Крушение России. 1917 - Вячеслав Алексеевич Никонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще осенью 1905 года Николай поручил Государственному секретарю барону Икскулю подготовить проект Основных законов, который затем окончательно рассматривался особым совещанием под председательствованием самого царя. 23 апреля 1906 года Законы были изданы. Через 4 дня собрались Государственная дума и обновленный Государственный Совет.
Примечательно, что большинство тогдашних политиков, да и многие юристы называли Основные законы «псевдоконституцией», оставившей в неприкосновенности самодержавный строй. Ленин, чье мнение предопределило и оценки всей советской науки, считал Конституцию 1906 года монархической, Думу и Госсовет — псевдопарламентом, а политический режим — абсолютизмом, прикрытым лжеконституционными формами. Его определение мало отличалось от того, что повторяли видные либералы, прежде всего из партии кадетов — конституционных демократов.
Идеолог монархической государственности Лев Тихомиров, анализируя Основные законы, тоже приходил «к несомненному убеждению в том, что власть эта остается в руках Монарха неограниченной[219]. С ним был согласен не менее именитый правовед Петр Казанский: «И при обновленном строе Монарх остается единственным Носителем Верховной Власти, а значит, и неограниченным»[220]. Более того, подобная точка зрения получила широкое международное признание после того, как сам Макс Вебер назвал установленный Основными законами государственный строй «псевдоконституционализмом», подчеркнув при этом, что «кодификация псевдоконституционализма — это унизительная дань, которую автократия платит конституционализму»[221]. Так неужели абсолютная монархия действительно осталась неизменной?
В данном случае позволю себе не согласиться с классиками. И буду в этом не одинок, поскольку огромное количество современных юристов, историков и политологов считают, что в апреле 1906 года Россия получила конституцию, политические свободы, двухпалатный парламент и действительно стала конституционной монархией.
Конституция определила обязанности и права граждан, причем обязанностей было всего две: мужчинам — служить в армии, и всем — платить налоги. Гарантировались неприкосновенность жилища, частной собственности, конфискация могла осуществляться только на государственные нужды и при справедливой компенсации. Признавалось право на выбор места жительства, свободный выезд за границу, провозглашались свободы слова, вероисповедания, печати, собраний, создания союзов. Вводились процессуальные гарантии на случай ареста и суда, уголовный закон обратной силы не имел. Принципы гражданской свободы, таким образом, были сформулированы достаточно полно, хотя, безусловно, их подкрепление конкретными законодательными актами оставляло желать много лучшего.
В России появлялся двухпалатный парламент. Нижняя палата — Государственная дума учреждалась для «обсуждения законодательных предположений, восходящих к Верховной Самодержавной власти по силе Основных Государственных законов» и избиралась населением сроком на пять лет. Избирательное право было настоящим, хотя оно и не было всеобщим. Так, женщины не голосовали, но в начале XX века они не голосовали даже в самых развитых демократиях. Не было ни одной группы населения, которая принципиально лишалась бы права голоса. В городах это право было близким ко всеобщему, так как голосовать могли все, кто снял жилье на собственное имя в пределах городской черты. Выборы в Думу были не прямыми: депутаты избирались на губернских собраниях выборщиков, представлявших четыре отдельных курии — землевладельцев, городских жителей, крестьян и рабочих, — при этом землевладельцы пользовались явным преимуществом, а крестьяне были недопредставлены. Это являлось легко закамуфлированной формой применения имущественного ценза, что тоже было не новостью в тогдашней демократической практике. Среди выборщиков в Первую Думу выборщики от землевладельческой курии составляли 31 %, от крестьянской — 42 %. Выборы были тайными и действительно свободными, коль скоро вмешательство власти в избирательный процесс если и было, то «бесспорно гораздо более пассивно, чем обыкновенно бывает в западных демократических странах»[222].
Государственный совет из законосовещательного органа при императоре превращался в достаточно полноценную верхнюю палату парламента. Предусматривалось, что подведомственные ему законодательные и большинство финансовых дел предварительно рассматриваются нижней палатой, которые Госсовет мог отклонять. Обладал он и фактическим правом законодательной инициативы. Царь ежегодно назначал председателя и вице-председателя Госсовета, а также половину его членов — 98 человек. Другая половина была выбиралась «высшими классами» и включала представителей от духовенства, Академии наук и университетов, земских собраний, дворянских обществ, торговли и промышленности (56 человек — от территорий, 42 — от курий) Каждое губернское земское собрание выбирало одного члена Совета, в губерниях, не имевших земств, избирательными коллегиями выступали съезды землевладельцев. 12 мест закреплялось за Польшей. Оговаривалось и представительство от Финляндии, которым она, однако, по причинам, о которых я скажу позднее, не спешила пользоваться. По своему правовому статусу члены Государственного совета, назначенные императором, являлись не народными представителями, как их коллеги по избранию или депутаты Госдумы, а чиновниками первых трех классов Табели о рангах, которым были запрещены занятия частным бизнесом. Выборные члены обеих палат пользовались ограниченной неприкосновенностью. Для лишения их свободы требовалось согласие соответствующей палаты или задержание на месте преступления[223].
Россия перестала быть абсолютной монархией, главный родовой признак которой заключается в недифференцированнности законодательной и исполнительной власти, сосредоточенной в одних руках. Согласно Основным законам, император уже не мог законодательствовать помимо Госдумы и Госсовета. Исключение из этого правила составляло чрезвычайно-указное законодательство «в порядке 87-й статьи», но и в этом случае требовалось последующее утверждение представительным органом. Высшая исполнительная власть осуществлялась царем и Советом министров. Причем император должен был действовать «согласно закону». «Власть исполнительная, особенно в среднем и низшем звеньях управления, во всем объеме монарху не принадлежала, действовали органы самоуправления, земства, городские думы. Уже тогда сказывалась и сила «четвертой власти» в лице оппозиционной прессы, влиявшей на управленческие структуры подчас сильнее Императора»[224]. На самом деле утверждать, будто разделение властей было фикцией и все решения все равно принимались в одном кабинете, как часто делается, оснований не было. Вот как описывал свои будни, начиная с открытия заседаний Третьей Думы (1907 год) Владимир Коковцов: «С этого дня в течение длинных шести лет вся моя работа по должности министра финансов, а потом, с сентября 1911 года, и в должности председателя Совета министров протекала неразрывно в связи с Государственной думой сначала третьего, а потом и четвертого созыва, и, можно сказать, что мой 14-часовой труд в сутки столько же протекал на трибуне Думы, сколько и в кабинете министра финансов на Мойке»[225].
Дума и Госсовет не формировали правительство, и на этом основании многие критики режима говорили о сохранении самодержавия. Столетие назад конституционные монархии делились на парламентарные, в которых исполнительные органы действительно формировались парламентским большинством, и дуалистические, где исполнительная власть сохранялась за монархом и назначаемым им правительством, которое могло оставаться у власти и не пользуясь поддержкой
