Москва футбольная. Полная история в лицах, событиях, цифрах и фактах - Александр Савин

Уехав в конце 1910 года во Францию учиться авиации, В. В. Прохоров получил серьезную травму во время полетов в городке По. В 1913 году он, наконец-то получил пилотский диплом Императорского Всероссийского Аэро-Клуба (ИВАК) и становится активным членом Московского общества воздухоплавания. Именно В. В. Прохорову принадлежит приоритет в практическом применении самолета как «транспортного средства». 29 сентября 1913 года инженер и спортсмен Прохоров собирался из своего подмосковного имения ехать в театр на балет, но лошадей подали поздно, и на поезд он опоздал. Недолго думая, авиатор во «фрачном костюме» и манишке приказал вывести свой «Фарман», уселся на пилотское место и улетел в Москву (до этого Прохоров уже неоднократно совершал такие перелеты). На Ходынку он прилетел в 7 часов вечера, за 20 минут до прихода поезда на вокзал, и с аэродрома преспокойно уехал в театр.

Кстати, строительство первого в России аэродрома – Ходынского, торжественно открытого в октябре 1910 года, велось в основном на пожертвования любителей авиации. Была сооружена взлетно-посадочная полоса, шесть небольших ангаров для аэропланов и въездные ворота, которые были построены в стиле модерн архитектором Львом Кекушевым на средства Василия Прохорова. Примечательностью аэродрома был шикарный прохоровский павильон с ангаром.

Игорь Шелест в книге «Лечу за мечтой» пишет: «Над павильоном возвышалась статуя Икара с распростертыми, как у птицы, крыльями. По углам были статуи греческих богинь – покровительниц искусств. А под козырьком на фасаде ангара красовалась затейливая надпись: «Vers les nouveaux rives de la vie eternele!» – что в переводе с французского означало: «К новым берегам вечной жизни!». На крыше ангара был застекленный павильон, устланный коврами и украшенный картинами, в котором располагался великолепный буфет. В этом салоне перед огромным стеклом с обзором всего поля стояли кресла для гостей Прохорова. Почетными посетителями павильона считались известные театральные деятели В. И. Немирович-Данченко и К. С. Станиславский, которые сюда часто заглядывали.

В ангаре хранился один-единственный моноплан французского происхождения – 14-метровый «Моран-Ж» с мотором в шестьдесят лошадиных сил. По крылу аэроплана было выведено огромными буквами: ПРОХОРОВЪ. Девять букв – пять на правой плоскости, четыре – на левой и во всю ширину крыла. Таким образом, спутать этот самолет с другими было нельзя…

Несмотря на то, что Василий Васильевич был родственником известных фабрикантов, он, однако, не причислял себя к «вульгарным коммерсантам, ибо был авиатором». О Василии Васильевиче говорили, что это «свободный художник, эстет и, если хотите, авиатор-поэт». Носил он экстравагантный костюм: бархатную куртку с помпонами, короткие панталоны из шелковой ткани, подхваченные ниже колен, шелковые чулки и лаковые туфли».

Имел Прохоров и свою летнюю авиационную станцию под Москвой. Она находилась около его дачи, недалеко от «Немчиновского поста» Александровской ж.д., рядом с усадьбой «Поповка» семьи Боткиных, давшей России целую плеяду выдающихся людей в промышленности, торговле, медицине и дипломатии. Сегодня все знают эту местность под названиями Рублевка, или Барвиха. Именно здесь Прохоров снимал у крестьян деревни Раздоры большой кусок земли под аэродром с хорошо оборудованным ангаром. Часто Василий Васильевич совершал свои воздушные прогулки в компании отчаянных деревенских девушек («есть женщины в русских селениях!»), работавших в соседнем имении Н. И. Гучкова.

После 1917 года, когда ангар Прохорова национализировали (как и все остальное его имущество), «Вася», как ласково звали Прохорова в своем кругу авиаторы, часто посещал аэродром и любовался полетами. Особенно нравился ему Михаил Громов, с которым авиатор познакомился в 1924 году. Позже, когда вход на аэродром закрыли, Прохорова часто видели на липовой аллее Ленинградского шоссе, откуда он наблюдал за полетами.

Кстати, с Ходынского поля не только взлетали самолеты, там и в футбол играли! «Московская газета» писала в сентябре 1911 года: «Ходынское поле служит сейчас не только местом для скачек, бегов и авиации, – но и для футбола. Московские футболисты, вернувшись из дачных мест, облюбовали теперь для себя Ходынку. По всему полю, в разных местах, ежедневно идет состязание футбольных «команд». Играют без призов, и не для публики, а «так себе», чтобы потренироваться. Ходынское поле теперь смело можно переименовать в «спортивное поле». Ибо на нем сосредоточены сейчас все виды спорта».

Имя В. В. Прохорова с теплотой упоминает в своей книге «Встречи на футбольной орбите» Андрей Петрович Старостин. Дело в том, что Прохоров был членом Московского общества охоты и часто приезжал зимой на собственном автомобиле, с закусками и винами «от Елисеева», к знаменитым егерям-псковичам Старостиным пострелять «красного зверя» – волков, медведей и лисиц, натаскать собак. А после охоты устраивал банкет. Именно Прохоров помог в свое время семье погасить ссуду, предоставленную Обществом охоты братьям Петру и Дмитрию Старостиным на постройку собственного небольшого особнячка с садом на пресненском Камер-Коллежском валу в Грузинах. И еще неизвестно – узнала ли бы спортивная Москва фамилии Старостиных без помощи этого человека. Одно только это обстоятельство обязывает нас вспомнить о В. В. Прохорове.

А. П. Старостин пишет: «Был еще один член Общества, постоянно ездивший с отцом. Он занимал особое место в общественных кругах Москвы. Инженер по образованию, из хорошо обеспеченной семьи, Василий Васильевич Прохоров входил в число первых русских авиаторов… Нередко он заезжал к нам забинтованный после очередной аварии. В нашей столовой висел подаренный им снимок с надписью: «И в Сибири люди жить привыкают»… На фото – разбитый летательный аппарат вверх колесами, рядом стоит Прохоров и его коллеги по воздушному спорту, авиаторы Ефимов и француз Пэгу, приезжавший в Россию перед империалистической войной и удивлявший москвичей на Ходынском поле мастерством высшего пилотажа. (Именно под предлогом удачного итога охоты на волка с французом, В. В. Прохоров выдал Петру Старостину из своего кармана очень крупную сумму денег, которая и пошла на погашение ссуды. А Старостиным он сказал, что это наградные, полученные от француза. Просто так егеря от Прохорова денег бы не взяли – гордость не позволяла. А позже авиатор прислал Старостиным из Франции штучное ружье центрального боя одной из лучших европейских фирм «Голянд-Голянд». – А. С.)…

Прохоров всегда вызывал у меня чувство восхищения. Сильный, смелый, он отличался от верхушки московских богачей, к которым принадлежал, простотой обхождения с людьми. Господа – члены Общества, обычно с повелительными интонациями в голосе обращались к егерям на «ты» – «Петр», «Дмитрий», «Кирсан», «Фрол», – Василий Васильевич же называл егерей по имени и отчеству, дружелюбно здороваясь за руку. Среди членов Общества охоты он не был популярен. Бывали случаи, когда какой-нибудь из снобов, увидев в числе записавшихся на охоту фамилию Прохорова, надменно заявлял: «Демократ тоже едет, нам не по дороге»… – и от охоты отказывался…».

В. В. Шверубович, сын знаменитого актера Василия Ивановича Качалова, с которым Прохоров был в теплых дружеских отношениях, в книге «О людях, о театре, о себе» вспоминал: «Это был человек огромного темперамента, жизнерадостности и жизнелюбия. Физически он был могуч, здоров и вынослив почти нечеловечески. В него стреляли в упор, он получил несколько ран, они зажили. На самой заре авиации он приобрел во Франции самолет, научился летать на нем и разбился при этом сам, пролежал несколько месяцев – и полетел снова, и снова разбился. Чуть не утонул, так как пролежал под обломками самолета, рухнувшего в реку, несколько часов в воде, и… снова летал, как только оправился… Думаю, Василий Васильевич был неважным капиталистом – деньги интересовали его только в плане расходов, а не доходов. Тратил он их широко, элегантно, весело. Когда произошла революция, он потерял все состояние, но не потерял главного – любви к жизни, к людям, к искусству».

Первое время Прохоров торговал на Арбате пирожными, которые делала его жена – Вера Григорьевна, урожденная Зимина. Ее отцом был Григорий Иванович Зимин – родной брат основателя частной оперы С. И. Зимина, дядя первого московского футболиста С. Л. Зимина. Мать В. Г. Прохоровой, Людмила Викуловна, была дочерью единоверца и соседа Зиминых по Зуеву – текстильного магната Викулы Елисеевича Морозова.

Именно с благословения Морозовых-Викуловичей, которые при подборе английских специалистов для своих фабрик предпочтение отдавали тем, кто хорошо играл в футбол, и был организован футбол в Орехове-Зуеве. Да и оба ореховских стадиона, в том числе и шикарный 10-тысячный в местечке Крутое, поле которого долгие годы считалось лучшим в России, строились под руководством англичан на средства И. В. Морозова, главы Никольской мануфактуры В. Е. Морозова. Мало того, брат Людмилы Викуловны, потомственный почетный гражданин и благотворитель Иван Викулович Морозов (он жил в особняке в Леонтьевском переулке в Москве, а отдыхал в имении под Москвой, известном сегодня, как Горки-10) на свои средства содержал в Орехово-Зуево и знаменитую футбольную команду КСО (Клуб-Спортъ» при фабриках Товарищества мануфактур Викула Морозова с сыновьями в местечке Никольском»), разговор о которой еще впереди. А почетными членами КСО были Алексей, Иван, Сергей и Елисей Викуловичи Морозовы.