брат. Остерман прошел путь от обычного переводчика до вице-канцлера Российской империи. Это была на редкость успешная карьера, и Андрей Иванович был вполне достоин наград и чинов, обладая редкой работоспособностью, исполнительностью, умом, блестящим умением вести переговоры и составлять дипломатические бумаги. Отзывы современников об Остермане единодушны: умен, толков, подлинный мозг русской политики, но лжив, беспринципен, двуличен, способен на обман. «Король, наш государь, – пишет испанский посланник де Лириа, – пусть не думает, что Остерман совершенный человек: он лжив, для достижения своей цели готов на все, религии он не имеет, потому что уже три раза менял ее, и чрезвычайно коварен, но это такой человек, в котором мы нуждаемся и без которого не сделаем здесь ничего».

Но не это главное в характеристике Остермана-дипломата. Когда читаешь его деловые бумаги, бросается в глаза изощренный ум автора, умение учесть, взвесить все обстоятельства, обезопасить себя от случайностей и ошибок. В целом для Остермана примечательно чувство дипломатического равновесия, способность к маневрированию. Цель политики России, по мнению Остермана, состоит в том, чтобы «искать всех в доброй склонности содержать, не поддаваться никакому амбражу (подозрению. – Е.А.)». Так он поучал АГ.Головкина, отправленного в 1727 году на общеевропейский конгресс в Суассоне – Камбрэ. О том же он писал и в Париж послу России князю Б.И.Куракину: «Наша система должна состоять в том, чтобы убежать от всего, ежели б могло нас в какое пространство ввести». Это не означало, что Россия не должна иметь союзников и связывать себя различными соглашениями и договорами. Как раз поиску самого приемлемого и выгодного России союза Остерман уделял особое внимание.

В 1726 году Остерман составил подробнейшую записку под названием «Генеральное состояние дел и интересов Всероссийских со всеми соседними и другими иностранными государствами». В этом аналитическом документе он рассматривает все двух– и многосторонние связи России с европейскими и азиатскими государствами по состоянию на первый год после смерти Петра Великого.

Остерман последовательно и детально разбирает отношения, сложившиеся у России с европейскими странами, подчеркивает все позитивные и негативные моменты этих отношений, выделяя «пользы» и «опасностей» возможных союзов с ними для интересов России. Из этого доклада становится очевидно, что рассчитывать на союзнические договоры сАнглией, Голландией, Данией не приходится, что Швеция ослаблена и все дальше отходит от союза 1724 года. В итоге Остерман приходит к выводу, что нет никаких перспектив ни русско-шведского, ни русско-прусского сотрудничества. Так, о Пруссии он пишет, что прусский король, конечно, имеет «партикулярный интерес дружбу российскую искать для Польши», но не более того, – во всем другом он пальцем не пошевелит, чтобы помочь России. Столь же определенный вывод сделан им и в оценке перспектив русско-французских отношений, бывших, как уже отмечалось выше, в центре внимания русской дипломатии до 1725 года. Франция, считал Остерман, может «интересам российским вспомогать при Порте и в Польше, но сей есть временный интерес, а не вечный» – слишком велики ее антирусские интересы в этих странах.

В поисках «вечных интересов» для России и состояла суть проблемы, волновавшей Остермана-дипломата, мыслившего надолго вперед. Просчитывая возможные варианты развития событий в Европе, он упорно искал такие долговременные взаимные интересы, которые могли бы обеспечить внешнеполитические успехи России как результат не односторонних, а совместных и взаимовыгодных действий. Методом сопоставления «польз», «опасностей», «генеральных интересов» он выявил в качестве такого союзника России Австрию, или, как тогда говорили, Цесаря, имея в виду, что австрийский император, одновременно – венгерский король, был формальным главой Великой Римской империи германской нации – конгломерата германских королевств, городов и территорий.