Бобо в раю. Откуда берется новая элита - Дэвид Брукс

Интеллектуальное происхождение классных капиталистов

Обратите внимание, насколько безоговорочно лидеры американского бизнеса принимают все критические замечания в адрес американского бизнеса. В течение века писатели и богема песочили делового человека. Этому были посвящены такие произведения, как «Джунгли», «Бэббит», «Великий Гэтсби», «Позолоченный век», «Смерть комивояжера», «Что-то случилось» (роман Джозефа Хеллера о бизнесмене), и тысячах других романов, пьес, фильмов и телесериалов (вспомнить хотя бы Джей Ар Юинга из «Далласа»). Везде предприниматель выводился неинтеллигентным, бездушным конформистом, носителем мещанских ценностей. Это подавленный человек, задушивший в себе способности к творчеству и сопереживанию ради того, чтобы вскарабкаться на промасленный шест и скопить как можно больше денег. На работе у него царит сухая бюрократия и снуют жалкие прожектеры. Взирая на этот портрет, сегодняшние культуртрегеры от бизнеса готовы согласиться и признать все обвинения. Отталкиваясь от этого, они и постарались создать новый образ делового человека, который больше бы соответствовал богемным ценностям.

В 1956 году Уильям Уайт написал книгу «Человек организации». Социологи спорят о том, насколько реалистичным был этот «Человек», однако сомневаться в том, что этот образ по-прежнему занимает важное место в картине мира образованного класса, не приходится. Даже те, кто не читал произведение Уайта – а таких сегодня подавляющее большинство, – отлично представляют этого «Человека организации» и уж точно не хотят быть на него похожи. Человек организации готов стать шестеренкой в огромной социальной машине. Ему кажется, что в одиночку ему не справиться, что он слишком слаб и неспособен управлять собственной жизнью, поэтому он встраивается в крупные учреждения и подчиняет им свою волю. Он уверен, что организация предоставляет ему одновременно и защищенность, и широкие возможности, и одно никак не ограничивает другое. «Молодые люди относятся к „системе“ без всякого цинизма и практически без скепсиса, – писал Уайт, – они не видят причин ей сопротивляться, напротив, они готовы с ней всячески сотрудничать». Более того, Уайт утверждал, что в рамках «социальной этики», которой они руководствуются, творческие способности и воображение ценятся меньше, нежели мягкий нрав и готовность угодить. Человек организации «ничем особо не выделяется, во всем придерживается середины». Уайт предвосхитил полемику, обострившуюся в 1960-е. Особенно убедительно он описал влияние крупных организаций на психическое состояние работников. Раньше начальнику нужен был только твой труд, писал Уайт, сегодня он хочет забрать «твою душу».

Книга Уайта – блестящая отповедь господствовавшим тогда управленческим теориям. Уайт критикует компании, где с помощью личностных тестов отсеиваются сотрудники, у которых могут возникнуть сложности с адаптацией в коллективе. Он пишет о научных лабораториях, руководство которых ради стабильности готово избавиться от талантливых, но эксцентричных или неуживчивых ученых. На описываемые Уайтом предприятия требовались не визионеры-индивидуалисты, но легко вписывающиеся в коллектив приспособленцы. К примеру, в фильме, который показывали перед поступлением на работу в химическую компанию Monsato, ученым сообщалось: «Гениям здесь не место, у нас рука об руку трудятся обычные американцы». Нефтедобывающая компания Socony-Vacuum распространяла буклет, где черным по белому значилось:

За исключением редких исследовательских задач, специалисты крупных компаний почти никогда не работают поодиночке. Виртуозам тут точно не развернуться. Предприятие, даже вне технических аспектов, механизм настолько сложный, что овладеть им в одиночку не под силу никому; поэтому чтобы выполнять свои обязанности, сотрудник должен сработаться с коллегами».

Уайт жестко критиковал «человека организации», считая, что в американских корпорациях нарушен баланс личного и коллективного, нужды организации переоценивались, а индивидуальные потребности не ставились ни в грош. Уайт не призывал людей бросать свои предприятия, скорее он предлагал наладить более здоровые взаимоотношения. Он советовал «человеку организации» бороться с организацией, избегая при этом саморазрушения. «Каждый может послать начальника к черту, – писал Уайт, – но на следующей работе будет новый начальник, и, в отличие от литературных героев, современный человек едва ли может найти тихое убежище в деревне и стать ближе к земле». Уайт стремился к миру, где люди продолжали бы работать в корпорациях, но как отдельные уверенные в собственных силах личности, которые ставили бы собственные потребности, по крайней мере, не ниже коллективных и не были бы преданы чему-то одному. Он мечтал об организациях, где эксцентричные и полные творческой энергии таланты ценились бы по достоинству, а не изгонялись из-за неспособности вписаться в некие бюрократические рамки.

Технократия

Десятью годами позднее аргументация Уайта была частично принята на вооружение автором куда более радикальной книги, оказавшей на сегодняшних капиталистов и их представления о деловой жизни влияние настолько глубокое, что он, автор, и в мечтах представить себе не мог. «Создание контркультуры» Теодора Рожака была опубликована в 1969 году и стала самым внятным высказыванием, осветившим на тот момент еще актуальную тему ниспровержения истеблишмента. Как и Уайт, Рожак видит Америку страной, управляемой крупными корпорациями. Как и Уайт, он анализирует психологические травмы, полученные в результате жизнедеятельности внутри этих бюрократических систем, которые он предпочитает называть технократиями. Своими жертвами они управляют с помощью мягкой вкрадчивой тирании, опресняя их сравнительно комфортабельное существование, путем подавления всякой индивидуальности, творческой активности и воображения. Как и Уайт, Рожак не приемлет общественный порядок, при котором основной упор в социальных отношениях делается на покладистость и инерцию.

Существенное же различие между двумя авторами состояло в том, что Уайт был репортером журнала Fortune, а Рожак – радикальным представителем контркультуры. Если отношение Уайта к буржуазным ценностям было неоднозначным, то Рожак подвергал организацию уже куда более жесткой и системной критике. Он утверждал, что проблема общества состоит не в той или иной теории управления или практике приема на работу. Корпоративные наросты – это симптомы куда более глубокой культурной болезни. Основная проблема, по Рожаку, кроется в самом рационалистическом мировосприятии, которое он называл объективным самосознанием.

«Если проанализировать технократию с целью вычленить, что именно дает ей такую власть над нами, – писал Рожак, – мы неминуемо придем к мифу об объективном самосознании. Постичь реальность – гласит миф – возможно лишь путем дистилляции сознания, исключения всякого субъективного искажения, любой личной сопричастности. Знанием может считаться информация, полученная исключительно в таком состоянии сознания. Это крае угольный камень, фундамент всех естественных наук, подпав под влияние которых, все области знания стремятся стать научными». Рожак описывает бухгалтера, который воспринимает мир, как гроссбух, холодного ученого, расчетливого предпринимателя, бездушного бюрократа, узколобого инженера. Высшим проявлением объективного сознания, по Рожаку, является машина. Машина – «это стандарт, эталон, мерило всех вещей». В представлении технократа компании университеты, даже целые народы должны бесперебойно функционировать подобно хорошо смазанной машине.

Неудивительно, что люди становятся машиноподобными шестеренками организаций. Дабы как следует разъяснить свою мысль, Рожак цитирует французского философа Жака Эллюля: «Техника должна быть предсказуема, и прогнозы эти должны быть максимально точными. Более того, техника должна господствовать над человеком. Для техники это вопрос жизни и смерти. Технике необходимо низвести человека до обслуживающего технику животного и стать королем рабов техники. Человеческие прихоти падают ниц перед технической необходимостью; человеческая автономия невозможна, поскольку техника сама стремится к автономии, здесь либо одно, либо другое. При таком положении техника формирует человека… так, чтобы стереть кляксы личных устремлений с идеального чертежа организации».

Это одно из базовых положений богемной критической мысли. Достаточно отвлечься от изучения окружающего мира, чтобы начать воспринимать его правду и красоту, вместо этого мы покоряемся искусственным богам. Мы отягощаем себя жесткими общественными структурами и сковываем нечеловеческим образом мысли. Еще со времен Флобера сотоварищи богема отвергала излишне рациональное мышление. Подобно философам-трансценденталистам они искали более эстетически ориентированный, мифотворческий, интуитивный способ восприятия. Спустя столетие Рожак, как и первая богема, ставил самовыражение выше самоконтроля. Цель жизни он видел в расширении собственного «я». «Самое важное, – писал он, – это чтобы каждый из нас стал человеком, законченной, цельной личностью, в которой ощущался бы непосредственный опыт познания разносторонней человеческой природы и чувствовалось, что личность эта научилась жить в невероятном многообразии действительности».