Таинственный монах - Александр Владимиров

Ермилов поднялся с дивана, пошел на кухню. Про чайник он совершенно забыл. Хорошо, успел вовремя и кипяток не выкипел полностью. Заварил неприятный на вкус чай, в этом Игорь убедился, когда сделал несколько глотков. Выругался и взял пачку с заваркой.

На мелочи редко обращаешь внимание. Думал, что заваривает Ахмат, а выяснилось — грузинский. Причем явно третьесортный.

— Третий сорт не брак, — прошептал Игорь. — Нужно ехать на Лубянку, может быть, там удастся что-нибудь обнаружить?

Адъютант полковника Заварзина удивленно смотрел на Ермилова. Когда дверь в приемную открылась и Игорь появился на пороге, он побледнел, словно увидел самого черта. Показал рукой на кожаный диван, что стоял у стены и произнес:

— Подождите, сейчас доложу.

Скрылся за дверью. Между тем Ермилов оглядел приемную. Вроде все по-прежнему. Даже здание КГБ, или как оно тут называлось, этого Игорь не знал, было построено по проекту того же самого архитектора, что возвел такое огромное сооружение в его реальности.

Вернулся адъютант. Говорить ничего Ермилову не стал. Через три минуты снял трубку телефона, и только после того, как получил указания, произнес:

— Полковник ждет.

Игорь встал, поправил костюм и вошел в кабинет.

Заварзин сидел за столом и помешивал в стакане чай. Он взглянул на Ермилова так, словно перед ним был не его сотрудник, а сам призрак отца Гамлета. Сделал глоток, встал и подошел к окну. Потом резко развернулся и посмотрел на Ермилова.

— Докладывай, почему ты, Игорь, здесь, а не в Лондоне! — Произнес он.

— В Лондоне? — переспросил Ермилов. Удивился, что полковник обратился к нему неофициально.

Путешественник стоял и не знал, что ответить.

— Товарищ лейтенант, вы должны быть в Лондоне, — проговорил полковник официозно.

— Так точно, — отчеканил Ермилов, соображая, что другой ответ может вызвать иную реакцию. Вряд ли полковник поверит тому, что он только что вернулся из прошлого. Где решал проблему с двойником Петра. Скорее всего, в этой реальности просто не была создана машина времени.

— Провал?

— Так точно. — Отчеканил Игорь.

— Мне стольких трудов стоило твое внедрение в стан врага, — выговорил он, оседая в кресло и закрывая лицо руками, — и опять — провал… Что ж, садись, — показывая на стул, которого, Игорь помнилось, в кабинете у полковника никогда раньше не было.

Ермилов сел. Стул оказался неудобный. Казалось, что одна ножка у него короче, чем другие, но выбирать не приходилось. Вполне возможно, что он умышленно был такой. Тут не сосредоточишься, о чем-то другом думать не будешь, а чтобы все скорее закончилось, невольно начнешь быстро отвечать на вопросы.

"Бог с ним, со стулом, — подумал Игорь, — мне и не на таких сидеть приходилось".

Оглядел кабинет. Все вроде, как и в его реальности, за исключением разве что стула. На стене даже портрет на привычном месте. Игорь пригляделся к изображению на нем и чуть не поперхнулся. Прямо со стены на него взирал "Лев мировой революции" — Троцкий. "Политическая проститутка" — как говаривал, по крайней мере, в реальности Игоря, товарищ Сталин.

"Хроносдвиг налицо", — подумал Ермилов.

— Мне с трудом удалось внедрить тебя в логово Империализма, — повторился Заварзин, — легенда была — не подкопаешься. Необходимо было всего лишь найти руководителя освободительного движения России. Тебе его даже убивать было необязательно. Оставил бы маячок и все. А теперь… Да он же теперь никого, понимаешь, никого к себе и на метр не подпустит.

Полковник тяжело вздохнул. Ермилов мысленно прокрутил сложившуюся ситуацию. Сейчас он, человек из этой реальности, по-прежнему находился в Британии, не подозревая, что на Лубянку, или как это место тут называется, явился самозванец. Причем появлением своим внес дисбаланс в отлаженный механизм машины. Провал резидента от вышестоящего начальства не утаишь. Хорошо, что, по мнению Заварзина, все закончилось без лишнего шума, а не так, как это было в его, Игоря, реальности, когда американцы раскрыли агентурную сеть в две тысячи десятом году. Тогда скандал с Анной Чепмен наделал много шума. Интересно, а было ли нечто подобное тут?

— Что я теперь наверх докладывать буду? — Махнув рукой, проговорил Заварзин. — Без тебя как-то спокойнее было. Ладно, бери бумагу. Пиши докладную. Там, — и он показал рукой вверх, — требуют полного отчета — даже о провалах.

Ермилов взял бумагу со стола. Хотел было начать писать, но задумался, а на чье имя? Это не осталось незамеченным Заварзиным.

— На мое пиши.

Сочинять Игорю приходилось не раз. Сначала как-то тяжело шло, но потом после нескольких предложений текст начинал возникать в голове сам собой. Слова так и ложились на белый лист бумаги. Когда дело было сделано, путешественник протянул бумагу полковнику. Тот пробежался глазами, пихнул в папку и произнес:

— Пока ступай. Из города никуда не уезжай.

Игорь встал и медленно вышел из кабинета. В приемной задержался. Он вдруг подумал, что никогда Заварзина не видел таким подавленным. Скорее всего, операция по заброске Ермилова в Англию была очень важной.

"Чудесная картина выписывается, — подумал Игорь, — Штатный сотрудник, работающий под прикрытием в Великобритании, в логове мирового Империализма".

Ну, по крайней мере, так ему сказал в приемной, когда он вышел из кабинета, адъютант.

— Лучше бы ты сейчас находился в дождливом Лондоне, чем в солнечной Москве, — пояснил он, — и для тебя спокойнее, и для него, — служивый кивнул в сторону кабинета.

Ермилов выбрался из большого дома на Лубянке. Оглядел площадь, бросил взгляд на табличку на доме, улыбнулся.

— Ничего в этом мире не меняется.

Площадь носила название — Троцкого. На месте, где в его реальности сначала стоял памятник Железному Феликсу, потом одинокий пьедестал, а когда отправлялся в прошлое, был черный камень, установленный в память жертв политических репрессии, сейчас была разбита клумба. Цветочки мелкие, не иначе — анютины глазки да львиный зев. Через площадь, на привычном для Игорька доме все та же знакомая до боли вывеска — "Детский мир". Отсюда и до Кремля рукой подать.

"А интересно, кто там сейчас у руля государства?" — Подумал Ермилов.

Он вновь посмотрел на здание Госбезопасности. Страшное место. Первоначально дом принадлежал страховому обществу "Россия", но в тысяча девятьсот девятнадцатом был отдан Центральному аппарату ВЧК. Тогда-то за ним и закрепилось название "Госужас". Сколько же народу погибло за его стенами. Игорь помнил имена известных заключенных, среди которых были: Борис Савенков, Сидней Рейли, Николай Бухарин, Осип Мандельштам и Александр Солженицын. Правда, арестованными они были в его реальности. Интересно, а постигла ли их такая участь в этой? Скорее всего — да! Вот только не всех.

В начале тридцатых голов двадцатого века к дому был пристроен корпус в стиле конструктивизма. Затем в сороковых годах, в той Игоревой реальности, он был перестроен. Но война там помешала сделать симметричное здание, вполне возможно, что здесь оно было достроено за один раз.

Возвращаться на Лубянку не хотелось. Поэтому по подземному переходу он перешел дорогу и, смешавшись в толпе москвичей и приезжих (все же удивительно, но это тоже в этой реальности не исчезло), вошел в магазин. Руководство страны верно рассчитало, заставив построить торговую точку именно в этом месте. Пусть хоть у детишек слово — Лубянка вызывает радостные и светлые ассоциации.

Если находясь в кабинете Заварзина, Игорь понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее в истории, только по портрету Левушки, то в универмаге все так и кричало. Обходя отдел за отделом в поисках литературы, Ермилов невольно почувствовал разницу. Во-первых, исчезли все трансформеры, роботы (китайского производства), которые в его реальности просто наводнили магазин. Вместо них непонятные железные дровосеки и прочие персонажи из "Волшебника Изумрудного города", изготовленные не иначе как где-нибудь под Тулой. Во-вторых, отсутствовали напрочь черепашки-мутанты и различные американские супергерои. В витринах, где они обычно стояли, теперь были оловянные солдатики. Игорь минут пять стоял, любуясь миниатюрой. В основном это герои гражданской войны. Среди прочих Ермилов разглядел фигурку Чапаева. Вот только тот был не в бурке, да и рядом стояла не тачанка.

В-третьих, хоть игрушечные железные дороги и продавались, были они явно российского производства. ЖД занимали около пяти столов. В основном старинные паровозы. Чуть подальше виднелись столы (явно предназначавшиеся для девочек) с мягкой игрушкой.

Китаем тут явно не пахло. Игорь даже на секунду задержался, чтобы полюбоваться всем этим разнообразием.

Кроме ассортимента изменились и продавцы. Они были совершенно другими. Лица у них серьезные, и казалось, что в место привычного: "Вам помочь?" сейчас услышишь: "Что стоишь, покупать будешь? Али нет! Тут тебе не музей!"