Большевики, 1917 - Антон Антонов-Овсеенко

С началом войны газеты, разумеется, старательно отражали и ход боевых действий, анализируя стратегию и тактику как русских войск, так и их союзников и противников. Так, в мае 1915 г. газета «Речь» в рубрике «Печать» переопубликовывала большими кусками пояснения «Русского инвалида» по поводу перегруппировки боевых сил: «Обращаясь… к вопросу о причинах изменений, происшедших в Западной Галиции, официоз поясняет, что причиной потеснения нас на второстепенном участке нашего театра… явилось непротивление союзников германской инициативе свозить её войска со всех фронтов куда ей угодно»[41]. Здесь же «Речь» комментирует и публикацию в газете «Новое время», касавшуюся того, что немецкому принципу «бургфриде», то есть приложению всех усилий на сохранение внутреннего мира во время войны, противопоставлено российское единение. «Нигде общее единение не вылилось в более прекрасное, неподготовленное явление, чем у нас в России, — цитировала „Новое время“ газета „Речь“. — Оно потому было так естественно и радостно, потому свершилось так сказочно быстро, что инстинкты народные, повинуясь историческому навыку, толкнули новую Россию на испытанные пути, спасавшие древнюю Русь в годины смертных неисчислимых лихолетий». «К сожалению, старые немецкие приспешники, вроде „Земщины“ и „Прусского знамени“, всячески стали домогаться разрушения этого общего единения и теперь торжествуют, что их работа даром не пропадает!» — заключает (ошибочно, как показал дальнейший ход истории) «Речь»: настоящая угроза единению России исходила отнюдь не от черносотенных изданий.

Несмотря на более широкую информированность и отсутствие политической ангажированности, публикации «Русского слова» за 1915 г., особенно в части, касавшейся почтительного тона высказываний в адрес дома Романовых, не отличались особой оригинальностью от таковых в газетах «Утро России» и «Речь». Так, в мае 1915 г. «Русское слово» наряду с информацией об улучшении материального положения почтово-телеграфных служащих, оборудовании Союзом городов бань на передовой, отказе московского уездного воинского начальника в отсрочке от призыва занятых на производстве рабочих и служащих в приличествующем случаю тоне сообщало об избрании верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича почётным членом Академии наук.

Совершенно иным, и, конечно же, соответствующим тем изменениям в общественном сознании, которые происходили в русском обществе с течением войны, предстаёт перед читателем содержание тех же газет в канун революционных событий 1917 г. Так, автор обзора в «Утре России» от 11 декабря 1916 г., посвящённого запросу министра финансов на новое расширение эмиссионного права Госбанка, с сожалением сообщал: «Он [министр финансов. — А. А.-О.] предполагает выпустить ещё на три миллиарда бумажных денег… Становится холодно при мысли о том, чего требует от человечества эта война, и какое „движение ценностей“ она вызывает. Я говорю „движение“ потому, что не следует думать, что эти ценности исчезают куда-то бесследно. Исчезает только часть их, та, что расстреливается из пушек, та, что уходит с изнашиванием машин, орудий, одежды, превышающим обычное их изнашивание. Большая часть остаётся, лишь переходит из одних рук в другие, вызывая громадные социальные изменения».

Попутно в комментариях к миллиардным эмиссиям Госбанка «Утро России» обнаруживало такую осведомлённость о государственных военных тратах, которая могла происходить только от принадлежности газеты отечественному финансово-промышленному истеблишменту: «Всех тяжелее — если не считать Турции — будет нам, которым приходится выбрасывать за границу по заказам на снаряжение, т. е. как раз на то, что изнашивается и расстреливается, неслыханные количества… „единиц“ труда русских людей… Жутко думать об этой реке миллиардов, текущей в Новый Свет и в Японию, где идёт какое-то фантастическое обогащение и создаётся новый класс мультимиллионеров и даже миллиардеров, и где простой слух, что Россия может принять германское предложение мира, вызвал на бирже панику».

Далее «Утро России» переходило уже к прямым обличениям царского правительства и собственно самодержавного строя, когда указывало на причины, побудившие размещать миллиардные заказы за рубежом: «Всё это — расплата за гордое пренебрежение к отечественной промышленности и за многое другое… Следствием этого будет новое понижение курса рубля, курса международного и особенно „внутреннего“, и новое усиление дороговизны, так как заработок значительной части населения не может сразу поспеть за возросшей ценой продукта или вещи, т. е. реальной ценности». «В этом виновато не население России, — заключало „Утро России“, — экономические и моральные законы незыблемы даже во время войн. Чтобы это перестало быть так — нужно, чтобы изменилось что-то в системе государства, — чтобы ценности, которые оно даёт, стали действительными ценностями».

В ещё более обличительном тоне в адрес самодержавия были выдержаны публикации «Утра России», посвящённые убийству Григория Распутина в номере от 20 декабря 1916 г. В заметке «Прорубь» автор адресовал правительству совсем уже гневные строки: «Да ведь это же он, дух этот, дух эпохи, этот самый режим византийский лежит там на холодной груди Невы, столько уже унесшей тайн и крови, это он брошен там теми, кто это совершил, чтобы она унесла его с глаз долой. И пусть так и будет. Пусть он исчезнет».

Вместе с упомянутым «духом» совершенно исчезали по мере приближения к Февральской революции 1917 г. и какие-либо намёки на былую почтительность в адрес самодержавия (и представлявшего его интересы правительства) не только с газетных полос, но и из сознания народных масс и думского истеблишмента. Так, в обзоре печати от 18 декабря 1916 г. «Речь» опубликовала значительный отрывок из текста газеты «Биржевые ведомости», посвящённого прениям в Государственной думе, выдержанного в духе прямых обвинений в адрес режима: «Мало оказалось обкарнать общественные организации применением к ним 87-й статьи, отдававшей их под надзор администрации, — понадобилось прибегнуть к прямому запрету, и тем самым почти накануне роспуска Гос. Думы снова показать ей, каково истинное лицо системы, осуждённой в сознании всей страны. Оказательство этого „лица“ дало надлежащий эффект. Думские речи, при всём разнообразии их оттенков, отразили властное наступление общественности, предостерегающей против ослабления занятых Гос. Думой позиций, призывающей к спасению отечества, напоминающей, как это было сказано в одном постановлении, что все сроки истекают и близятся к концу даваемые отсрочки».

Газета «Русское слово», используя тот же, что и в «Речи», приём маскировки собственного мнения за цитатами из других изданий, в обзоре печати от 1 декабря 1916 г. сообщала: «„Московские ведомости“ открыто и не без гражданского мужества признают, что правые организации разбиты и что чёрная сотня в полном своём составе потерпела жесточайшее и бесславное поражение. Причину этой „гибели надежд“ газета совершенно справедливо видит в том, что правые организации „оподлели“… Из кого же, в самом деле, набирать теперь новую черную рать?.. Притом же сами „Московские ведомости“ не отрицают, что „авторитет правительства в глазах народа падает всё ниже и ниже“ и что „в данный момент враги нашего государственного строя стоят на самом пороге к достижению своих ближайших целей“».

Как покажет история, враги самодержавия в лице большевиков и других левых течений действительно уже «стояли на пороге» его свержения. И хотя Ленин, находясь за границей, не мог принимать в этом такого деятельного участия, как ему хотелось бы, однако на тот момент он в этом не слишком и нуждался: царизм сам, как и родственные ему режимы в Европе, в точном соответствии с ленинскими установками, рыл себе могилу в сознании масс.

Глава 3. Большой Февраль

Когда Ленин узнал о Февральской революции в Петрограде, он написал своей соратнице Александре Коллонтай из заграницы: «Сейчас получили вторые правительственные телеграммы о революции 1 (14). III в Питере. Неделя кровавых битв рабочих, и Милюков + Гучков + Керенский у власти!! По „старому“ европейскому шаблону… Ну что ж! Этот „первый этап первой (из порождаемых войной) революций“ не будет ни последним, ни только русским. Конечно, мы останемся против защиты отечества, против империалистической бойни, руководимой Шингарёвым + Керенским и Ко. / Все наши лозунги те же»[42]. Керенский в своих насыщенных субъективными оценками мемуарах сообщал также, что Ленин, среди прочего, отправил телеграмму партийцам (в транскрипции Керенского — «сообщникам») с инструкциями в Стокгольм следующего содержания: «Наша тактика: полное недоверие; никакой поддержки новому правительству; Керенского особенно подозреваем; вооружение пролетариата — единственная гарантия; немедленные выборы в Петроградскую думу; никакого сближения с другими партиями».